Херувим
– Аба, разрежь мне вон тот, большой! – палец покупателя ткнул арбуз среднего размера, лежащий сбоку.
– Минутку!
Крэк! – нож с треском входит в арбузную мякоть и вырезает аккуратную вытянутую пирамидку.
– Беру.
Продавцу в клетчатых шортах протягивается мятая пятёрка. По обратной траектории передаётся сдача.
– Э, что слышно нового?
– Жара. А хотя есть новое. Слышал, Херувим умирает…
– Да ты что?! Надо заскочить. Он мне так помог в своё время.
– И мне. Как всё распродам, обязательно зайду, хоть руку пожму. Дело принципа.
На маленькой холмистой улочке, крытой камнем, опять ни души.
Никто не спешит раскупать арбузы, сложенные в кучу под инжировым деревом. А время тикает. Любая минута может быть последней. Шота, тот самый парень в шортах, стучит в ближайшее окно. Из него высовывается вертлявая девчонка тринадцати лет.
– Нинчо, посмотри за арбузами. Я быстро, туда и назад. Херувим умирает, попрощаться хочу…
Девчонка согласно кивает, и парень, шлёпая сланцами 45-го размера, исчезает за углом улицы.
* * *
Лексо прозвали на улице Херувимом с детства. Очень уж он был каким-то неземным ребёнком. Голубоглазый, со светлыми вьющимися волосами. И по характеру жалостливый и безотказный. Что хочешь у него попроси, отдаст и назад не попросит.
Рано оставшись без матери, Лексо рос под присмотром соседей и видел отца только по вечерам, да и то не всегда. График общения отца и сына совпадал редко. Отец то работал допоздна, то пил, заливая тоску в кругу друзей.
А улица – она разная. И учит не только «здравствуй – до свидания» при встрече говорить.
– Эй, Херувим, сбегай за сигаретами!
– Давай, Херувим, в очко сыграем. Что, не умеешь? А мы зачем? Научим!
– Слышишь, Херувим, мы на дело идём, а ты на стрёме постой. Если что, свистнешь…
Так, незаметно для себя, стал Лексо форточником. Тонкий, щуплый, он мог пролезть в открытую форточку, а потом открыть своим дверь. Ловили его на факте несколько раз, но Лексо начинал плакать, и хозяева – не в силах отвести взгляд от хрустальных слёз на ангельском личике – проникались сочувствием к сироте и отпускали, не ругаясь и не выясняя отношений. Потому что дети – это святое. А в Грузии святое вдвойне.
Ну и пусть за руку поймали. Всё бывает, ошибся ребёнок, жалко. Кто без греха в этом мире? «Иди, генацвале, домой. Может, ты кушать хочешь? Вот как раз инжир поспел, ешь на здоровье. Расти большой!»
Так и вырос Херувим, выровнялся в невысокого, крепко сбитого парня, сердечную боль всех девчонок округи. Но долго смущать покой девичьих сердец не вышло, потому как он вскоре облюбовал себе дочку соседа. Тот ни в какую не хотел отдавать свою Ламару, но молодые сделали всё по-своему. Было из-за этого много криков, но факт пришлось признать всему соседскому сообществу. Херувим, он же Лексо, теперь стал женатым человеком, а нравится это кому-то или нет – просим проходить мимо и не трогать новорождённую ячейку общества. Особых планов Лексо на будущее не строил. Жизнь сама за него распорядилась.
Началась абхазская война, и Лексо рванул добровольцем. За столом и во всеуслышание – конечно, ради великой цели: территориальная целостность Грузии превыше всего. А по факту – грабить. Потому что всем известно: на войне грабить проще всего. И прятаться не надо – деньги и барахло сами к тебе в руки плывут. Лексо же это всё виделось вот с какого ракурса: только женился, надо Ламару побаловать, а там дети пойдут, то-сё. Без начального капитала никак.
Планы разбогатеть накрылись медным тазом с позорнейшим грохотом. Только и успел цапнуть штук пять золотых ложек в одном доме. Потом взрывом накрыло. Очнулся от боли в правой руке. Кровищи натекла лужа, а сама конечность в двух метрах от него валяется, пальцы согнутые – уже чужие, мёртвые. Попытался встать – и с ногой проблема.
Ещё хорошо, свои ребята в госпиталь отволокли. Потом в Тбилиси переправили. Для него война на этом закончилась. Лёжа после операций, приходил в себя и думал, как жить дальше. Всю свою жизнь просматривал. Но и вопрос: почему это со мной случилось? – почему-то не возникал. Поклялся больше не воровать.
Ламара его домой отвезла. Как за ребёнком смотрела – мыла, одевала, даже из ложки кормила, пока сам левой не приспособился орудовать.
Назначили Лексо военную пенсию, но жить на неё – ноги протянешь быстро. А жизнь кругом – Господи, пронеси: 1992 год сам за себя говорит. Голодных и злых вокруг – считать не пересчитать. А тут ещё у него близнецы родились.
Посмотрел Лексо туда-сюда… Словом, пришлось ему за старое дело браться. Безрукому несподручно, но по мелочи лимонить у разных лохов выходило неплохо. Талант, как говорится, не пропьёшь. Только теперь вектор сменил: по наводкам стал шустрить или иногда планы операций просчитывать. Потом, естественно, свою долю брал. Или ворованое отдавал для перепродажи.
Нарушенный обет грыз его невидимым червяком изнутри. Потому, может, и кидался Херувим на помощь всем, кто позовёт. Деньгами, которые легко приходили, не дорожил нисколько. Когда жена ругалась, мол, о детях подумай, повторял:
– Ветер принёс, ветер и унёс, моя Ламара, эту ручную грязь. Ещё прилетит. Не надо трястись из-за денег, когда они не твои.
И продолжал жить одним днём: сегодня что-то поели, и хорошо.
Но и пил при этом. Обет – штука страшная. Вай тому, кто не выполнит. Вот и заливал этот когнитивный диссонанс водкой «Херувим».
К сорока годам загибаться стал. Цирроз печени врачи обнаружили. Пытались лечить, но сбережений у Херувима не наблюдалось, вот и сказал он раньше времени постаревшей жене:
– Пропадать, так с музыкой. Никого не беспокой. Сам хочу побыстрее оторваться…
* * *
У дома Херувима стояла группка мужчин, все свои, с параллельных улиц. Курили, переговаривались.
– Мне Херувим деньги на машину дал на «потом, когда сможешь».
– А мне лекарства купил.
– У меня одно дело разрулил. Другой бы никто так не смог.
– А мне ключ от немецкого замка сделал – залюбуешься. Один в один.
– Жалко Херувима. Жить бы да жить.
– Уже никого не узнаёт…
Шота кивнул стоявшим и зашёл внутрь попрощаться. Вышел через час и вздохнул с облегчением:
– Успел всё-таки.
За руку подержать и шепнуть уже не слышащим ушам что-то своё, важное – дорогого стоит. Вон сколько людей пришли Херувима проводить с любовью – такое тоже не каждому выпадет.
…Херувим отлетел на рассвете, тихо и незаметно. Каждый человек, призванный в этот мир, идёт по пути ангела, но мало кому удаётся достигнуть этого, ничем не замаравшись.
← Предыдущая публикация Следующая публикация →
Оглавление выпуска
Добавить комментарий