Картинки из жизни «русской Венеции»

Увлечение Светланы Николаевны Хрулёвой из Вышнего Волочка необычно для краеведов. Она снимает и делает православные любительские фильмы. В них – история её родного города и соседних мест, события прихода и рассказы о людях, интересных ей. Снимает и выкладывает в соцсетях. Как она рассказывает, после того как в 2004 году побывала в Почаеве и Вырице, появился интерес и к истории своего города, стала много читать об этом. Последний её фильм посвящён был столетию со дня рождения архимандрита Германа (Гараничева), особо почитаемого в селе Покровском Тверской области.

Светлана Николаевна Хрулёва

Живёт Светлана Николаевна в большом доме с двоюродной сестрой Галиной – обе они на пенсии. Комнаты на первом этаже просторны, на втором – невелики, и когда поднимаешься туда по лестнице, встречаешься с кошкой, принюхивающейся к незнакомому человеку. Можно сказать, домашняя идиллия, хотя так было не всегда.

– Эти стены помнят как минимум двух священников, обретавшихся здесь, – говорит она. – Один жил в 70-е. Соседи говаривали, он чем-то прогневал церковное руководство и его перевели в Торжок. Дали там квартиру с плохими условиями, так что вскоре он подхватил туберкулёз и умер. Ещё одного священника я сама помню – у него мы и купили нижнюю часть дома восемь лет назад. А наверху тогда бабушка жила – Евдокия Михайловна. Родом она была с Украины. В войну, будучи совсем юной, работала у немцев в неволе, а потом почти всю жизнь трудилась на шахте в Воркуте. По своей ли воле туда попала или сослана была, не знаю. Вышла на пенсию в 1980-м и приехала сюда. Умерла в возрасте 90 лет.

Тётей Дусей мы её звали. Жила очень скромно, почти всю пенсию отправляя дочери в Сумы. За день съест, бывало, лишь булочку да выпьет бутылку молока, и вроде как довольно. Мы стали приглашали её к нам обедать – заходила, случалось. Начнёшь расспрашивать, сворачивает разговор и уходит к себе. Дочка её Светлана уже рассказывала нам, когда навещала мать, про то, как Евдокия жила в Воркуте. Надо сказать, неплохо жила, ни в чём себе не отказывала, погулять любила, а родив дочь, отвезла её к бабушке на Украину. Так и выросла дочь, матери почти не видя, даже на похороны приезжать не хотела.

Но мне-то всё равно, какое прошлое было у тёти Дуси, да и не проверишь, что быль, а что небыль. Я её помню хорошей доброй соседкой, каких поискать. Со Светой мы раньше созванивались, но теперь перестали – разные взгляды насчёт политики наших стран.

Тётю Дусю не осуждаю. У всех у нас много чего было в прошлом. О себе-то рассказывать страшно, но скрывать не стану, пусть будет другим в назидание.

* * *

– Родилась я в 1956-м в Чувашии. В 16 лет пошла работать. Тогда же в первый раз попробовала спиртное, и затянуло меня в болото – два десятка лет жизни прошли в пьянстве и гуляньях. Замужем успела побывать, но детей нет. Работала то в одном месте, то в другом. Выгоняли, два раза в ЛТП отправляли. А там не лечат, люди оттуда выходят злые и ещё сильнее начинают пить. В редкие моменты просветления души хотела окреститься и начать жить по-новому. Но водка мешала, поэтому до храма я дошла лишь в апреле девяносто второго года. В тот день, помню, встала я с больной головой и пошла к батюшке. Стою, дышу на него парами алкоголя и прошу покрестить. Священник объяснил, что негоже в таком виде принимать крещение, надо подготовиться. Но, на моё счастье, не прогнал и всё-таки окрестил. И жизнь стала налаживаться. Спустя три месяца я бросила пить, хотя ещё год тяжко было – что называется, ломало. Друзья той поры сплошь алкаши, то один позовёт, то второй скажет: «Пойдём выпьем». Но когда я в трезвом виде взглянула на своих подруг, то ужаснулась: баба пьяная – это так мерзко. Родители не верили, что я исправилась, думали, сорвусь и всё начнётся снова. Но нет, с Божией помощью к вину уже не тянуло.

Только оказалось, что жить надо начинать с нуля: в квартире были лишь голые стены, а всё остальное – пропито. С сестрой Галей занялись коммерцией: из Москвы или Питера привозили продукты и ширпотреб и продавали тут. Пять лет так ездили, а потом кризис грянул, да и надоело: в Питере бандитам заплати, здешним бандитам дай. Тем, кто в те годы начинал бизнес и устоял в девяносто восьмом, сегодня намного легче.

Оставили мы бизнес, я устроилась на льнозавод, а Галя – дворником. И в храм с того времени я стала ходить регулярно, а то поначалу лишь захаживала. Сначала в Богоявленский ходила, потом в нашем Свято-Казанском монастыре сложился костяк общины из прихожан, теперь только туда и хожу. Из руин монастырь подняла игумения Феодора – это её подвиг, конечно. Правда, и сейчас много ещё что нужно поправить. Скажем, крышу сделали, а потолки-то внутри нетронутые – осыпаются. Уже при следующей игумении, Феофилакте, я начала ходить в монастырь.

В своё время, полностью погружённая в коммерцию, я так и не встретилась с блаженной старицей Любушкой Сусанинской (Любовь Лазарева, 1912–1997. – Ред.), которая жила в нашем Казанском монастыре. Она с юности отреклась от мирской жизни, а на юродство ради Христа благословил её преподобный Серафим Вырицкий. После жизни в Вырице Любушка прожила около тридцати лет в посёлке Сусанино под Ленинградом, молясь в местном храме Казанской Божией Матери, потом – год в Николо-Шартомском мужском монастыре, а в 1997 году игумения Феодора привезла её, совсем старенькую, сюда в Волочёк. Здесь блаженная старица и провела последние месяцы своей жизни: молилась, причащалась Святых Таин. Отсюда её проводили ко Господу в сентябре 1997 года. Любушка говорила, что это место благословлено ей Самой Матерью Божией и находится под Её особым попечительством. Говорила: «У вас здесь Сама Матерь Божия лампадки зажигает». Она много предсказывала, даже с Афона и из Иерусалима к ней приезжали, и многие исцелялись по её молитвам. В монастыре Любушку похоронили, сейчас на могилке часовня стоит. Люди приезжают со всей страны и получают утешение. У меня знакомая есть, у которой сын попал в страшную аварию – по нему дважды машина проехала. Врачи сказали матери, что такие не выживают. А женщина к Любушке побежала, помолилась усердно на могиле. И что же – встал сын и пошёл!

* * *

После вкуснейшего обеда Светлана Николаевна показала мне небольшую часть города – ту, что ближе к дому. Я увидел красивые деревянные дома вдоль Цнинского канала – как ухоженные, так и запущенные, старинные каменные городские усадьбы, многие из которых тоже пребывают не в лучшем виде. Видно, что средства власти направляют в Вышнем Волочке на что угодно, только не на сбережение облика города.

Светлана Николаевна показывает на длинное здание:

– Здесь был дворец Екатерины Второй, как и в других городах на пути из Петербурга в Москву.

Здание школы №6 – бывший императорский путевой дворец

За дворцом – снова деревянные дома, спрятанные в маленьких переулках. Через раз или во дворе, или на здании попадается что-нибудь интересное: то деревянный шпиль, то резное оформление – красота! Светлана Николаевна снимает на камеру – даже для неё, местного жителя, здесь ещё много незнакомых уголков.

На одной из улиц Вышнего Волочка

Местный краевед Денис Ивлев настоятельно рекомендовал нам посмотреть усадьбу врача Сергиевского. Во флигеле там проживал в 1930-х годах вернувшийся из лагерей и ссылки православный исповедник и старец Никон (Воробьёв). А вот и усадьба на Островской линии.

Дом-приёмная врача Михаила Сергиевского, где во флигеле жил игумен Никон

Дома и вправду великолепны, но они хозяйские, не зайти. Вокруг, несмотря на зимнюю пасмурную погоду, изумительный вид. На том берегу реки виден купол храма – это Успенской собор. Переходим туда. Так как рядом водохранилище и действующая плотина, мост огорожен и находится под строгой охраной – режимный объект как-никак. Идём мы в пятиэтажку, где живёт подруга Светланы Николаевны.

* * *

Татьяна Валентиновна Бабаева говорит нам:

– Вы были у дома врача Сергиевского? Могу рассказать кое-чего, может, вам будет интересно. В нашем Успенском храме книжка продавалась профессора Алексея Ильича Осипова «Носители духа». Я её купила и прочитала на одном дыхании. А после довелось встретиться с одной женщиной, Юлией из Москвы, которая посетила наш детский дом. Из разговора я узнала, что Юлия – помощница автора, его администратор или секретарь. Через неё я передала профессору записку примерно следующего содержания: «Дорогой Алексей Ильич, спасибо вам за книжку, приезжайте к нам в Вышний Волочёк, я вам покажу дом, где жил игумен Никон (Воробьёв)». Записку Осипов получил, и вскоре приехали они с Юлей уже вдвоём. Только предупредил перед этим, чтобы мы никому не говорили, что он у нас будет. Мы ему показали город, он посетил деток в интернате. Потом поехали к усадьбе врача Сергиевского, который на свой страх и риск принял вернувшегося из ссылки игумена Никона. Мы хотели всё осмотреть, но у внучки врача – Наденьки, доживавшей свой век, – был тяжёлый диагноз – шизофрения, и её старались избавить от посетителей. Не пустили даже в соседний дом, где была приёмная Сергиевского и жил отец игумен. «Не знаю я ни игумена Никона, ни профессора Осипова», – сказала женщина, которая там всем распоряжалась. Что же делать, ведь я пообещала Алексею Ильичу всё организовать, а выходит – обманула. Говорю: «Юля, а может, через забор пролезем и сами посмотрим?» А она такая энергичная, что согласилась, но всё-таки нам удалось убедить, чтобы нас пустили по-хорошему. Осмотрели просторную светлую комнату, где жил отец Никон.

Игумен Никон (Воробьёв)

Потом спустились вниз и погуляли по саду. Была весна, вовсю цвели вишни. Алексей Ильич очень проникся атмосферой усадьбы. Узнав, что комната продаётся, профессор даже изъявил желание выкупить её и сделать там музей.

* * *

Во время беседы Татьяна порекомендовала: «Обязательно сходите к Римме Алексеевне, внучке монахини Марины (Изотовой), она совсем неподалёку живёт».

Монахиня Марина (Мария Николаевна Изотова) была тайной монахиней, высланной из Ленинграда. Пристанищем ей стал опустевший в 1941 году после ареста хозяев дом Малышевых на улице Урицкого, 65. Осиротевшим Модесту и Ольге Малышевым монахиня стала не только опекуном, но и духовной матерью.

И вот я в квартире её внучки. Римма Алексеевна Радус долго не могла начать беседу – сначала гостям чай с блинами, а потом разговоры.

Римма Алексеевна Радус

Наконец Римма Алексеевна вынимает альбом с семейными фотографиями. На одной из них в окружении родных пребывает недовольная монахиня Марина.

Тайная монахиня Марина (Изотова) в окружении родных

– Это она устала от шума – все громко разговаривают, вот она и недовольная, уши руками закрывает.

А вот фотография 1916 года, на ней многочисленное семейство – дед, бабушка, дядья, тётки. Среди детей показывает самую младшую: «Это моя мама».

– Много ли времени вы провели с бабушкой-монахиней?

– В детстве особенно много. Я уже чуть подросла, когда у мамы родилась двойня. Тогда бабусенька взяла меня к себе, я жила тут, в Волочке, и ходила в детский сад. Она меня и воспитывала.

Тайная монахиня Марина (Изотова)

Когда же подросли мои братья Борис и Глеб, родители меня забрали к себе в Рыбинск. Отец мой, Алексей Михайлович, был гидротехником. До войны работал прорабом на Волховстрое, затем Рыбинское водохранилище проектировал. Всю войну прополз на животе, будучи минёром.

Моя собеседница достаёт коробочку, раскрывает и показывает медали: «За взятие Берлина», «За победу над Германией», серьёзная награда – «За боевые заслуги» с номером, нагрудный знак «Отличный минёр».

Рассказывает:

– Отец на фронте не раз отличался, даже орденом Красной Звезды награждён был, только вот не помню за что. После его смерти мама с братом поделили его награды, и орден этот и какие-то ещё медали дяде моему перешли. После войны папу направили сначала восстанавливать разрушенные войной мосты, гидроэлектростанции, а затем он объездил стройки по всему Союзу, очутившись в какой-то момент в Магадане. Туда к нему и мама подтянулась, и мой брат, и я. Ближе к пенсии папа с мамой переехали в Мурманск, затем в Орёл, и уже после смерти отца мама приехала жить в Вышний Волочёк. Но где бы мы ни жили, каждый отпуск ездили к бабушке сюда. Её воспитанница, Ольга Борисовна Малышева, когда выходила замуж, вынуждена была продать родной дом. Но в благодарность за то, что бабушка заменила им с братом родителей, купила полдома в другом месте: живи, Марья Николаевна. И до самой смерти бабусенька там прожила, последние годы совсем лишённая зрения. Мама и тётя Лёля предлагали ей перебраться к ним. «Нет, – отвечала бабушка, – не поеду – там у вас праздники, табак, вино, танцы». Так мы и смотрели за ней шесть лет: полгода тётя Лёля с мужем у неё живут, полгода мои мама с папой. Папа в семьдесят пятом умер, а бабушка, Мария Николаевна, в 1978-м. Было ей девяносто пять лет.

Из её детей к тому времени в живых остались лишь моя мама, тётя Лёля, она в Ленинграде жила, и тётя Маруся, уехавшая в Англию.

– Как же тётя Маруся там оказалась?

– Во время войны она с двумя сыновьями попала в плен, и их увезли в Германию на работы. Благо, что не разделили. К окончанию войны их освободили английские войска, и у неё был выбор: вернуться в СССР, где её ждали бы годы лагерей, а сыновей – детский дом, либо поехать в Англию, не имея там родных, не зная языка. Тётя Маруся свой выбор сделала, и мы не видели её вплоть до перестройки. Она устроилась там преподавателем частных языковых курсов, где учила англичан, желающих выучить русский язык. Когда стала возможна переписка с ней, начала присылать посылки. На моих глазах она и умерла в 1993 году. За полгода до этого я получила приглашение и поехала к ней, она была уже совсем больной, нуждалась в уходе. В Англии её и похоронили, по-христиански, не кремируя. Я тогда сдружилась с одной из её учениц, до сих пор переписываемся.

* * *

Колоритный город Вышний Волочёк. Много известных людей посещали его по своей либо чужой воле, много осталось рукотворной красоты и интересных рассказов жителей. И благо, что есть люди, которые пишут маленькую историю своего края.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска