Кто-то молится за тебя
Главный опыт, который я получила за ковидный год, – ещё одно доказательство присутствия в нашей жизни живого Бога. А Он помогает нам через по-настоящему живых людей…
Моя история началась, наверное, как и у многих, весной прошлого года с растерянности, с ужаса от осознания надвигающейся глобальной катастрофы – на мир наступает ковид. Пандемия!
От мысли, что могу заболеть, а значит, заразить своих престарелых родственников, стыла в жилах кровь. По этой причине выходила я на улицу один раз в неделю, и то только в магазин за товарами первой необходимости. Перед этим тщательно экипировалась: кожаное пальто дополняла шапкой, закрывающей лоб и уши, помимо медицинской маски, внутрь высокого воротника наклеивала гигиеническую прокладку, а воротник поднимала вверх и в дополнение шпионского образа надевала широкие очки. К поверхностям прикасалась полиэтиленовыми пакетами, надетыми на резиновые перчатки. Сбегав в ближайший магазин без остановок «воздухом подышать», с порога направлялась в ванную. Там сбрасывала всю одежду и тут же отправляла её в стирку. Намыливала лицо и ноздри.
Позже настроение ужаса-ужаса сменилось раздражением. Я выдержала все рекомендации Минздрава и после снятия самоизоляции и заверений чиновников от медицины по поводу окончания первой ковид-волны. А теперь вот собираюсь в наблюдатели голосования по поправкам в Конституцию. Это голосование, по-видимому, оказалось лучшим средством в борьбе за улучшение ситуации…
Выполнив гражданский долг, собираюсь в поездку: в Малмыже живут две девушки, которые буквально перед всероссийской изоляцией вышли из психоневрологического интерната – захотели жить самостоятельно на съёмной квартире. Весной я обещала приехать к ним и забрать к себе в гости. Ждут меня с нетерпением. А тут слабость от жары навалилась – я её всегда плохо переношу. Ничего, поеду на рассвете по прохладе. А прежде полью на даче грядки и соберу малину…
Несколько кустов со спелыми ягодами свисают над краем заброшенного бассейна. Тянусь за ними и… понимаю, что ступеньки на старой самодельной лестнице давно сгнили – собрав их все в прямом смысле, с треском падаю вниз. Охая от боли, поднимаюсь, осматриваю раны: справа практически от пояса до колен тянется глубокий разрез, а с левой стороны ниже колена что-то течёт… Кровь?! Поднимаю глаза – и взгляд останавливается на ржавом железном штыре, торчащем из перекладины, – очевидно, он в момент моего проезда по сгнившим ступеням разрезал надвое левую икроножную мышцу.
От осознания, что мне не выбраться из ямы самостоятельно, становится дурно. Звать на помощь бесполезно – кто услышит голос из-под земли? А если я потеряю сознание от потери крови, то… Господи помоги! Отгоняя мрачные мысли, поставила обломки лестницы к стене и… вытащила себя сама!
Ещё не веря в спасение, перевязала рану платком, пробежала мимо соседской калитки – и тут мелькнула мысль: «А не попросить ли соседей вызвать скорую помощь?» Но сразу же передумала: «Приедет ли? Все на ковиде…» Сажусь в свою машину и еду в городскую больницу.
В хирургическом отделении много народа, но меня приняли без очереди и сразу положили на операционный стол. Пожилой врач предупредил: «Будет шрам – рана глубокая». Представив обезображенную ногу, я чуть не заплакала: ну нет бы порезу оказаться там, где не видно, например выше колена?!
После операции мужественно веду машину к дому, и в тот момент, когда наконец я подъезжаю к нему, у меня темнеет в глазах: ресурсы организма закончились…
* * *
Дня два я поедала себя за оплошность: зачем было вставать на подозрительную лестницу?! А я ведь обещала инвалидам-сиротам, что возьму их в гости, но, получается, обманула? Почему Бог не пустил меня к ним?
Через два дня, когда к слабости добавились сильная головная боль и высокая температура, поняла: Бог явил мне милость, избавив от того, чтобы заразить болезнью и без того слабых здоровьем подруг. В конце недели исчезло обоняние, затем – вкусовые ощущения, потом стали мучить одышка и кашель так, что три недели я спала сидя: ложась, задыхалась от кашля…
Признаюсь: болела в жизни редко, зато метко. Были как-то отравление, свинка, воспаление лёгких. Но так плохо, как в этот раз, не было никогда! Несколько раз я даже подумывала писать завещание.
Соседка с третьего этажа Дания Ильясова оказалась во дворе в тот момент, когда я, возвращаясь из больницы после операции на ноге, не смогла самостоятельно подняться в собственную квартиру. Она взялась помогать нам, и когда мы слегли. Принесла какие-то лекарства в ампулах.
– Это, – объяснила она, – экстракт алоэ. Он помогает организму бороться с вирусом. А это – разработка советских учёных 70-х годов, – отрекомендовала она другой препарат, – запускает в организме иммунитет.
Дания делала нам уколы два раза в день, при этом отказывалась выкупать более сильные лекарства:
– Не нужны вам антибиотики. Не ковид у вас!
– А что?
У нас-то сомнений уже не было. Знакомые, побывавшие в больнице, рассказывали, что ковидникам назначают там серьёзное лечение и даже помещают под специальные аппараты, а у нас – витаминки да вытяжка из желез крупного рогатого скота…
– Это не ковид, это просто ОРВИ – ходит сейчас какой-то вирус. Если б у вас был ковид, то я бы давно сама заразилась.
Позже она призналась, что каждый раз, возвращаясь из нашей квартиры, ела свежий чеснок и делала себе те же иммуновосстанавливающие уколы, что и нам. Но, как я потом поняла, это было важным компонентом нашей лечебной программы. Это я оценила много позже. Сейчас я практически уверена, что многие россияне погибли именно от ужаса, который навязала им пропаганда, – отрицательные эмоции стали тем самым роковым ударом, который разрушил окончательно ослабленный болезнью иммунитет.
Но по поводу антибиотиков Дания была непреклонна:
– Они вирус не лечат, а иммунитет убивают!
Почему я доверилась ей, человеку без медицинского образования? Наверное, от безысходности – слухи о переполненности больниц и нехватке лекарств были вовсе не слухами. Мы заболели всей семьёй: сын, сестра, кроме… восьмидесятилетнего родственника. Кто останется ухаживать за ним, если нас всех положат в стационар?
Невероятно, но факт: курс лечения, определённый соседкой-биологом, оказался настолько правильным, что позволил нам выздороветь без помощи профессиональных медиков – мы не только не вызывали врача, но и не заразили нашу спасительницу.
Большинство всяких «ковидных» терминов я узнала много позже от тех, кто лечился под присмотром медиков. Согласно всем выкладкам, у меня должны были остаться в лёгких рубцы. В начале осени я отправилась делать рентгеновский снимок. Не сомневалась – он покажет изменения. Но врач, протягивая мне бумажку с результатом, дежурно отметил: «Всё хорошо».
* * *
А пока Дания заказала лекарства, повышающие в организме иммунитет, и ежедневно делала нам уколы. В эти дни тесного общения я поближе познакомилась с ней. В своё время она училась на биологическом факультете Казанского университета и, будучи девушкой любознательной, часто заглядывала в книжный магазин – интересовалась книгами по биологии. Но однажды обратила внимание на оставленные кем-то на прилавке два тома «Справочника практического врача-терепевта» и остановила продавца, убравшего было книги на полку: «Я куплю!»
Даже сегодня она не может объяснить, почему потратила часть своей невеликой стипендии на покупку, которая ей, на первый взгляд, и не нужна была…
– Прочитала и увлеклась настолько, – рассказывала мне Дания, – что с тех пор стала изучать всё, что касалось лекарственных средств. Просиживала в библиотеке за трудами медиков прошлых веков, читала рассказы про традиции знахарства, даже выписывала новинки медицинской литературы по специальному каталогу.
Однажды Дания попала в странную компанию. Была там одна дама, которая, по слухам, могла видеть то, что скрыто от обычных людей. Взглянув на молодую черноволосую красавицу, явно не славянского типа, она с удивлением ей сказала: «Вижу старца с белыми длинными волосами и длинной белой бородой. Но у него крест на шее необычный. Рядом с ним стоит пожилая седая женщина… Жили они в доме на берегу реки. Ты знаешь, кто это? Дед неистово за тебя молится на том свете». «Дедушка Тимофей и тётя Маша!..» – была потрясена Дания.
Она родилась в семье татарских интеллигентов: папа преподавал в Казанском университете, мама работала в академическом учреждении. Однажды отец в составе филологической экспедиции, изучавшей различные говоры русских, живущих в Татарстане, попал в старообрядческую деревню Соболевское на берегу Свияги. Разразился страшный ливень, но промокших студентов и преподавателей никто на постой не пускал: у старообрядцев не принято открывать свои двери чужакам. Так они переходили от дома к дому, но в тот момент, когда совсем отчаялись, дверь в одном доме отворилась и в полоске света выросла фигура худощавого старика.
Тимофей Елизарович Елисеев оказался старостой старообрядческой общины, то есть главой деревни. Хозяева истопили баню, после неё посадили гостей за свой стол, уложили всех спать на мягкие постели.
Наутро, расставаясь, хозяева пожелали ночным гостям Ангела Хранителя в дорогу, а Тагира – он оказался специалистом по радиозаписывающей аппаратуре и папой Дании – пригласили приехать к ним погостить с семьёй, он почему-то им очень понравился.
* * *
Раздольные луга, источающие пьянящий аромат цветущего разнотравья, зелёный гул, пробегающий по верхушкам деревьев от дуновения ветра в лесу, Свияга, узкой лентой вьющаяся под крутым берегом, – это был мир Соболевской. Село и в советское время считалось старообрядческим, старожилы чтили традиции веры старой: мужчины носили длинные бороды, женщины не снимали платков. Тагир Ильясов приехал в гости всей семьёй: с женой Санией и детками – Шамилем и трёхлетней Данией. Даньюша – так нарекли на свой лад дед Тимофей и его жена тётя Маша маленькую черноглазую малышку и… упросили родителей оставить её с братом на всё лето.
Сания, не отпускавшая собственных детей даже к свекрови, почему-то доверилась чужой престарелой паре, так что согласилась не раздумывая. С тех пор Даньюша почти каждое лето проводила в Соболевской. Неудивительно, что татарской девочке-горожанке казалось, что она попала в сказку – так здесь было непохоже на город. Вместо комнаты в аспирантском общежитии с длиннющим общим коридором – целый дом. Выбирай, где играть и где спать: хочешь – в одной комнате, хочешь – в другой, а хочешь – спи на полатях, что над печкой. Вместо пыльной улицы – изумрудный ковёр и свежий ветер, приносящий медовый запах лугов. Вместо лавочек у подъезда с тётками, обсуждающими прохожих, – крепкие люди, встающие на работу до восхода солнца. А какая вкусная была каша, приготовленная в печи или на примусе!
Здесь всё было необычно: и глиняная посуда, и вышитые подушки, и белоснежные кроватные подзоры, и сами кровати, особенно та, которая стояла в сенях: на неё нужно было взбираться по… лестнице. Кровать представляла собой удивительную конструкцию: сначала её выстилали соломой, потом покрывали толстым слоем из листьев дуба, берёзы и липы, набранных в лесу, далее шёл слой из сухого разнотравья – клевера, ромашки… Завершала «слоёный пирог» высоченная пуховая перина с пуховыми же подушками и одеялом! Чем Даньюша не принцесса на горошине?! Это было самое её любимое место в доме – над кроватью сразу начиналась крыша. Ночью только она отделяла её от звёзд и дождь стучал по ней, убаюкивая.
Но на большую кровать Дание разрешили забираться только тогда, когда она подросла. Маленькой же больше всего любила спать с дедушкой, который рассказывал ей на ночь сказки и с которым они вместе перед сном строили планы на завтрашний день. Бабушка Маша, благословляя на сон грядущий, обязательно подтыкала одеяло под её бочок и целовала детские ручки. Она закрывала двери на огромные старинные засовы, обходила с керосиновой лампой весь дом, а потом открывала почерневший от времени киот и молилась. Под мерный её говор девочка сладко засыпала.
* * *
Осенние дожди и зимние снегопады совершенно отрезáли от «большой дороги» Соболевскую, поэтому Даньюша зимою встречалась со своими обожаемыми дедушкой и бабушкой только в письмах, где они делились друг с другом новостями: коза окотилась, вышли за четверть пятёрки, когда сможет снова приехать…
О плохом самочувствии Тимофея Елизаровича Ильясовым сообщили поздней осенью. Тагир собрался в Соболевскую. Тяжелобольной старик объявил свою волю: всё своё имущество завещает Тагиру. Тот отказался: у Тимофея Елизаровича с супругой были свои дети. А вот огромную библиотеку старинных книг в кожаных переплётах упросил передать в библиотеку Казанского университета, в отдел редких рукописей. Там они находятся и сегодня.
Весной, как только немного просохли дороги, Дания с папой приехали в Соболевское на кладбище. Не побывав на похоронах, она безошибочно нашла родную могилу – неудивительно, ведь однажды, когда они с дедушкой Тимофеем гуляли за деревней, он повёл её… на деревенское кладбище. Оно расположилось на самом верху холма, с высоты которого открывался великолепный вид на речные просторы до самого Свияжска. По дороге дед рассказывал историю о том, как его род оказался в этих местах. Бежали во времена Раскола от гонений куда глаза глядят, пока не нашли потаённое место: крутые высокие холмы с одной стороны, с другой – речка, непроходимые леса, окружённые болотами.
Потом Тимофей Елизарович повёл юную спутницу к могилам своих предков. На них были большие камни с выбитыми православными старообрядческими крестами.
– Мы что тут делаем? – поинтересовалась тогда повзрослевшая Даньюша. – Ты что, помирать собрался?
– Да нет, – стал успокаивать дед, – поживу ещё…
Но попросил её выбрать для него место на всякий случай, «чтоб лежать было удобно». И Даньюша, деловито оглядев незанятые полянки между могилок, указала на место подальше от всех:
– Вот там красиво, да и видно тебе будет далеко…
* * *
Дания росла своенравной и даже избалованной: мама наряжала её в модные наряды, папа баловал игрушками и походами на концерты. Друзья семьи умилялись: «Ах какая умница растёт, правда с характером!» Упрямства ей, действительно, было не занимать, спорила даже с университетскими преподавателями. Сама выбрала факультет, сама, без родительской протекции, поступила в университет и, окончив, погрузилась с головой в любимую работу. Лаборатория искусственного воспроизводства рыбных запасов Куйбышевского водохранилища регулярно выезжала в экспедиции.
Однажды на рыбучастке близ деревни Ташкермень, где имелся инкубационный цех по получению личинок рыбы из икры, местная рыбацкая артель, поставлявшая учёным самые крупные экземпляры щуки, выловила несколько особей длиною около полутора метров – им было лет восемьдесят. Специалисты использовали гигантов по назначению: произвели оплодотворение икры, получили рыбные личинки и оставили на подращивание, а «отработанный» материал планировали увезти по домам на котлеты…
Но в последнюю ночь в цехе дежурила Ильясова. С помощью аппаратуры проверила температуру, содержание кислорода в воде и зашла в помещение с рядом ванн, где едва помещались производители семенного материала. Там Дания застыла в изумлении: «брёвнышки» подплыли к бортикам бетонных ванн и уставились на неё печальным взглядом… Этого Дания выдержать не смогла: щука – один из самых древних видов рыбы на земле, переживший даже ледниковый период, а эти прожили целую человеческую жизнь и ещё могли бы метать икру лет двадцать… И их – на котлеты?!
Утром Данию сменял завлабораторией. Увидев пустующие ванны, остолбенел – исчезли все «котлеты». Тут же побежал к подчинённым: «Кто это сделал?!» «Я…» – призналась Дания.
Оказывается, она всю ночь перетаскивала щук на куске брезента из цеха в реку. Удивительно, но хладнокровные долгое время не отплывали от берега, замерев в воде и не отводя глаз от своей спасительницы. Потрясённая такой благодарностью, Дания готова была принять любое наказание.
Георгий Палыч Щукин (да, такая «рыбья» была у него фамилия) в институте слыл человеком эмоциональным – из тех, кому под горячую руку лучше не попадать. Его младших научных сотрудников прозвали Щукины дети. И вот сейчас одной Щукиной дочке не поздоровится…
Но нагоняя, вопреки ожиданиям, не последовало.
– Видите, как должен поступать настоящий учёный! – обратился Георгий Павлович к остальным сотрудникам. – Думать не о том, как живот набить, а как сохранить природу.
Потом признался, что сам планировал торжественный выпуск опытных образцов на волю. Так все узнали Щукина с другой стороны.
Увы, вскоре ни опытные образцы, ни сами экспедиции, ни наука стали никому не нужны: рушилась система и народного хозяйства, и науки. Дания, как и многие коллеги, вынуждена была искать своим способностям иное применение. Знания в медицине ей пригодились, когда слегла мама, сражённая внезапной смертью отца. Дания ухаживала за ней, одновременно бесплатно работая на стройке маляром – отрабатывала мамину квартиру.
А потом она встретила будущего мужа, сразу поняв, что это тот, которого она ждала всю жизнь. Жили душа в душу, но встретить старость с ним ей было не суждено – после скоротечной болезни он оставил её.
Оправиться от тяжелейшего удара помогла не родня, а друзья и совсем незнакомые люди, которые утешали, поддерживали Данию морально и помогали в уходе за лежачей тяжелобольной мамой.
Такую милость даровал ей Бог, наверное, по молитвам рабов Божиих Марии и Тимофея, и не только потому, что при жизни любили её как родную. Она и сама никогда «не плошала»: не проходила мимо чужого горя, делилась с нуждающимися последними деньгами, продуктами, утешала словом. Такой она осталась и сегодня: вылечив нас, помогла ещё нескольким больным в Казани и за её пределами. Да-да, моя соседка переписывается с людьми из Донбасса и Алтая, из Сибири и Петербурга. Её советы по диагностике заболевания и лечения оказываются настолько верны, что её друзья по переписке рекомендуют Данию своим знакомым. Таким был паренёк из Донбасса, потерявший семью и дом в ходе военных действий, отчаявшись найти поддержку среди окружающих. Он кинул клич в Интернете: «Люди добрые, помогите!» – и откликнулась женщина из Казани.
Сегодня Дания помогает парню из Санкт-Петербурга, который в свои 28 лет заразился ВИЧ. За три месяца – время Даниюшиного покровительства – уже произошли положительные изменения. Он поверил ей так же, как и мы, как и многие, опекаемые ею, взявшие на вооружение её «пионерский» девиз: как бы тяжелы ни были испытания, не унывать и искать верный путь спасения!
← Предыдущая публикация Следующая публикация →
Оглавление выпуска
Добавить комментарий