На каменном лбище

Ох, широка Шексна! В давние-давние времена, когда Горицкая обитель только появилась на берегу Шексны у подножия горы Мауры, это река явно была поуже.

На берегу Шексны – Введенский храм у стен Горицкого Воскресенского монастыря и домик причта

Раньше, судя по летописи, здесь был лодочный перевоз, дарованный Иоанном Грозным для кормления монахинь. Переправой на другую сторону занимались два сторожа-старика – и как же они на вёслах преодолевали такую ширь? Нет, иной была река. Только вот почему за столетия она не усохла, а раздвинулась чуть ли не до горизонта?

Выхожу на набережную, отсыпанную булыжниками, и озираю водную окрестность. Чёрным левиафаном движется сухогруз, и гул его дизелей едва доносится до берега. А вот раздался стрёкот моторной лодки. Где она? Та ли едва заметная точка, что ползёт вдали? Из-за поворота реки показалась нелепая посудина с железным жирафом на борту. Плавучий кран? Или драга – землечерпальная машина? Вот и ответ. Ландшафт здесь начал меняться ещё в XIX веке, когда в бассейне Шексны прорыли первые каналы и построили шлюзы, а в советское время с появлением Рыбинского водохранилища здесь вообще всё изменилось. К лучшему или худшему, но человек способен менять природное естество. И хочется верить, что в конечном итоге всё у нас будет «к лучшему». Ведь тому есть примеры.

Вся история Горицкой обители – удивительный пример того, как святость противостояла мирскому злу. То было естественное зло, можно сказать, обыденность тех времён, но сконцентрированная до нестерпимости. Начать с того, как возникла сама обитель. В ту пору на Руси правила семибоярщина, и одной из жертв самовластных бояр стал князь Андрей Старицкий, родной дядя юного и тогда ещё безвластного Иоанна Грозного. Умер он в тюрьме «страдальческою смертию». Молодая вдова, княгиня Евфросиния Старицкая, урождённая Хованская, решила уйти из мира. Она основала Горицкий монастырь и в августе 1563 года приняла постриг с именем Евдокия. Народная молва о ней сохранила такие эпитеты: «Воистину святая и постница великая. Во святом вдовстве и в монашестве просиявшая».

Но стены монастырские не стали препятствием для политических интриг, плетущихся в далёкой столице. В 1569 году после доноса на Владимира Старицкого, сына княгини-инокини, того казнили вместе с женой, детьми и слугами, а в Горицы, к матери его, послали гонцов со страшным приказом. Инокиню Евдокию, а также игуменью монастыря Анну и двух инокинь Марию и Александру (в миру княгиня Иулиания Дмитриевна) посадили на богато украшенный чёлн, загрузили его камнями и оттолкнули от крутого берега. По преданию, судёнышко сразу же ушло на дно Шексны, даже вздохнуть не успели. Таковы были нравы. Это только в сказках «в бочку с сыном посадили, засмолили, покатили и пустили в Окиян – так велел-де царь Салтан», а в реальности – сразу на дно.

Можно долго перечислять имена сосланных сюда знатных особ. Это и царица Анна Алексеевна, четвёртая супруга Иоанна Грозного (в иночестве Дарья), и царевна Ксения, юная красавица и дочь царя Бориса Годунова (в иночестве Ольга). Здесь же вместе со своим племянником Михаилом Алексеевичем, будущим царём всероссийским, подвизалась инокиня Марфа (в миру княгиня Черкасская). Череда ссылок протянулась и в XVII век – так в Горицах была заключена княжна Екатерина Алексеевна Долгорукова, бывшая невеста Петра II. Привыкшие к роскоши, они смиренно принимали аскетические условия жизни, трудились и молились. Можно ли назвать их героинями? Это были обычные женщины – слабые, из плоти и крови, боящиеся пыток и боли. Когда Борис Годунов взошёл на престол, он вызвал из Гориц инокиню Марфу – в прошлом царицу Марию, последнюю супругу Иоанна Грозного – и приказал свидетельствовать, что малолетний сын её Димитрий в действительности умер в Угличе и не может претендовать на престол. Спустя время в Москве воцарился Лжедмитрий и также вызвал Марфу к себе. Когда она подъезжала к Кремлю, самозванец выехал навстречу, бросился к её ногам и заплакал, мол, здравствуй, матушка. Инокине он выделил роскошные покои, всячески оказывал сыновнее почтение, демонстрируя на людях, что он законный сын её и Иоанна Грозного. Могла ли протестовать Марфа? Альтернативой была пыточная камера. Так продолжалось несколько лет, пока Господь не прибрал страдалицу, мать убиенного царевича Димитрия.

Терпеть приходилось не только от власть предержащих, но даже и от местных крестьян, которые постоянно зарились на монастырские угодья. А ещё в праздники приплывали сюда торговцы вином, ставили пред монастырскими вратами винную палатку и… начиналась гульба слободских. Также досаждали местные дворяне Авраамий Шелешпальский и Сидор Белозерец сотоварищи. Однажды они, пьяные, ввалились в обитель, стали принуждать инокинь «благородного роду» пить вино и «некоторых насильно увлекли с собою в сторожню». Мир чудовищным осадным орудием бил в стены обители, но она выстояла, явив миру непорочность и святость. По естеству-то в имени Горицы должно бы зазвучать слово «горе», но переборола всё «гора». Ведь не случайно княгиня Евфросиния Старицкая выбрала место для обители у подножия горы Маура, на которой в древности молился преподобной Кирилл Белозерский. Помощью преподобных и спасались.

Живая вода

За спиной бухнул с дребезжанием багажник – это мой коллега Игорь взял из машины подборку нашей «Веры», чтобы подарить монахиням. Машет мне рукой: пошли, мол. Ещё раз кинув взор на водный простор Шексны и перекрестившись на Введенскую церковь, что стоит на берегу за монастырской оградой, иду с ним к воротам.

Образ Воскресения над святыми вратами монастыря

Помнится, в прошлый раз мы заходили в обитель не через этот парадный вход, а с другой стороны, через деревянную калитку.

Было это в 2001 году. Мы с Игорем шли пешком из Ниловой пустыни на гору Мауру и далее в Кирилло-Белозерский монастырь. Заглянули и в Горицы. Обитель тогда занимала один угол монастырской территории, а дальше за низким палисадником – огороды местных жителей, бельё на верёвках. Настоятельницу мы не застали, она была в разъездах – стройматериалы закупала, – и небольшую экскурсию провела для нас матушка Маргарита. Только вот в Троицкий собор отказалась вести. Этот величественный храм был построен над могилами тех самых инокинь, утопленных в Шексне в результате придворных интриг, чьё почитание в народе началось сразу после того, как их мощи подняли со дна реки. Спросили мы матушку Маргариту, хорошо ли храм сохранился внутри.

– Не знаю, я внутри не бывала, – ответила она.

– Как это? Рядом живёте и ни разу не заходили?!

– Ну, однажды подошла, глянула в окошко – там лампочки мигают, дискотека идёт. Прости, Господи.

Так и не повела нас туда. «Пока клуб не выедет, я туда не ступлю».

Помнится, мы не особо-то и расспрашивали о монастыре, поскольку за год до нас здесь уже всё «пропахал» наш сотрудник Евгений Суворов. Ночевал он у местной жительницы Евгении Васильевны Осмокеску, которая вспоминала: «Перед закрытием последней церкви горицкие подростки видели, как Царица Небесная ушла оттуда. Они удили на другом берегу Шексны рыбу и видели, как большая икона Пресвятой Богородицы поднялась над Введенским храмом и скрылась за Маурой. Ильичёв парень это видел, Михаил Волков, сын Михаила…» Спустя годы оказалась Евгения Васильевна в Прибалтике, и было ей видение, что нужно восстановить эту церковь. Думала: «Вот храм восстановлю, и Божия Матерь к нам снова вернётся». Возвратилась на родину и восстановила церковь. После этого и началось возрождение монастыря.

Много интересного в ту поездку услышал наш корреспондент («Горицы», № 361, май 2000 г.). Что изменилось за минувшее время? Помнится, двадцать лет назад, когда мы вошли в обитель, откуда-то раздавался стук молотка. И сейчас тот же стук, кто-то что-то приколачивает. А вон яблоньки с налившимися плодами – были ли они тогда?

Троицкий и Воскресенский соборы Горицкого монастыря

Проходим мимо Троицкого храма и чуть в стороне видим монахиню, которая склонилась над могилой с крестом и вроде как умывается. Присмотрелся – так и есть: черпает ладонями воду из надгробия и лицо умывает. Что-то раньше мы эту могилу не видели и в газете про неё не писали. Недавно появилась? В центре каменного надгробия образовалась чаша, куда собирается дождевая вода, и явно не человеческими руками её выпиливали – края-то неровные.

– Матушка, давно здесь эта могила? – спрашиваю монахиню.

– Ей сто двадцать восемь лет. Вы тоже умойтесь водичкой от блаженной Асенефы, эта водичка ум прочищает.

– Значит, здесь монахиня Асенефа похоронена? Странно, первый раз слышим про неё. А вас как зовут?

– Васса.

– И фамилия, случаем, не дворянская? Горицы-то «монастырём опальных княгинь» называют, – в шутку говорю.

– Из простых рабочих я, хотя мне замечают, что по разговору это не чувствуется. Просто в роду были заслуженные учителя и даже дипломаты. Дедушка по маме в 1942 году был послом то ли в Ираке, то ли в Иране.

– В Тегеране в то время готовилась встреча Сталина, Рузвельта и Черчилля. Наверное, он принимал участие?

– У нас в семье об этом не говорили. В советское время о родовых корнях вообще старались умалчивать. А сейчас тем более – зачем монахине фамилия? Мою небесную покровительницу, святую мученицу Вассу, называют Алонской. Вот такая теперь фамилия.

– Давно вы здесь?

– Только в этом году приехала, на Пасху. Как вошла сюда, так и поняла: моя обитель. Матушка меня привечает: «Будь как дома». А я говорю: «Матушка, я и так дома, это моя обитель». Понимаете, не человек выбирает, а обитель его выбирает. А с матушкой Тавифой мы знакомы с той поры, как её из Оятского монастыря перевели в Тихвинский. Я ведь в Тихвине всю жизнь жила.

– У нас назначена встреча с игуменьей. Может, скажете несколько слов о ней? Она ведь петербурженка? – пользуясь случаем, начинаю выспрашивать.

– Да, матушка родом из Санкт-Петербурга.

– А кем была до монашества?

– Она с отличием окончила Международное железнодорожное училище, где требовалось углублённое знание иностранных языков, чтобы потом работать за рубежом. Но по окончании училища и института она никуда не поехала, а устроилась садовником в Лесотехническую академию. Там, ухаживая за цветами, читая труды святых отцов, и так пришла к Богу. Стала выбирать, в какую обитель пойти. В Санкт-Петербургской епархии как раз открывался Введено-Оятский женский монастырь, туда и поехала. Потом тринадцать лет молилась в скиту – первые три года в одиночку, затем к ней сёстры присоединились. Когда же в Тихвине возрождался Введенский женский монастырь, наши жители обратились в епархию, чтобы матушку Тавифу назначили настоятельницей. Вот тогда я с ней познакомилась и постриг приняла. Она хотела сразу меня в монашество, а я: «Матушка, пойду ступенями, сразу-то боязно». И когда по Божьему Промыслу её перевели сюда настоятельницей, то спустя время отправилась вслед – она же, можно сказать, моя духовная мать.

Всё, конечно, по Промыслу Божьему. Тихвин с Горицами ведь тесно связан. В древности здесь была монахиней четвёртая жена царя Ивана Грозного, старица царица Дарья, так её потом как раз в Тихвинский Введенский монастырь перевели, и она его отстраивала. А мы наоборот – оттуда сюда. Здесь и Тихвинская чудотворная икона есть. Раньше была и часовня в честь Тихвинской иконы Божией Матери. Её построили над водным источником, который чудесным образом обнаружился тут неподалёку. С водой-то в старину проблема была, её из реки приходилось носить. Это сейчас Шексна такая высокая, почти вровень с берегом, а в старину она была ниже и воду приходилось под-нимать по крутому берегу.

– А эта водичка, из надгробия, и вправду ума добавляет?

– Я так чувствую. Умоюсь – и как-то всё проясняется. И другие тоже так говорят. Асенефа-то юродивой была. А юродивые, сами отказываясь от ума, другим всё проясняли. Да и сам этот монастырь такой – прояснительный. Приезжают сюда люди на жизненном перепутье, с разными вопросами. Поживут здесь, помолятся и говорят: «А мы уже знаем, как поступить». Я такое постоянно от приезжих слышу.

– Туристы вас не донимают?

– Подходят, спрашивают, но не назойливо.

– О чём спрашивают?

– Например, бывал ли здесь Иван Грозный. А чего ему сюда ехать, к сосланным-то жёнам? Разве что спросить: «Вы ещё не померли?» Так они не померли, а к новой жизни возродились! Ну, пойду я, Бог вам в помощь.

Монастырские заботы

Настоятельница горицкого монастыря Тавифа (Фёдорова)

Умывшись, и мы идём далее – к двухэтажному больничному корпусу с домовой Покровской церковью. Здесь сёстры обитали в первые годы возрождения монастыря, и, помнится, на его крыльце провожала нас в дорогу матушка Маргарита. Её уже нет здесь, как и сестры Кириллы, которая была проводницей для Жени Суворова. Да и настоятельница теперь другая – два года, как обитель возглавляет игуменья Тавифа (Фёдорова). Она встречает нас на крыльце, с которого хорошо виден за Троицким собором Воскресенский, главный храм обители, по которому и назван монастырь, весь в почерневших от времени лесах. И первый вопрос:

– Давно его восстанавливаете?

С крыльца Покровской церкви хорошо видны Троицкий и Воскресенский соборы

– Да кто нам позволит восстанавливать! – отвечает матушка Тавифа. – Здесь кругом памятники архитектуры, и работы могут вестись только лицензированными реставраторами с разрешения Минкульта. А леса на соборе стоят с 2009 года. Оттого, видите, и почернели. Дальше лесов-то дело не пошло. Это боль для нас, ведь Воскресенский собор – сердце обители, с него монастырь и начал строиться. В целом у нас двадцать четыре строения, из них двенадцать в аварийном состоянии, и ничего поделать не можем.

Почерневшие леса на Воскресенском соборе и покосившийся келейный корпус монастыря

Старинные захоронения у Троицкого собора

– А мы слышали, кто-то молотком стучал и сверлил, – говорю. – Что-то же делается?

– Это рабочих прислали стену восстанавливать.

– Ту, что в мае обрушилась? «Комсомолка» об этом писала, и в Интернете много шума было: вот, мол, разваливается древний монастырь, – припомнил Игорь. – Так, может, они заодно ещё что-нибудь восстановят?

– Думаю, следующие работы будут вон на той стене, – матушка показала на соседнее здание. – Она едва держится на деревянных подпорках. Когда рухнет, тогда снова рабочих пришлют. Хотя можно бы и сейчас её укрепить.

– Ремонтировать нынче не выгодно, на это меньше средств выделяют, и от них себе не откусишь, – предполагаю. – А вы не пробовали обратиться в вышестоящие инстанции?

– Мне наши горицкие прихожане предлагали Путину позвонить, когда «Прямая линия» была, чтобы заставил он чиновников продолжить реставрацию Воскресенского собора. Но чего жаловаться? – сами виноваты, молиться больше надо. А мы в Воскресенском почти не молимся, холодно там. Я как постою в соборе, так сразу начинаю болеть, бронхит у меня. Вот хорошо бы сделать внутри собора маленькую келейку, которую можно будет натопить. Там бы я засела с молитвой, и Господь, может, услышал бы.

– Спонсоров у вас нет?

– Если я буду бегать искать спонсоров, то не знаю, хорошо ли это. Вот представьте, Сергию Радонежскому надо храм построить – и он бежит из леса в город, чтобы спонсоров искать? Господь Сам добрых людей направляет, надо Его просить. И приходят добрые люди, что-то жертвуют. Ну ещё и сами зарабатываем, хозяйство какое-никакое имеется.

– Большое хозяйство? Скотину держите?

– Да вот Муську держим, – смеётся игуменья и гладит кошку, которая невесть откуда вынырнула и стала к ней ластиться. – Есть ещё собачка Найда. Ну и курочки тоже.

В этот момент мимо крыльца проходили послушница и старая монахиня с клюкой – как потом мы узнали, ей 83 года. Старица обратилась к игуменье:

– Матушка, благословите. Мы там на сегодня закончили.

– И слава Богу…

– Что закончили? – переспрашиваю игуменью.

– Огурцы солим в банках и в кадках замачиваем.

– Вам, наверное, трудники нужны. Какие у вас ещё работы?

– На каждый день разные. Скоро будет уборка урожая. И к зиме надо готовиться, пилить-колоть дрова. Также мы рады трудникам с техническим образованием – у нас ведь четыре трактора, надо ими заниматься. Вообще мужских рук не хватает. Даже если кто приедет охранником побыть, и то хорошо.

– А просто паломникам есть где остановиться?

– Конечно. У нас есть гостиница. Кто трудится, тот проживает бесплатно, а кто хочет просто пожить, то приходится платить. Нам же всё закупать надо, бельё стирать, убирать, – словно извиняясь, объясняет игуменья.

– И сколько за сутки? – интересуюсь.

– Двести рублей.

– Да-а… это не просто по-божески, а вообще бесплатно по нашим временам!

– Работы-то много, – продолжает настоятельница. – Огород у нас большой и сад. Яблоков много поспело, не знаем, куда девать.

– Мы видели яблоньки у входа в монастырь…

– Что вы! Они для красоты, а сад у нас в другом месте, несколько десятков гектаров. Думаю, в этом году яблочный уксус будем делать на продажу.

– Где уксус, там и вино. Наливки делайте.

– Сложно это, рабочих рук не хватит.

– Сколько же у вас сестёр в обители?

– А вы сосчитайте.

Помощь Свыше

– Вот всё спрашивают, сколько у нас монахинь, – продолжает игуменья. – А когда я в начале 90-х годов пришла послушничать во Введено-Оятский скит, нас сразу предупредили: «Никогда не говорите, сколько монашествующих». Почему? Под Богом ходим, и не дело человеческое – детей Его по головам считать. Да и меняется всё. Сегодня двадцать человек, завтра – десять. Или наоборот. Приходят и уходят. И в разные времена по-разному было. В девятнадцатом веке в Горицах было шестьсот сестёр. Представляете?! Почему Троицкий собор взялись строить? Потому что в Воскресенском уже не вмещались. А сколько народа было, когда сюда на своём кораблике приплывал Иоанн Кронштадтский! Сразу после службы он шёл в игуменский корпус, где у него была келья на первом этаже, и там принимал народ: сначала по очереди всех шесть сотен сестёр, а потом – из местного населения.

Сейчас трудно представить всё это. Здесь недалеко есть озеро Ворбозомское, там остров, а на нём наш монастырский скит – Зосимы Ворбозомского. Там руины сейчас. Смотрела я на них и не могла понять: как в таком небольшом скиту могло уместиться столько монахинь! Одно время там подвизалось сто пятьдесят сестёр. Да ещё из окрестных деревень на службы туда приплывали на лодках, каждая из которых вмещала до двадцати человек. Да ещё паломники отовсюду!

– Там были какие-то святыни? – интересуюсь у матушки.

– В основном ехали поклониться мощам преподобного Зосимы. Ещё в тамошнем Благовещенском храме, как сообщает летопись, хранилась «часть кости какого-то морскаго животнаго толщиною в обхват человека, вышиною около аршина». По преданию, преподобный всюду носил эту тяжесть с собой, желая утруждать себя подвигами. Помимо этого скита, у монастыря имелись Фетиньинская и Никулинская пустыни. Сколько там подвизалось монахинь, мы точно не знаем. Да и зачем это знать?

Беседу нашу вновь прервали – у крыльца возникла девушка в джинсах и походной курточке с капюшоном:

– Не подскажете, как пройти на гору Маура?

Матушка объяснила, что это просто: надо выйти за ворота монастыря, завернуть за угол, пойти по дороге и справа будет тропинка натоптанная, ведущая вверх.

– Вокруг вас столько святынь, – говорю игуменье. – Кто из святых вам помогает больше всех?

– К кому обращаемся, тот и помогает. Можно ведь и сразу к Божией Матери обратиться. А кто ближе? Каждый день поминаем мы всех наших игумений горицких, в том числе последнюю – мать Зосиму (Рыбакову), которую расстреляли в 37-м году. Она настоящей подвижницей была, ведь сколько надо было иметь веры и жертвенности, чтобы заступить на игуменство в 1918 году, когда уже начались гонения на Церковь. Но я не только к игуменьям, а ко всем бывшим сёстрам обращаюсь. Особо к схимонахине Параскеве (Хованской), премудрой горицкой старице. Прежде она была фрейлиной государыни Марии Фёдоровны, отличалась не только женской красотой, но и глубоким умом. В 1824 году княжна Параскева вместе с княгиней Варварой Долгоруковой приехала сюда помолиться и поклониться мощам своей родственницы – инокини Евдокии, основательницы монастыря, которая тоже была из рода Хованских. Помолилась фрейлина, да так и осталась в Горицах. Было ей тогда 46 лет. Приставили новоначальную инокиню Марию к простой, необразованной старице Епифании, и та выучила её шить обувь, прясть и столярничать. Всю оставшуюся жизнь мать Мария этими послушаниями и занималась. Схиму она приняла с прежним именем, Параскевы, и почила в 1840 году.

Настоятельница монастыря м. Тавифа (Фёдорова) у Креста схимонахини Параскевы

– Наверное, тяжело вот так, – удивляюсь я, – из Зимнего дворца прямиком в келью и башмачную мастерскую.

– В её келье было два окна, а у других сестёр по одному. В остальном жизнь бывшей фрейлины ничем не отличалась – долгие монашеские службы, простые послушания. Знаете, в 90-е годы в Петербурге вышла книга о нашей обители с названием: «Монастырь опальных княгинь». Но княжна Параскева ни в какой опале не была, и никто в монастырь идти её не заставлял. Да и другие инокини, независимо от жизненных обстоятельств, стали Христовыми невестами осознанно, поскольку изначально были православными, верующими. Так что, я считаю, это был монастырь не «опальных княгинь», а самых красивых, умных и духовных женщин на Руси. Вот скажем, Параскева Хованская. Как она премудро построила наш больничный Покровский храм! По Евангелию, когда человек заболеет, к нему должны призвать семь священников. Они отслужат, пособоруют – и тут уж человек или поправится, или нет. Но где ж возьмёшь семь священников сразу для одного больного? Так вот, когда на свои средства Параскева устраивала храм в больничном корпусе, где мы сейчас находимся, то сделала его двухэтажным, и на втором этаже были освящены два придела, которые находятся на одной линии и ничем между собою не разделяются. Посвящены они Архангелу Михаилу и Иоанну Предтече. Так что когда служит один священник, то ему, получается, сослужит Собор Архангелов и Собор Предтеченский. Вот так Евангелие читали наши предшественники.

С крылечка, которое на самом деле является крытой папертью, идём в Покровский храм.

Матушка Тавифа в Покровской церкви

Распятие в Покровском храме

– Здесь мы зимой служим, поскольку храм тёплый, – поясняет игуменья. – А летним у нас считается Троицкий. Ещё службы совершаются во Введенской церкви, которая на берегу реки, и в Воскресенском соборе – но там лишь молебны да Псалтирь сёстры читают. Так что все храмы у нас задействованы.

В Троицком храме

– Службы частые?

– Литургия по воскресеньям и в другие праздничные дни. Акафисты же стараемся читать постоянно – по два акафиста в день, а то и больше. Тем святым, за кого прихожане попросят. Обязательные у нас акафисты Николе Чудотворцу в Троицкой церкви, где находится его чудотворная икона, и здесь, в Покровской, перед чудотворной иконой Тихвинской Божией Матери. К ней часто обращаются те, кто не может иметь детей, и было много случаев, когда Божия Матерь услышала и родились новые люди на Земле. Родители потом приезжают, благодарят Божию Матерь, украшают икону цветами.

– Чудеса не записываете?

– Писарей у нас нет, все сёстры на послушаниях. А люди и так знают о чудотворениях, друг другу передают, так что приезжают со всей России и даже из-за границы. Ещё перед Тихвинской иконой родители молятся, чтобы у них с детьми был хороший контакт и чтобы дети росли верующими. Некоторые остаются на несколько дней для сугубой молитвы. Сейчас у нас живёт женщина с тремя детьми – одному два годика, другим по семь и четырнадцать лет.

Подходим к чудотворной иконе, молимся.

– Она не раз мироточила. И нынче тоже, на Тихвинскую. Миро такое прозрачное, а вся икона благоухала. Сфотографировали мы себе на телефон, для памяти, и вскорости мироточение прекратилось. Каждый раз миро полностью высыхает, словно его и не было. Я так понимаю, что это знамение только для нас, монастырских насельниц, поэтому мало кому рассказываем. А вообще, нет разницы, перед какой иконой вы молитесь: главное, чтобы сердце Богу было открыто.

Пора прощаться. Матушка спрашивает, были ли мы у могилки Асенефы, которая находится между Троицким и Воскресенским соборами. Отвечаем, что умылись водичкой из чаши гробовой.

– Это монахиня наша, которая прославилась подвигом юродства. Из всех монашеских могил только она и сохранилась. Видно, здешний люд юродивую очень почитал. Да и сейчас подойдёшь – то цветы, то конфетки кто-то положил. И птицы постоянно там водичку пьют, будто знают, кто под чашей лежит.

– Птицы-то всё знают, а люди почему помнят? Были устные предания?

– И предания, и книжка об Асенефе была – «В дар Христу» (отрывки из книги читайте в этом выпуске в рубрике «Вертоград»). Её написал епископ Неофит, видно собираясь представить подвижницу ко всецерковному прославлению. Книга вышла в 1917 году, и планы его не осуществились – началась революция. Так что всё это осталось нам.

На крылечке-паперти, как и двадцать лет назад, благословляемся на дальнейший путь-дорогу – здесь промежуточный пункт к началу нашей экспедиции по Северу. Как же эти годы быстро минули! Что мы успели? Сумели ли распорядиться всем тем, что «осталось нам»? Бог весть. На Земле сменяются цари, политические строи, даже русла рек и ландшафты меняются. А вечные вопросы остаются.

Фото Игоря Иванова

Теплоход у пристани Горицы вид от монастырских ворот

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска