Вечером, когда Николай собирался на свою ежедневную прогулку, позвонил Валерий, его друг ещё со студенческих времён. Валерий – коренной москвич и заядлый охотник. Было время, когда они каждое лето на недельку-другую уезжали в Архангельскую область, забирались в глухие места, чтобы пожить простой первобытной жизнью. В их компании когда-то было пятеро, но один из них умер от инфаркта в начале девяностых, другой перебрался в Штаты и теперь трудился там без отдыха.

Голос у Валерия был бодрый, как всегда:

– Привет, Коля! Ну как ты? Не передумал ехать?

– Не передумал. Уже почти всё собрал. И с женой согласовано.

– А от Семёна пришло известие?

– Да, обменялись письмами. Настоящими, в конвертах. Пишет, что охотничья изба свободна до сентября.

– Отлично! Только вот что, Коля, в этот раз едем только с тобой вдвоём. Роман отказался, с сердцем у него неважно. Говорит: «Не знаю, как до пенсии дотянуть…» Значит, так: с завтрашнего дня я в отпуске, охотничий сезон открылся. В понедельник вечером приеду к тебе в Вологду, а во вторник с утра двинемся на Пинегу. Думаю, за день доедем. У меня теперь новая машина – хороший внедорожник.

Закончив разговор, Николай задумался. Может, и ему отказаться от поездки? Он ведь тоже здоровьем похвастаться не может. Последний раз они охотились семь лет назад, и Николай думал, что все эти страсти уже позади. Но у Валерия к шестидесяти годам вновь пробудился охотничий инстинкт. Высокий, спортивного сложения, он всегда был лидером в их компании. Человек он азартный и если загорался какой-то идеей, то и товарищи его вольно или невольно следовали за ним.

* * *

Машина у Валерия и правда хороша: с мягким ходом, просторная, с удобными сидениями. Ну что же, главный инженер крупного предприятия может себе позволить роскошный автомобиль. До Великого Устюга домчались за пять часов. Потом асфальт кончился и пошла грунтовка, местами совсем разбитая. Хотелось прибыть на место до темноты, поэтому они сменяли друг друга за рулём и ехали без остановок вдоль Северной Двины, у Верхней Тоймы на пароме переправились на другой берег и заброшенными сельскими дорогами добрались до реки Пинеги. Ещё километров двадцать вдоль берега, и они прибыли на место – в посёлок, бывший когда-то крупным лесопунктом.

Подъехали к дому Семёна, вышли из машины, а хозяин – небольшого роста, худощавый мужичок – уже идёт навстречу, улыбается, приглашает в дом. Он заметно постарел, всё лицо в морщинах, прихрамывает. Живёт он теперь один, но в доме полный порядок.

Пока умывались, Семён расставил на столе угощение: жареное мясо, картошку, огурцы, солёную сёмгу. Валерий достал из рюкзака бутылку водки:

– Давай рюмки, хозяин.

Тот поставил на стол два стаканчика:

– Вы, ребята, пейте. Небось устали с дороги. А я теперь непьющий.

Оба гостя с удивлением посмотрели на Семёна.

– И давно ты так? – спросил Валерий с сочувствием, как спрашивают тяжелобольного.

– Третий год уже. Как Ирина умерла, так и завязал.

Гости выпили, налегли на еду.

– Лосятина? – спросил Николай, разрезая кусок мяса.

– Нет, оленя добыл. Себе засолил бочонок да соседям раздал.

– Даром, что ли, раздаёшь?

– Ну, где старухи одинокие, так даром. А где мужики, так те потом отдарятся, когда на охоте повезёт. А вы, ребята, на какую охоту собрались?

– По перу, с подхода, – отвечал Валерий. – Собаки нынче у нас нет. Помер мой Рембо, а другого пса не завёл.

– А я тебе, Семён, патронов привёз, – Николай встал из-за стола и вытащил из сумки тяжёлую коробку. – Как ты просил: и на птицу, и на лося. И на медведя десятка два. Медведи-то у вас ещё водятся?

– А как же! Зимой шатун вокруг посёлка бродил, народ пугал. А этим летом мне уже не раз следы медвежьи попадались.

За разговорами засиделись допоздна.

– Ирина-то отчего умерла? – спросил Николай.

Семён потупился и заговорил с мрачным видом, будто силой выдавливая из себя слова:

– Она сердечница была, порок сердца с детства. Оттого и детей у нас не было… Этим делом, – Семён щёлкнул себя по горлу, – сильно я изводил её. Как-то наквасились мы с друганом и поспорили, чей трактор мощнее. Ну, упёрлись бамперами, начали газовать. Смотрю, Ира бежит, ей кто-то про нас сказал. Прыгает ко мне в кабину, дёргает тормоз и меня выволакивает. Откуда только сила взялась. В тот раз я лишь штрафом отделался за сломанный бампер. А в другой раз на Пасху решил поработать в лесу. Ира отговаривала, я её обматерил, завёл трактор и поехал. В лесу лопнула на тракторе гусеница, угодила по ноге, тяжёлый перелом. В больнице два месяца лежал, три раза операцию делали, штырь металлический в ногу вставили.

Уговорила меня жена кодироваться. Ездили с ней в райцентр, закодировали меня. Ходил трезвый, но злой как чёрт. Правда, денег подкопили, купили кое-что. Но не пожилось ей, умерла. Как похоронили, я крепко запил, неделю не просыхал. И вдруг ночью она мне является – не понять, то ли во сне, то ли наяву. Стоит у дверей, как живая, пальцем мне погрозила и исчезла. И на другую ночь – то же самое, пальцем грозит и говорит строгим таким голосом: «Не пей, Семён, погибнешь». И будто картину мне показывает: озеро огненное и мужиков в нём полным-полно – корчатся в пламени и стонут. Вот с тех пор я начисто бросил пить. В райцентр поехал, пожил у сестры, окрестили меня. Евангелие привёз и ещё книжек. Читаю.

Валерий взял бутылку и потянулся было налить Николаю, но тот успел накрыть стакан рукой. «А, испугался огненного озера», – усмехнулся Валерий, наливая себе в стакан.

– Дальше от моря – меньше горя, – засмеялся Семён. – Так у нас говорят.

Помолчали.

– Да, Семён, хорошо, что у тебя жена такая молитвенница, – заговорил Николай. – Меня ведь тоже Господь вразумлял, и не раз. К вере-то я в молодости пришёл, но в церковь заглядывал редко, больше дома молился да книжки православные читал. И вот был праздник Сретения Господня. А у меня как раз свободный день. Решил я отоспаться и важные покупки сделать, которые долго откладывал. Сначала зашёл в парикмахерскую, потом на рынок двинулся. Глядь, кошелька в кармане нет, потерял…

А вот ещё случай. На одной из лекций по физике решил я своим студентам кругозор расширить, рассказать о лженауках. Заодно вспомнил то, что читал в православной литературе об отношении Церкви к суевериям, к целителям, знахарям и прочим экстрасенсам. В общем, далеко отошёл от физики, и тут студент руку тянет: «А вы верите в Бога?» Прямо ответить я постеснялся, сказал, что это личный вопрос, не для публичных лекций. Другая студентка, чёрная и глазастая, как цыганка, спрашивает: «Бывает ли сглаз?» Я объяснил, свёл дело к гипнозу. А та не отстаёт: «А заочный сглаз бывает?» Замял я эту тему, поскольку в таких вопросах не специалист. Прихожу домой и чувствую: как-то странно саднит во рту. На другой день болело так, что с трудом жевал. Разглядел в зеркале на верхнем нёбе белое пятно. На стоматит не похоже. Да и откуда стоматит, если в столовых я не питаюсь и заразиться нигде не мог?

Жена сказала: «А ты не бойся говорить о своей вере. Главное, ты давно не причащался, вот и оказался беззащитным перед действием злой силы». Я подготовился, как положено, исповедовался, причастился, и вскоре всё прошло.

Подобных историй случалось со мной немало. Были и грехи посерьёзнее, и болезни, что за ними следовали, тоже были серьёзнее. Наконец, дошло до меня: не бывает таких совпадений, одно связано с другим…

Семён внимательно слушал рассказ городского жителя, учёного человека. Валерий, откинувшись на спинку дивана, дремал.

* * *

Ранним утром после завтрака Семён повёз гостей на своей видавшей виды моторной лодке вниз по Пинеге. Солнце ещё не поднялось над высокими соснами, над рекой висели клочья тумана. Воздух, напоённый речной влагой, обдувал охотников, заставляя натягивать на голову капюшоны.

Наконец причалили к берегу, выгрузили вещи и пошли по еле заметной тропинке. А вот и знакомая избушка: дверь с высоким крыльцом под навесом, чтобы жильцы могли выбраться после снегопада; окошко, вырубленное высоко, чтобы медведь своей лапой не высадил стекло. Домик покосился, но ещё пригоден для жилья. Внутри всё та же мебель: грубо срубленные нары, стол, скамейки. А вот печка – новая, аккуратно сделанная из железной бочки.

Сели за стол, покрепились бутербродами с сёмгой, чаем из термоса. Семён давал советы:

– В тайгу сейчас далеко не зайдёшь, там после урагана сам чёрт ногу сломит. Держитесь ближе к реке. Уток этим летом много, а вот боровой дичи мало, а ведь Верхняя Пинега всегда рябчиками славилась. Рассказывали, что к царскому столу везли рябчиков по зимнику… Ну а сейчас давайте собираться: повезу вас в утиное царство.

Снова плыли вниз по реке, свернули в затон – большой залив, где не было течения. Не доезжая до берега, раскидали по воде утиные чучела – пластиковые, привезённые Валерием, и местные, деревянные. Вышли на берег в прибрежные кусты, где хлюпала вода под болотными сапогами, и приготовили ружья. Семён достал манок и закрякал. К нему присоединился Валерий со своим манком. Концерт продолжался долго, пока наконец не появилась стайка уток. Их били на лету, три птицы упали в воду. Потом всё повторилось: кряканье манков и стая глупых уток, летящих навстречу своей смерти. Громыхали двустволки Семёна и Николая, грохотал, как пулемёт, многозарядный карабин Валерия. Закончив пальбу, поплыли за добычей, насобирали двенадцать тушек.

– Может, хватит? – сказал Николай, глядя на безжизненных птиц, лежащих на дне лодки.

– Ну нет! – воскликнул его друг. – Я ещё только во вкус вхожу.

Он был возбуждён, глаза его сверкали, как у волка, преследующего добычу.

– Вот это настоящий охотник! – похвалил его Семён. – Только мне, ребята, возвращаться пора. Дела у меня в посёлке…

Семён высадил друзей возле избушки, а сам поплыл дальше, пообещав вернуться через день. Они оставили себе двух уток, долго возились с ними, но в конце концов сварили густую охотничью похлёбку и с аппетитом пообедали.

* * *

На другой день с утра два друга пошли на боровую дичь. Пошли порознь, чтобы не мешать друг другу. Николай вышел к болоту – знакомому месту, где он когда-то удачно охотился. Снял с плеча ружьё и старался ступать бесшумно. Вдруг впереди он увидел большую птицу, которая бежала от него, волоча по траве широко распущенное крыло. «Коричневатая, с рыжинкой. Тетёрка, значит. От птенцов отводит», – Николай остановился, осмотрелся вокруг. В траве мелькнули две птичьи головки, одна была чёрная с красным гребешком, значит, самец. «Вот они, её птенцы. Большие уже, а она всё ещё о них заботится».

Тетёрка тоже остановилась. Он навёл на неё ружьё, собираясь выстрелить. Она снова побежала, шурша крылом, опять остановилась и бесстрашно повернулась к нему грудью. «А ведь она жизнь свою готова за своих деток отдать!» – подумал Николай. Какое-то странное чувство овладело им: умиление, жалость и что-то ещё, ему до сих пор неведомое.

Он закинул ружьё за плечо и зашагал к своей избушке. По пути напал на грибное место. Набрал полную охотничью сумку белых грибов. Устав, выбрал на поляне местечко, прогретое солнцем, и уселся, прислонившись к тёплому стволу старой сосны. Так, полулёжа, он блаженствовал, окружённый первозданной природой. В памяти всплыли строки:

Какое всё-таки блаженство

В траве, раскинувшись, лежать,

Ни словом суетным, ни жестом

Движенью жизни не мешать.

Это были стихи его земляка Виктора Коротаева…

Вернувшись в избушку, Николай почистил грибы, потом долго варил грибной суп на газовой походной плитке, привезённой его другом. А сам Валерий пришёл только под вечер, сильно уставший.

– Ну и бурелом в лесу! Не ходишь, а продираешься, – говорил он, выкладывая из сумки двух рябчиков. – А где твоя добыча?

– Нет у меня добычи. Вот грибов набрал, суп сварил. Садись, ужинать будем.

За ужином Николай удивил своего друга:

– Завтра я на рыбалку пойду. Я ведь спиннинг взял с собой и блёсен целую коробку.

– Что с тобой случилось, Коля?

– Ничего не случилось. Ты мне скажи, зачем мы их убиваем? – он кивнул на тушки рябчиков. – Ну ладно, местные жители это делают для пропитания, а мы для чего? Для развлечения?

– Ответ очень простой. Инстинкт охотника заложен в мужчин природой. Для продления рода. И нечего себе голову морочить.

– Дело в том, что этот инстинкт у нас, грешных людей, превратился в страсть, вредную для природы.

Валерий отвечал раздражённым тоном:

– Зачем убивать, вредно для природы… Ты уж, Коля, не уподобляйся этим записным противникам охоты. Сидит такой толстяк, птичку ему жалко, а сам мяса съедает больше, чем мы с тобой вдвоём. И знать не хочет, сколько на его счету убитых коров, свиней да кур.

– Да не в этом дело, не в числе убитых животных и не в килограммах съеденного мяса… Впрочем, давай оставим спор, а то не дай Бог ещё поссоримся.

Николай хотел сказать, что главное – сердце человека: какое оно, жестокое или милосердное. Но ведь Валера всё равно его не поймёт. Не поймёт, что по сердцу нашему будет судить нас Господь.

* * *

Утром приехал Семён и опять позвал друзей на утиную охоту.

– Я теперь плохой ходок по тайге, – говорил он, будто оправдываясь. – А за утками ходить не надо, они сами на тебя летят.

– А я хочу на рыбалку идти, – сказал Николай. – Без меня езжайте.

– Здесь ты ничего толком не наловишь, – стал поучать его Семён. – Едем с нами, я тебя высажу у излуки, там хорошо хариус на спиннинг идёт. А на обратном пути тебя заберём. Хариуса-то ели когда? Мясо нежное, как у форели. Но рыба умная, осторожная…

Семён не обманул: рыбалка удалась на славу. Когда охотники, возвращаясь, причалили к берегу, Николай погрузил в лодку пакет с рыбой и отдельно здоровенную щуку.

– А мы смотри сколько нащёлкали, – похвастался Валерий, поднимая край брезента и показывая гору битой птицы. – Семён сейчас поедет в посёлок, отвезёт нашу добычу, а завтра обещает повести на кабана. Присоединяйся, Коля. Адреналин гарантирую.

– Мне, Валера, острых ощущений и так хватает. Вдоволь получил, когда вот с этим водяным чудовищем сражался, – Николай показал на зубастую щуку.

Валерий завёл мотор. Оказывается, он напросился править лодкой. Семён сидел на носу лодки и дымил сигаретой.

Плыть до избушки оставалось совсем немного, как вдруг Семён истошно закричал:

– Топляк! Бери вправо! Куда? Вправо бери!

Валерий налёг на румпель, лодку развернуло, раздался удар. Николай свалился на дно лодки, но быстро поднялся. Его друг лежал, скорчившись и прижав правую руку к груди.

– Румпелем садануло, – простонал он. – Может, руку сломало.

Его бледное, искажённое болью лицо было неузнаваемо. Семён пробирался на корму, осматривая борта:

– Вроде лодку не задело. По мотору топляк ударил. Давай, Коля, садимся на вёсла.

Напрягаясь изо всех сил, они погребли против течения.

* * *

– Нет, это не перелом, – говорил Семён, когда они сидели в избушке и Валерий показывал раздувшийся синяк на руке ниже локтя. – Уж в переломах-то я разбираюсь. Ну-ка пальцами пошевели. А вот так больно? Ну, может быть, трещина. В любом случае рентген нужен. В райцентр надо ехать, но сегодня в больницу не успеть…

– Зачем нам ваша больница, – перебил его Николай. – Ты нас, главное, в посёлок доставь, а там мы сразу в Вологду, в травмпункт.

– Да, видно, не судьба мне больше охотиться, – еле слышно пробормотал Валерий.

– Моя вина, – сокрушался Семён. – Не надо было тебя за руль пускать. Топляк-то был какой! Встречное бревно – оно как торпеда. От него увернуться – это надо навык иметь… Ладно, я пошёл к лодке. Надо винт выправить да мотор закрепить.

Николай занялся перевязкой:

– Давай свою руку, Валера. У меня есть хорошая мазь, боль должна стихнуть.

Забинтованный и успокоенный, Валерий прилёг отдохнуть, а его друг пошёл помогать Семёну. Через час он вернулся, стал таскать вещи к лодке, а потом прибираться в избе. Остатки грибов вынес на улицу и высыпал под ближайшее дерево.

Вдруг он услышал шум крыльев и птичий клёкот, поднял голову и замер от удивления. На соседнем дереве устроились рядышком три большие птицы: тетёрка и два великовозрастных птенца. Один из них был с красным гребешком.

«Те самые, – пронеслось в голове. – Чего они тут сидят?» Птицы смотрели на него и не улетали. Тетёрка наклонила голову. «Что же это? Она кланяется мне? Прощается? Или благодарит за то, что не убил? Да я больше и ружья в руки не возьму!» Николай перекрестился. Птицы сорвались с ветки и, шумно махая крыльями, скрылись за деревьями.

Он долго стоял, глядя в таёжную чащу, куда улетела птичья семья и где идёт невидимая ему жизнь.

Вологда, январь, 2019 г.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска