Путешествие в Надкопанье

14.05.2025   Приход     Комментариев нет

В Ленинградской области знакомый батюшка посоветовал мне встретиться с игуменом Антонием (Кузнецовым), который возглавляет в епархии архитектурную комиссию: «Он Мухинку окончил, человек образованный, фильмы снимает. На Ютубе можешь найти: “Верую”, “Свои истории” и другие. Такие человеческие фильмы, про простых людей».

Ну, думаю, раз епархиальный архитектор, то найти его будет нетрудно. И тут узнаю: служит он в далёкой деревне Надкопанье, где-то у Ладожского озера. В этой деревне, как пишут, стоит «самый красивый храм в Ленинградской области». Недоумеваю: «Стоило ли священнику-архитектору в такую даль забираться ради какой-то красоты?» Потом-то выяснилось, что всё наоборот: художником, да и батюшкой, он, возможно, и стал как раз потому, что родился там и с самого детства эта красота была перед глазами. Но не буду забегать вперёд.

Чем ближе к Ладожскому озеру, тем ниже спускается небо. Сам я у Белого моря вырос и вижу: здесь оно такое же, как в моём детстве. Близкое, вещественное и неяркое – глазам приятно. Тысяча оттенков серого. На такое небо не щуришься – на нём читать можно. Буквы, образы чего-то потустороннего. И земля под ним осеняется неотмирностью, загадочная земля. Здесь она вообще фантастическая: плоская сухая болотина, разрезанная узкими каналами, и лабиринт каналов до горизонта… «Это мы что, в Голландию заехали? – говорит мой друг-водитель, в своё время поездивший по Европе. – Только там дома, люди, а здесь никого, дичь…» И вправду мало признаков жизни, разве что вот эти «марсианские каналы», оставшиеся от неведомой цивилизации.

 

Въезжаем в Надкопанье. Уже свечерело, но храм Рождества Христова прекрасно виден – то ли подсветка у него, то ли сам светится. Белоснежное чудо! Преогромный и воздушный, словно по небу летит. Как он здесь, в заштатной деревеньке, оказался?!

 

Храм Рождества Христова в деревне Надкопанье

В ста метрах от храма, на набережной Косопаши, притока Паши, находится искомый адрес. Деревянный забор, кнопка звонка. На звонок выходит классический кондовый русский дед в валенках и ватнике, смотрит с прищуром из-под лохматых бровей:

– Тебе кого?

– Мне к отцу игумену. Проводите к нему?

– Ну пошли.

Иду за дедом. Ого, а здесь целый монастырёк: домишки, храм с маленькой луковицей, длинные грядки огорода, чернеющие из-под снега. Заходим в трапезную. При электрическом освещении понимаю: так это игумен и есть! Благословив, он спрашивает: «Первое будешь? Или только второе?» Соображаю, что это он об ужине для путника, то есть меня. Говорю, что от супчика бы не отказался, но на столе появляется и второе, и третье… За трапезой и пошёл разговор.

 

Игумен Антоний (Кузнецов). Фото из личного архива о. Антония

Рождённые в СССР

– Отче, а что это у вас тут за каналы марсианские? – интересуюсь. – Такой размах, как при строительстве египетских пирамид.

– Это от советского времени осталось. Был тогда мощный Минводстрой, который мелиорацией занимался. А Романов, тогдашний первый секретарь Ленинградского обкома, сельское хозяйство у нас поднимал, вот и применили здесь голландскую технологию. Он, кстати, и наш Христорождественский храм пытался восстановить. Был в здешних местах на охоте, увидел красоту храма, который в разрухе стоял, и распорядился отреставрировать. Выделили средства, поставили леса, а потом – перестройка, Романова в возрасте 62 лет отправили на пенсию и деньги разворовали. Это всё на моих глазах происходило. Я-то родом из соседней Паши, в ту пору, в 1985-м, как раз после Мухинского училища вернулся домой, поступил работать художником-архитектором в совхоз «Пашский». До 1995-го был там, а когда совхоз развалился, работал архитектором в других организациях села.

– Получается, если бы Романова не «ушли», то ваш храм намного раньше бы восстановили?

– Да кто его знает. Может, и Советский Союз бы не рухнул. Брежнев ведь не Андропова и не Горбачёва, а Романова на своё место прочил. Тот постарше и поумнее Горбачёва был. Уроженец Новгородчины, учился в техникуме, воевал в Великую Отечественную, затем окончил кораблестроительный институт, инженер. В ЦК занимался военно-промышленным комплексом и был хорошим организатором – ну, помните, как тогда военная техника у нас развивалась. А Горбачёв – комбайнёр с юридическим образованием – в ЦК курировал сельское хозяйство, которое при нём разваливалось. Его там, на юрфаке, только языком болтать и научили. Это всё я видел изнутри…

– Ну, у Романова тоже свои недостатки имелись. Одна свадьба в Таврическом дворце чего стоит, – говорю, переходя ко второму блюду: жареной рыбе с овощами, выращенными на здешнем огороде. Странно как-то. Приехал в далёкую деревню, разговариваю с монахом, игуменом – и о ком? О секретаре ЦК КПСС, о котором все уж давно позабыли.

– Да какая там свадьба! Я и тогда этим слухам не поверил.

Позже, после встречи с о. Антонием, поинтересовался: действительно, а была ли в реальности та свадьба младшей дочери Романова в Таврическом дворце со столовыми приборами, взятыми из Эрмитажа, и вправду ли гости царский сервиз разбили? Прекрасно помню этот слух, мол, Романов возомнил себя продолжателем царей Романовых. Читаю воспоминание внучки Григория Васильевича: да, свадьба была, но в узком семейном кругу, на скромной служебной даче в Осиновой Роще. Никаких сервизов из Эрмитажа, конечно, не было. Да и не мог позволить себе такое первый секретарь обкома в 1974 году – его бы из партии выгнали. Вообще Романов отличался скромностью, жил в обычной трёхкомнатной квартире с семьёй из шести человек.

Что примечательно, слух этот возник в 1982-м – перед самой смертью Брежнева. Сначала его опубликовал немецкий журнал «Шпигель», что могло быть с подачи Андропова, главы КГБ, метившего на место Брежнева. Но когда уже Андропов оказался при смерти, «Шпигель» вновь вернулся к теме «разбитого сервиза». И другие слухи тоже пошли. Что Романов пьяница, что у него тайный роман с Людмилой Сенчиной. Ложь чудовищная! Женой у него была настоящая русская красавица Анна Гусева, с которой он познакомился в техникуме и с которой заручился, что поженятся после войны, если выживут. Под Ленинградом его контузило, привезли в госпиталь с отмороженными ногами, и Анна разыскала его, выходила. Несмотря на полученную инвалидность, он снова вернулся на фронт… Об этом целый роман можно написать.

И да, он был трезвенником во всех смыслах. Расчётливый инженер с дерзостью первопроходца. Это при нём начали строить гигантскую защитную дамбу в Финском заливе. Смог бы он сохранить и развить дальше СССР? Какой была бы при нём перестройка? Уж точно не русофобской. С одной стороны, он поощрял творческие вольности – открыл в Ленинграде единственный в СССР рок-клуб, при нём же стали традиционными молодёжные праздники «Алые паруса». Но при этом прохладно относился к Даниилу Гранину, а пародисту Аркадию Райкину, когда тот начал выступать с откровенно русофобскими номерами, предложил убираться из города, и тот переехал в Москву.

– Как думаете, если бы СССР устоял, было бы лучше? – спрашиваю игумена.

– Откуда нам знать? Только Господь всё видит.

– Ваш приход в Церковь, получается, совпал с началом возрождения храма, который не успел восстановить Романов?

– В 1996-м, когда у нас община образовалась, храм стоял в полусгнивших лесах, прямо на глазах разрушался. Печальная была картина: ни окон, ни дверей, ни потолка над трапезной. Полов вообще не было. Конечно, сердце болело. И через желание восстановить поруганное многие тогда обращались к Богу.

Храм в Надкопанье и окрестности с высоты птичьего полёта

Великое освящение

– Вы тогда уже крещёным были? – спрашиваю отца игумена.

– Меня ещё в детстве крестили – в Богородицком храме в деревне Рогожа на реке Сясь. В двенадцать лет побывал в Троице-Сергиевой Лавре, и это было ярким впечатлением.

– А в Свирском монастыре бывали? Он же недалеко от вас.

– Бывал, родственника навещал. Там же тогда психиатрическая лечебница располагалась, и в народе говорили: «Свезли в Свирский», – это значит увезли с белой горячкой. Вот родственник с этим там и лежал. Чаще я бывал в Введено-Оятском монастыре – школьником лето проводил в деревне Карлуха в шести километрах от него. В монастырском храме тогда клуб был, плясали на танцах. Безобразие, в общем. А ведь раньше какие были православные твердыни! Александро-Свирский монастырь, к которому был приписан Оятский, – настоящая северная лавра, просвещавшая русское Приладожье и Карелию с пятнадцатого века.

– Паша и Надкопанье в те времена появились?

– Здесь вепсы жили. Кстати, преподобный Александр Свирский тоже вепсом был. С их языка «паша» переводится как «великая» – так реку величали. Она течёт с Вепсской возвышенности 242 километра и здесь впадает в Ладожское озеро. В уставной грамоте князя Святослава Ольговича 1137 года перечисляются налоги для «Обонезьского ряда», и там значится: «На Свире гривна, в Тервеничах три гривны… устье Паши гривна, у Пахитка на Паше полъгривны». То есть это были уже государственные земли, и Пашский Перевоз – нынешнее село Паша – уже тогда имел большое значение. Да и сейчас там через реку проходит Мурманское шоссе, а до революции проходил Архангелогородский тракт. Через каждые двадцать километров стояли почтовые станции: в Манихино, в Ояти, в Югах… Но центром была не Паша, а Надкопанье. Здесь и урядник жил, и таможня стояла.

– Зачем таможня, ведь не на границе же? – удивляюсь.

– Три раза в году здесь ярмарки проводились, на которые не только с округи на телегах приезжали, но и издалека на пароходах, в том числе из Финляндии. Хоть это была не заграница, но товар всё равно осматривали. Вообще жизнь была бурной. Пять тысяч населения вместе с ближними деревнями.

– И такой храм построили! Красивый.

– Он в стиле ампир, который является вершиной классицизма. Строил его в 1823–1828 годах последний в России ревнитель ампира Авраам Мельников, декан архитектурного факультета Художественной академии. Он, кстати, выиграл конкурс на строительство Храма Христа Спасителя в Москве, который собирались возвести на Воробьёвых горах. Но император Александр I умер, и новый император Николай I всё поменял – стали строить по проекту Константина Тона в русско-византийском стиле.

– Но почему такой известный архитектор обратил внимание на вашу деревню?

– Здесь, в Новоладожском уезде, император Павел I пожаловал земли Фёдору Ивановичу Апрелеву, начальнику Санкт-Петербургского арсенала. Это был выдающийся инженер, генерал-лейтенант артиллерии, изобретший важный для того времени прибор для заделывания в орудиях раковин. Вот он и заказал Мельникову построить храм. И завещал под ним себя похоронить.

Перед храмом – сень над могилой Апрелева

Эту историю я узнал, уже будучи взрослым, хотя пацаном весь храм излазил и место его захоронения, конечно, видел. Когда мы восстановлением занимались, то в яблоке одного из крестов на куполе рабочий обнаружил позолоченную пластинку с выгравированным текстом: «Санкт-Петербургского Арсенала титулярный советник мастер Крейц крест сделал октября 31 дня 1826 года». Почему Арсенала? Стали копать эту историю. Связались с заводом «Арсенал» в Петербурге, там они попросили эту табличку для их музея. А взамен изготовили четыре новых позолоченных креста – в память о бывшем директоре «Арсенала». Установили их на малых куполах в 2006 году. Тогда же встал вопрос о восстановлении крипты над могилой генерал-лейтенанта. Из-за высокого уровня грунтовых вод решили прах его перезахоронить в могилу перед храмом. Над ней построили киворий-ротонду в стиле ампир. Это всё делалось на средства «Арсенала», мы с ними тогда очень подружились.

– Но это было уже потом, – возвращаюсь я к началу рассказа. – На какие средства вы храм-то восстанавливали? Он такой огромный…

Сень над могилой Апрелева украшена пушками

Сень над могилой Апрелева украшена пушками

– Глаза боятся, а руки делают. К тому же мы съездили на остров Залит к старцу Николаю Гурьянову, и он благословил: мол, ничего не бойтесь. Начали, конечно, с молитвы – приходили сюда пешком из Паши и акафисты читали в разрушенном храме. Занялись уборкой – десятки тонн мусора вывезли. Бабки по руинам ходили, ноги ломали, страшное дело. В храме ведь раньше МТС располагалась, в алтаре бочки с соляркой стояли. Потом, в семидесятых, пожар был – то ли пацаны на чердаке костёр жгли, то ли сено залежалое само воспламенилось, такое бывает. Храм горел три дня, не могли потушить, и всё внутри выгорело. Так он и стоял – им не пользовались, а поэтому ещё больше разрушался… Первым делом мы полы постелили, нам кто-то доски пожертвовал. Потом за крышу взялись. Потихоньку-полегоньку.

Священники к нам приезжали: отец Александр Журба из деревни Рогожа, где меня крестили, и иеромонах Вениамин (Непоту), первый постриженик Александро-Невской лавры. Первая служба была на Рождество 1996-го. На улице мороз минус 35 градусов, в храме почти столько же – у батюшки кадило к рукам примерзало. Стояло нас семьдесят человек – и такой духовный подъём был! В том же году на престол, на Ильин день, пришло уже двести человек, двадцать из них крестились. Служили батюшки не полным чином, да они и не постоянные были. Жилья-то для священника у нас не имелось. Поэтому, бывало, садились мы на наш приходской автобус и ехали в Введено-Оятский монастырь или в Старую Ладогу к игумену Ефстафию (Жакову) исповедоваться и причащаться.

– А вы когда священником стали?

– Я работал здесь художником-архитектором, пономарил, а в 1999-м меня поставили штатным псаломщиком. И дальше всё быстро случилось. Съездил я к отцу Николаю Гурьянову, получил благословение, и в течение 2000 года постригли в монашество, возвели в диакона, в иереи и назначили настоятелем нашего храма. С одной стороны, хорошо – я всё тут знаю. С другой – меня местные тоже знают, с самого детства. Как под благословение подходить к Серёжке Кузнецову? Это моё мирское имя. Но ничего, пообвыкли.

Игумен Антоний (Кузнецов). Фото со страницы ВК Ольги Чебыкиной

Первые десять лет службы у нас совершались в трапезной, там временный иконостас поставили, поскольку в самом храме шёл ремонт. Помните то время? – ни у кого денег не было. Собирали по крохам. Если бы не местные организации, которые что-то подкидывали: рубероид, кровельное железо, брус, цемент, то не знаю, как бы справились. В 1996-м нам вернули первое церковное здание, дом диакона. И как это было? В нём располагалась контора кормоучастка «Центральный» совхоза «Пашский», и конторские не хотели оттуда съезжать. Как рассказывал потом прихожанин Юрий Бондарь, «взяли мы икону, обошли дом крестным ходом, вошли в здание, повесили икону на стену за спиной у начальника кормоучастка и стали молиться всеми молитвами, которые тогда знали. Это продолжалось минут тридцать, потом молча ушли. На следующий день в здании уже никого не было, только пустые столы и разбросанные бумажки на полу».

К 2000 году по храму уже много сделали, но ремонт продолжался до 2012 года. По моему проекту изготовили иконостас, вместе с художницей Татьяной Нежуриной написали мы несколько икон, затем купол внутри расписали и так далее. Своими руками делать – это же большая радость. Паникадило, клиросы, обустройство алтаря… Ну, потом увидите. Закончили мы только к 2013 году, тогда и совершилось великое освящение храма.

Будни и праздники

Трапеза закончилась, игумен посматривает на часы – скоро уже идти служить вечерню. Спешу задать ещё вопросы:

– Ваш храм до сих пор единственный в округе?

– Нет, почему же. Мы и другие церкви, часовни строили, чтобы православие везде у нас утверждалось. Первым приписным храмом у нас стала Никольская каменная церковь в деревне Сторожно на берегу Ладожского озера, на территории древнего Николо-Стороженского монастыря. Памятник архитектуры, она быстро разрушалась, надо было что-то делать. Государство помогать не собиралось, и пришлось мне продать квартиру, чтобы сделать там крышу – на иное денег уже не хватило. Митрополит Владимир благословил рядом построить зимний деревянный храм, и в 2012-м он был освящён. Сейчас там монастырь.

В деревне Балдино в 1998-м меценатом была построена часовня, и при мне уже её перестроили и освятили как церковь во имя Тихвинской иконы Божией Матери – в память о её явлении в 1383 году на реке Паше. В посёлке Свирица устроили часовню во имя святителя Луки (Войно-Ясенецкого) – в здании бывшей аптеки. В деревне Самушкино построили деревянную Сретенскую церковь – на фундаменте храма, взорванного в 1946-м. Совсем недавно построена деревянная Петропавловская церковь в деревне Часовенское. А самое главное – наконец-то в моей Паше, где храма никогда не было, он появился! В январе 2013-го мы получили благословение митрополита Владимира на строительство, а в июне 2014-го его уже освящали. Всё так чудесно получилось. Строилось на средства Александра Кращука, петербургского предпринимателя, уроженца Паши. Храм Александра Свирского каменный, величественный – такая архитектурная доминанта в панораме левого берега реки Паши. Он был у меня приписным, но в 2020-м владыка Тихвинский назначил туда настоятелем отца Олега Трушникова. После этого прихожан у нас поубавилось, но всё равно радостно – отец Олег ведь наш воспитанник, вырос на нашем приходе от псаломщика до священника.

– Здесь на территории видел я небольшой храм, – вспоминаю. – Он у вас как бы монастырский?

– Почему «как бы»? Здесь у нас архиерейское подворье, которое может вырасти и в монастырь. Игумен есть, послушник есть, даже трудники имеются, – смеётся батюшка. – Раньше трудников много было, но все болящие, алкоголики да наркозависимые. И храм у нас освящён во имя иконы Пресвятой Богородицы «Неупиваемая Чаша».

– Они у вас сельским хозяйством занимаются? Ещё огород у вас видел.

– Вместе с домом диакона нам передали участок земли, и в начале 2000-х он помог выжить нашему причту. А потом настоятельница Введено-Оятского монастыря игуменья Михаила подарила нам корову. Посадили мы ягодные кусты, плодовые деревья и славно зажили. Появилась мини-ферма, птичник, три огорода. Дело даже не в самих плодах земных, а в том, что работа на земле сплачивает людей в одну семью. Церковная община, думаю, должна быть семьёй. У нас с самого начала традиция такая: общая трапеза после службы, общение душа в душу. Пока мы потихоньку строились, нам ещё одно здание вернули – церковно-приходской школы, где при советской власти были клуб и почта. Сейчас там у нас большая библиотека, открытая для всех жителей Надкопанья, проходят праздники. Думаю открыть там музей, посвящённый истории начального образования в сельской местности на Северо-Западе Российской Империи. Считаю это важным. Школьное образование было тогда на высоте, и нельзя это терять. Ну и традиционными ремёслами с ребятами там можно заниматься. Так-то к нам приезжают художники со всей страны. Детей из Петербурга принимаем, отдыхают у нас и тоже ремёслами занимаются.

Вообще у нас бывают многолюдные праздники. На пасхальный фестиваль «Красная горка» приезжают фольклорные коллективы со всей Ленинградской области, из Петрозаводска, с Кижей. У нас и свой коллектив есть, который так и называется – «Красная горка».

– Этот день был вашим местным праздником?

– Так называли первый день после Великого поста, когда разрешались венчания. Праздник семейный такой, говорили: «Кто на Красную горку женится, вовек не разойдётся». У нас это ещё подкреплено тем, что в храме есть чудотворная икона Божией Матери «Неувядаемый Цвет чистоты и целомудрия», которой молятся о даровании любви и детей. А престольный наш праздник, Ильин день, стал днём деревни, когда проходят народные гулянья: «Играй гармонь», фестиваль ремёсел, чествование ветеранов и так далее.

Ещё интересный праздник проводим в деревне Самушкино у новопостроенного Сретенского храма. Называется фестиваль «Слава русскому оружию». Посвящён он событию, о котором мало кто знает. Почти за 80 лет до Невской битвы, когда Александр Невский разбил шведов, этих самых шведов русские воины побили на реке Вороной, которая сейчас Воронежкой называется, – не дали им захватить крепость Ладогу. Русское войско тогда возглавлял Новгородский князь Святослав Ростиславич, и по врагу так ударили, что «мало ихъ убежаша», как писал летописец. Та победа в 1164 году почти на сто лет отвадила шведов от наших земель. Жаль, о ней мало пишут… У нас в Самушкино, которое прежде Вороновским погостом называлось, действует историко-культурный центр «Воронега» – ребята увлечённые, сами кольчуги плетут, бои на мечах устраивают, так что и праздник зрелищный. Приезжайте как-нибудь…

Игумен вновь смотрит на часы: пора идти.

Неувядаемый Цвет

По пути игумен зашёл в библиотеку и вынес три толстенные роскошные книги – с цветными иллюстрациями и, главное, профессионально, очень толково написанные: «Пашский погост. Четыре эпохи храма Рождества Христова», «Пашский перевоз. Память места» и «Архангельский тракт. Путешествие к реке Паше». Автор – искусствовед и краевед Елена Николаевна Кулагина. Работы эти на высочайшем уровне, такие мог бы издать Эрмитаж или Русский музей. И странно видеть в выходных данных: «Приход храма Рождества Христова, деревня Надкопанье». Спасибо батюшке за подарок!

С удовольствием потом читал, много интересного узнал. Оказывается, знаменитая икона «Чудо Георгия о змие», что в Русском музее, в советское время была вывезена из Троицкой церкви села Манихино, приписной к храму в Надкопанье. Церкви в Манихино уже нет, её разрушили после 1956 года, а село, точнее деревенька уже, сохранилось – стоит на Мурманском шоссе, в четырёх километрах от Паши. И вот эту манихинскую икону, написанную в новгородском стиле, можно сравнить с «Троицей» Рублёва – она столь же лаконична и чиста в духовном своём выражении.

Обычно Георгия Победоносца, побеждающего змия, изображали вместе с царевной, свидетелями чуда и подробностями пейзажа. Как и Пресвятую Троицу – с Авраамом, Сарой, зажаренным бычком и яствами на столе. А тут – никаких деталей, только само чудо на красном фоне. Развевается плащ, в пасть чудовища вонзается тонкое копьё – прямая геометрическая линия, не копьё даже, а абстрактное обозначение удара. И лик Победоносца светел – нет на нём гримасы борения с врагом. Победа духа. Верхний конец копья, как и часть нимба святого, и копыто белоснежного коня выходят за пределы ковчега иконы, они прорисованы на полях – от этого получается неожиданная объёмность. Образ написан на рубеже XIV–XV веков, как раз когда жил Андрей Рублёв. И эта Ладожская земля была освещена тем же нетварным светом, что носили в себе подвижники того времени.

В храме

В храме – столь же прекрасном внутри, как и снаружи – в иконостасе вижу икону Пресвятой Богородицы «Неувядаемый Цвет». Она храмовая, была здесь и до революции. Исчезла, когда храм разорили, а всех священнослужителей арестовали и расстреляли на печально известном Левашовском полигоне. Сергей Кузнецов, будущий игумен Антоний, нашёл её случайно в 1986 году. Хотя, конечно, ничего случайного не бывает. Шёл по родному селу Паша – в чьём-то сарае дверь была открыта – и мельком заметил, что там доска лежит, на икону похожая. Выпросил её у хозяина, принёс в свою художественную мастерскую при совхозе, отмыл, почистил. Но образ всё равно оставался тёмным, лик Богомладенца вообще не просматривался. Сергей и до этого собирал иконы, много их было в мастерской. Вскоре мастерскую обокрали: все иконы унесли, а эту – тёмную – оставили. Тогда Сергей не знал, что она храмовая – «Неувядаемый Цвет чистоты и целомудрия» (такое длинное название потом придумалось) – и что в старину юноши и девушки носили на груди такие образки, иконы «Неувядаемый Цвет», чтобы Царица Небесная помогла им сохранить целомудрие. Не этот ли образ и подвиг потом бывшего художника принять монашество?

Став священником, отец Антоний принёс в храм иконы «Всех скорбящих Радость» (благословение матери) и эту тёмную. Что было дальше, описано в подаренной мне книге: «В храме икона постепенно, начиная от башмачков Богородицы, начала обновляться, стали хорошо видны не только нежные лики Богородицы и Младенца, но и самые мелкие детали. Молитвы к ней помогают сохранять чистую и праведную жизнь, правильно выбрать супруга».

Подхожу к чудотворной иконе. К ней подвешены золотые и серебряные цепочки – приклады от тех, кому Божия Матерь помогла по молитвам. Позже на страничке прихода прочитал: «Помолилась когда-то у этой иконы о даровании мужа и детей, вот сейчас вместе с сыночком смотрим на неё и благодарим! Светлана Кожанова».

Подробнее расспросить батюшку я уже не успел – началась служба. Вернулся мой спутник, нам уже надо ехать дальше, на берег Ладоги – в Киприано-Стороженский Никольский мужской монастырь, где отец Антоний древнюю церковь восстановил. Оборачиваюсь. В темноте светится Христорождественский храм. Без какой-либо электрической подсветки. Дом Божий – он везде Божий. В столицах или в далёких русских деревнях.

 

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска

Добавить комментарий