Светлой памяти фронтовика, лесника Михаила Садырина

Леонид БОБРОВ

Жарко в лесу, употели. Работа тяжёлая – валим лес, кряжуем на тройку, складываем в штабеля, сучки в кучу. С Михаилом Садыриным, лесником, мы прорезаем пилой «Дружба» пожарный проезд по лесному массиву. Он валит, кряжует, а я обрубаю сучки, складываю. «Хорош, – говорит он, – давай передохнём, покурим, обсохнем от поту. Ещё запал – и на сегодня хватит, время к обеду».

Садимся на ствол, курим. А мне очень хочется пить, поэтому говорю ему с безнадёгой: «Жалко, воды с собой не взяли, пить очень хочется». Он улыбается добродушно, кхекает и показывает рукой: «Смотри, меж стволов свет – там маленькая полянка, на ней сосновый выворотень, а под ним ключ, иди пей, вода там вкусная». Иду, пью, удивляюсь: действительно, настоящий лесник, в лесу как в своём доме – знает, где что лежит. Мне, молодому, многое непонятно: например, как может человек долго работать на одном месте? – скука! А Михаил всю жизнь проработал лесником. Спрашиваю его: «Михаил, ты ведь воевал, фронтовик, рассказал бы, как уцелел на этой бойне?» «Расскажу, расскажу, – отвечает он, – а сейчас едем домой, в деревню, пчёлы у меня будут роиться. Хватит на сегодня, поработали».

Выходим из лесу. Михаил – за руль «Восхода», я сзади, с пилой на плече. Шабаш на сегодня. Он идёт к своим пчёлам, а я на рыбалку – это моя страсть по тому времени.

Утром рано под окном моего дома грохает гусеничный трактор и кто-то кричит: «Сергей, вставай, выходи!» Выхожу. Мужиков пять деревенских с Михаилом сидят на тракторной волокуше, машут мне: «Садись быстрей, поможешь дом разобрать на дрова, пока не жарко». Сажусь на волокушу, едем.

Неперспективная деревня Хаустовы идёт полностью под снос. Последний оставшийся дом – родовое гнездо Михаила Садырина, родительский дом. Подъезжаем к дому. Мужики с топорами, ломиками, выдирами лезут на конёк – раскрывать крышу. Мы с Михаилом складываем на волокушу доски. Мужики сбросили вниз торцевые доски с конька. Поднимая их с земли и подавая Михаилу, я заметил, что в них пропилены какие-то прямоугольные маленькие дырочки, через каждые полметра. На мой вопрос, для чего они сделаны, Михаил, как обычно, кхекнул и пояснил коротким рассказом:

– После войны одно время тех, кто держал пчёл, облагали налогом – заставляли сдавать мёд государству. Один раз сдал, а потом пчёл поднял на чердак и пристроил к коньковым торцевым доскам, а эти маленькие дырочки есть летки. Приехал на другой год агент по мёду, я ему объяснил, что прошлый год сдал мёд – и на корм пчёлам не хватило, пчёлы погибли. Вот, видишь, в траве пенёчки торчат? Даже на яблони налог был, пришлось спилить их, а их садил мой отец.

В брошенных вятских деревнях на многих домах красная звёздочка – здесь жил фронтовик

Михаил вздохнул и, добродушно улыбаясь, сказал:

– Сейчас пчёл держи хоть сотню и сад сади, налогов нет. А тогда, после войны, тяжко было, детей кормить-поить надо было.

Наконец волокушу загрузили полностью, возвращаемся с мужиками в деревню. Мужики выгружают, Михаил накрывает стол. Летом пить недосуг – работы много у каждого по хозяйству и колхоз не бросишь. Выпили по стакану-другому медовухи – и каждый по своим делам.

Сидим за столом вдвоём. Михаил посматривает в окно на пасеку, разъясняет положение сегодняшнего дня:

– Сегодня мы в лес не поедем – вчера два отройка снял, вечером надо в ульи садить, да и ещё, наверно, полетят. Ты посиди у меня – вдруг пригодишься рой ловить, одному несподручно. Пей медовуху по полстакана, чтоб не вылететь в аут, а я тебе расскажу, как воевал и как уцелел на той великой бойне.

Сижу, пью, слушаю и думаю: «Настоящий фронтовик!» На дворе восьмидесятый год, а сам-то я родился в пятьдесят четвёртом, но что рассказывали фронтовики, запоминал чётко.

– В начале 42-го, зимой, призвали меня на фронт, – начал рассказ Михаил. – Мать всю ночь не спала, что-то шила – мастерица она была по шитью, Царство ей Небесное. Утром подаёт мне маленький кожаный мешочек, навроде кисетика, на шёлковом прочном шнурочке. «Вот, – говорит, – сынок, надень это на шею и не теряй. Здесь, в мешочке, родная земля. Потеряешь – домой не придёшь. Запомни это». Смотрю – на мешочке вышито золотыми нитками: «Родная земля». Повесил на шею мешочек и отправился в военкомат на призыв. Слегка подучили и отправили на фронт.

Прибыли мы во вторую линию обороны – как пополнение, семьсот человек. А на переднем крае бой идёт лютый, немец рвётся к Москве. Выстроил нас командир и говорит: «Кто умеет делать из жести печки-буржуйки и трубы, прошу выйти из строя. Блиндажи надо оборудовать». Никто не выходит. Вызвался я. Командир обрадовался, дал мне в помощники ещё солдата, и начали мы вдвоём резать и гнуть трубы и делать печки. А впереди бой, всё ближе и ближе. Бежит с переднего края командир к нашему: «Сколько пришло пополнения? Немедленно в бой. Немец прорывается, потери большие». «Хорошо, – говорит наш командир, – забирай всех, кроме этих двоих, – показывает на нас, – мне блиндажи надо оборудовать». Вот так, Сергей. Из всего нашего пополнения в семьсот человек осталось нас двое. Все пали. Никто не вернулся с переднего края. Вскоре меня крепко контузило и ранило, очнулся в госпитале. Пощупал на груди – мешочек на месте. Пролежал долго. Выписали меня, подучили – стал артиллеристом.

Сорок третий год настал. Курская дуга. Полный грузовик солдат, едем в самое пекло, пушечка-сорокопятка к грузовику привязана, тащится сзади. А впереди бой страшный идёт. Смотрю в небо – «Юнкерс» пикирует на нас. И яичко прямо на наши солдатские головы снёс! Очнулся опять в госпитале: контузия, ранение. Не сразу и вспомнил, что произошло. А мешочек на груди цел. Радостно мне – живой остался!

Так вот и воевал всю вой-ну артиллеристом. Всякое бывало, всего не перескажешь, но мешочек не терял. Пришёл домой в сорок пятом. Мать с отцом плачут от радости. Сидим за столом, а мать и спрашивает меня: «Мешочек-то, Миша, не потерял?» «Нет, – говорю, – мам, не потерял, спасла меня родная земля!» Мать рассмеялась и говорит: «Сними-ка мешочек и подай мне». Снял, подаю. А она ножом подпорола шов у мешочка – и на шнурочке крест повис! Маленький, серебряный. «Вот, Мишенька, Кто тебя спас, а не земля. Я крепко за тебя молилась Спасителю нашему, чтоб ты живой пришёл».

– Так вот, Сергей, и остался я живой на той страшной войне – благодаря Богу и молитвам матери, – закончил Михаил свой рассказ.

Крепко врезалась мне в память эта история. И с тех пор, если я встречал фронтовиков Великой Отечественной, непременно спрашивал, что спасло их на войне, – и порой слышал такое… Но об этом расскажу в другой раз. А Михаил Садырин воспитал дочь и четверых сыновей и мирно почил в две тысячи втором году, похоронен на кладбище села Молотниково Котельнического района Кировской области. Царство ему Небесное и вечная память в сердцах наших, пока мы живы.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска