Инокиня София (Коренева)

 Две монахини в пуховых платках поверх клобуков и ряс пробирались, пригнувшись, в монастырский храм сквозь пургу и темень двора. Одна из них, молодая и худощавая, говорила сквозь платок другой, пожилой и полной:

– Мать Вонифатия, вы осуждаете мать Татьяну?

– Нет, за что же? А ты её что, осудила?

– Я её никогда не любила. Строгая она. А на последней архиерейской трапезе была даже злой и угрюмой такой, как будто это не трапеза, а поминки. Но вы-то за столом с сёстрами сидели, не видели, а я была с ней на кухне. Её тогда ещё и старшей поставили. Кошмар!

– Ну, может, она просто плохо себя чувствовала? Не осуждай её, мать Соломония, каждый человек проживает свою жизнь, и мы не можем заглянуть к нему в душу.

– Да я бы и хотела не осуждать, только не получается, тяжело это.

Снег царапал лица и колол глаза сестёр белыми иглами. Монахини поравнялись с храмом, кажущимся в темноте серым, и стали осторожно подниматься по обледенелым ступеням.

– Ты, пожалуйста, зажги лампадки, а я пока литийницу приготовлю и елей с вином, – мягко сказала мать Вонифатия.

– Благословите, – ответила мать Соломония.

В это самое время монахиня Татьяна разбирала в монастырской канцелярии электронную и бумажную почту. Бумажные письма были в основном поздравлениями с грядущим Рождеством, которые, как всегда, приходили заранее. «Так, это от епископа, а это от игумении соседнего монастыря, которая недолюбливает нашу матушку. А это от благодетеля. Интересно, денег на ремонт монастырской часовни он не прислал?» – думала мать Татьяна.

Сквозь эти мысли, через беспокойство о стройке, о документах, о делах, то и дело прорывалась покаянная молитва. Но заботы не давали докончить Иисусову молитву, на покаяние не хватало времени, и от этого монахине Татьяне хотелось плакать, но уже не покаянно, а горько. Через час она немного разобралась с делами, посмотрела на часы и поняла, что ещё успеет на помазание. Осмотрев критически свой помятый апостольник, накинула рясу, пристегнула мантию с тугой застёжкой, водрузила на голову клобук, висевший здесь же, на вешалке, вышла из канцелярии и заперла за собой дверь.

Преодолев пургу, мать Татьяна вошла в храм. Она села в пустом и тёмном притворе на лавочку и стала вслушиваться в службу. В притворе никого не было. Каждое слово службы ложилось на душу. Внутренняя молитва пошла хорошо: внимательная, усердная, она была устремлена к Богу, к Живому Богу, находящемуся в храме здесь и сейчас. Не хватало только покаянного чувства. Но мать Татьяна усилием воли старалась его вызвать.

Вдруг в храм зашла девушка в короткой шубке, заснеженной красной шапке с помпоном и широких брюках. Она подошла к монахине Татьяне и стала что-то тихо говорить.

– Что? – переспросила мать Татьяна. – Не слышу.

Но девушка по-прежнему говорила тихо. Наконец мать Татьяна всё-таки расслышала, что девушка спрашивает, где здесь «зал покаяния».

– Это православная церковь! – гневно сказала мать Татьяна. – Здесь нет зала покаяния!

– Ну, я не об этом, – сказала девушка спокойным извиняющимся голосом. – Я спросила, где здесь за упокоение.

Мать Татьяна отчаянно махнула рукой в сторону нефа храма, и девушка пошла туда, растерянно поглядывая направо и налево, в поисках, куда поставить свечку за упокой.

И тут с монахиней Татьяной что-то произошло: ёкнуло у неё сердце. Стало очень жалко девушку и страшно за себя. Она встала, догнала девушку, обняла её и, сдерживая слёзы, сказала ласково, как только могла:

– Пойдём, матушка, я тебе покажу, где канун. Там свечку за упокой можно будет поставить.

И они пошли в правый придел к заупокойному столику с подсвечниками. Девушка смотрела на мать Татьяну сияющими от радости глазами.

После службы была проповедь. Батюшка говорил горячо, искренне. В конце проповеди он затронул тему покаяния:

– Русское слово «покаяние» по-гречески звучит «метанойя», а переводится как «изменение». Поэтому покаяние – это не только плач о грехах или биение себя в грудь, но в первую очередь перемена в себе. Хоть и плакать о грехах наших нам всем тоже надо. И мне первому.

– Простите меня, грешного! – сказал батюшка и совершил перед собравшимися в храме поясной поклон. Сёстры сделали земной поклон перед батюшкой. Мать Соломония помогла потом монахине Вонифатии подняться с колен.

После службы мать Татьяна и мать Соломония вели под руки изнемогшую мать Вонифатию в сестринский корпус. В келье они сняли с неё рясу, клобук, мантию и сапоги и помогли лечь на постель.

– Спаси Господи, сестрички, – тихо поблагодарила их мать Вонифатия, – что-то ноги совсем отказывают. Дайте, пожалуйста, молитвослов.

– Да где уж вам сейчас правило читать, давайте мы с Соломонией почитаем, а вы послушаете. Мать Соломония, ты не читала ещё правило?

– Я прочитала.

Монахиня Татьяна немножко опешила, не ожидая такого ответа. Но Соломония сразу же добавила:

 – Не волнуйтесь, матушки, я с большой радостью ещё раз помолюсь с вами.

На следующий день матушка Вонифатия мирно отошла ко Господу.

2020 г.

А. Александровский, фрагмент картины

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска