Рембрандт с Зиновой слободы

«Он как солнышко!» Эту фразу за последние двадцать лет мне очень часто приходилось слышать от духовных чад отца Тихона (Меркушева) или от людей, нежно относящихся к нему. Рассказывали, как отцу Тихону служится в Омутнинске, потом – как отец Тихон с владыкой Хрисанфом создали Великорецкий монастырь, где батюшка стал наместником. Иногда передавали, что ему понравился тот или иной материал в нашей газете, так что заочно мы очень давно знакомы. Но разминулись бы, наверное, и на этот раз, если бы отец Иоанн Шаповал, к которому я приехал прошлым летом в командировку, не принял волевого решения:

– Едем! Отец Тихон музей Рембрандта создал. Есть на что посмотреть.

– Музей кого? – переспросил я, решив, что ослышался.

– Рембрандта, – ответил отец Иоанн с самым добродушным выражением на лице, словно речь шла о чём-то совершенно обыденном.

Стенд у входа в кировский «Музей Рембрандта»

Зинова Слобода, 1

Фары автомобиля выхватывают баннер с надписями: «Мир вечных ценностей» (поверху) и «Музей Рембрандта» (справа). Где мы, не понимаю. За черту города точно не выезжали, но оказались в деревне. Впереди светится большое окно деревянного дома. Вид сказочный. Это, собственно, и была когда-то деревня, то ли Зинова называлась, то ли Зиновы, а сейчас улица Зинова Слобода. Дом отца Тихона имеет номер «1». На фасаде цифры «1923» – год постройки.

Батюшка выходит к нам в чём-то, похожем на валенки, радостный.

– Это дом, в котором вы родились? – спрашиваю.

– Да. А ещё раньше здесь родилась моя мама, мои двоюродные братья и сёстры. Отсюда в 1941 году ушёл на фронт без возврата мой дедушка. После смерти мамы встал вопрос о судьбе этого дома – сильно обветшавшего, с подгнившими брёвнами, но очень дорогого для меня. Решено было его отремонтировать. Но поскольку я отношусь к монашескому чину в сане игумена, то для одного здесь слишком много места. Это была одна из причин, которая привела к рождению нашего музея. Сейчас всё посмотрим.

Отец Тихон (Меркушев) в своём доме-музее

В доме всё столь же изящно, как и снаружи. Печка напротив входа, картины и иконы на стенах.

– Это образ Божией Матери из Тверской губернии, – показывает отец Тихон на икону. – Мы собираем не только картины Рембрандта, но и всё, что касается религиозной живописи, гонений.

Переходим в зал.

– Это Рембрандт? – уточняю я относительно одной из картин.

– Нет, Тициан, – тихо отвечает отец Тихон.

– А это?

– Портрет Саскии – жены Рембрандта, которую он очень любил…

Блудный сын

Она была дочерью бургомистра городка Лейварден, довольно знатного человека, он – восьмым ребёнком в семье мельника и художником, уже успевшим приобрести некоторую славу.

Собственно, они и познакомились благодаря тому, что Рембрандт согласился писать её портрет – смиренно сидевшей в мастерской.

«Вы не могли бы рассмеяться?» – попросил он однажды. Девушка улыбнулась.

Эта картина осталась неподписанной, она предназначалась лишь им двоим.

Рембрандт в ту пору приближался к зениту славы, после того как его работы оценил секретарь принца Фридриха Оранского Константин Гюйгенс. Для принца художник пишет «Воздвижение креста» и «Снятие с креста». Его полотна «Иеремия, оплакивающий разрушение Иерусалима», «Христос во время шторма на море Галилейском», «Урок анатомии доктора Тульпа», не говоря о множестве портретов, ­становятся событиями того времени – золотого века нидерландской культуры.

Саския была богата – отец оставил ей значительное наследство, и состояла она в родственных узах со множеством самых известных людей в Нидерландах. Когда художник сделал девушке предложение, её родные отнеслись к этому благосклонно. Воспротивилась, как ни странно, мать Рембрандта, которую он очень почитал. Словно выпрашивая у неё прощение, сын назвал её именем – Корнелия – двух своих дочерей, умерших во младенчестве.

Девять замечательных лет они провели вместе – Рембрандт и Саския. Он рисовал её без конца. Нет, наверное, ни одного уважающего себя музея, где не было бы её портрета, рисунка или офорта. На первых из них – она цветущая, не очень красивая, по нашим понятиям, но милая и потому очаровательная. В 1638-м он рисует её больной, лежащей в постели, а спустя четыре года – умирающей в белом чепце, всё такой же нежной и доброй. Её не стало в 29 лет, когда их сыну Титусу не исполнилось и года.

Он сам словно умер вместе с ней. Начинается чёрная пора его жизни, растянувшаяся почти на три десятилетия. Постепенно Рембрандт ссорится со всеми заказчиками, разоряется, а незадолго до смерти приступает к созданию полотна «Возвращение блудного сына». К этой теме он уже обращался, написав в 1635 году «Блудный сын в таверне». Это был автопортрет, с Саскией на коленях. Герой жизнерадостно проматывает деньги, полученные при уходе от отца.

«Блудный сын в таверне» («Автопортрет с Саскией на коленях»)

Но вот пришла пора подводить итоги. Блудный сын с бритой, как у каторжника, головой, в изношенной одежде возвращается домой, покаянно опустившись на колени.

«Возвращение блудного сына»

Мы почти не видим его лица, он изображён вполоборота, но мы знаем, что это снова Рембрандт. Художник писал картину шесть лет и закончил работу в год своей смерти, почти ослепнув, работая с лупой. Могила его неизвестна, он был похоронен безымянным, как нищий.

Глаза, закрытые от счастья

– Отец Тихон, с чего начался музей?

– Сначала появилась копия картины Рембрандта «Портрет мужчины». Потом я посетил Европу, где приобрёл гравюры художника. «Почти что Рембрандт» – говорят о них. Но это было лишь приуготовление. Однажды я заказал копию картины Рембрандта «Возвращение блудного сына» – быть может, самую значимую по своему христианскому содержанию из его работ. На мой взгляд, он показал там человечество в объятиях милующего Отца Небесного. О картине есть масса мнений. Говорят, например, что отец там изображён слепым. Но это додумывание. Отец лишь закрыл глаза от счастья, что сын вернулся. По реакции друзей, которые пришли на её просмотр, я пришёл к пониманию, что люди должны видеть эту работу. Тогда в память о великом голландце и появилась мысль собрать здесь копии его картин, создать музей. Одновременно восстанавливался дом и пополнялась коллекция – работами на евангельскую тему. Есть гравюры Ван Дейка, Эль Греко и других мастеров.

– Почему всё-таки музей назван в честь Рембрандта?

– Как сказал немецкий искусствовед Боде в начале прошлого века, «Рембрандт – апостол христианства, художник, который больше других писал на библейские темы». А может, потому, что он наиболее близок мне.

Человек призван менять мир, что-то делать. Он избирает для этого какие-то поприща. Для меня музей – это приложение к моему священническому служению. Почему именно музей? Когда человек включает в своё окружение новый объект, он меняется, начинается внутренняя перестройка. Живопись может воздействовать на интеллектуальную, смысловую составляющую личности. Но в отличие, например, от музыки, она требует большого труда со стороны зрителя. Ему нужно понять, что он видит. И мне кажется, открыв для себя Рембрандта, можно понять что-то очень важное.

Не знаю, какая судьба ожидает музей, но хочется, чтобы дом стал одним из культурных объектов нашей Вятки. Мечтаю, чтобы у меня нашлись достойные преемники, которые сохранили бы и расширили его.

– Кто создаёт копии?

– Специалисты очень высокого уровня. Культура создания копий в России имеет большую историю. В XIX веке каждый выпускник Академии художеств должен был делать это в качестве выпускного экзамена. Художник-копиист повторяет путь автора, учится его смелости. Это попытка понять великих, что не мешает потом создавать что-то своё, совершенно отличное.

– То есть ваш музей – это попытка понять Рембрандта?

– Когда случилось посягательство на рембрандтовскую Данаю – её облил кислотой какой-то безумец, реставраторы были в растерянности. Слишком многое оказалось утрачено. Выяснилось, что нет ни одной качественной копии, что очень затруднило восстановление.

Оригинал последней картины, которую мы заказали, «Еврейская невеста», находится в одном из музеев Амстердама. Наш художник съездил туда ненадолго, сделал эскиз, а в Петербурге написал. Писать её на месте ему не позволили. Голландская сторона не разделяла нашу идею сделать масляную копию, считая, что художник-копиист обязательно что-то испортит. Предлагали сканировать картину, сказав, что на сайте музея есть цифровые файлы, можно взять и распечатать. Но это, конечно, совсем не то. Мне кажется, это говорит в пользу нашей культуры – что она более пластична, универсальна. А голландцы сходу исключили возможность дать дорогу нашему эксперименту. В Эрмитаже у нас таких проблем не возникло. Иная картина пишется полтора месяца, а, скажем, «Снятие с креста» писалась около пяти.

– Как много людей к вам приходит?

– На открытии сезона в августе собиралось семьдесят-сто человек, потом посещали небольшими группами. Сначала мы были открыты с августа по октябрь включительно – три месяца, потом решили пускать экскурсии круглый год. Желающие звонят предварительно и приезжают. Бывают художники, перед которыми я выступаю.

Но мы не спешим оказаться в центре внимания. Знаете, апостолы десять лет готовились и лишь потом вышли на всемирную проповедь. Нам тоже нужно окрепнуть, понять, что мы можем дать людям.

Поклон от Святителя Николая

 – Может, чайку попьём? – предлагает отец Тихон.

Мы идём куда-то с отцами и садимся за стол, на котором стоят миски с клубникой в молоке. Подумалось, что, если нас сейчас нарисовать, может получиться интересно.

В этом доме очень органичными кажутся рассказы о былом, о родных.

– Мама, Римма Михайловна, пришла к Богу очень сознательно, когда я уже стал священником. Но я помню, как моя бабушка, Анна Дмитриевна, склоняется перед иконочкой, как она крестится, – рассказывает отец Тихон, – во многом она меня и воспитала. Сейчас мы в её доме.

– Бабушка по отцу?

– По маме. Отца я не помню, они с мамой разошлись, когда я был маленьким. Помню, как бабушка болела – инсульт, паралич, зиму провела дома, потом начала подниматься. Бабушка любила ходить в церковь, иногда водила меня. В памяти запах свеч, просфорочки, бабушка о чём-то говорит. Но обычно она ходила одна. Покупала у нищих их приношения – прянички, печенья, яички – и дома меня угощала. Потом был второй инсульт, из которого уже не смогла выйти, и в 1980-м её не стало.

Верил я со школьной скамьи, но крестился позже, в 86-м году, в Петербурге, где учился в культпросветучилище на режиссёра самодеятельных театров. Маме важно было, что я увлекаюсь театром, живописью. Это было предметом гордости. Какое-то время поработал в театральной студии, после чего нашёл своё место в Церкви.

– Кто произвёл на вас в Церкви наиболее глубокое впечатление?

– У нас был замечательный духовник – отец Макарий, в миру Иван Ефимович Корабельников, вы о нём писали («Мы ищем, мы ищем потерянный рай», № 488, апрель 2005 г.). Потом духовником стал отец Геннадий Сухарев. Сказал: «У нас с вами общий духовник – отец Макарий, так что можете обращаться ко мне».

Мать отца Макария, Серафима, была во время войны председателем колхоза. К её детям было особое отношение – нельзя было уклониться от работы, опоздать.

Был один эпизод, который кое-что говорит о батюшке. Иван Ефимович перевозил на быке всякие колхозные грузы. Будущему архимандриту это свирепое животное повиновалось. И когда его забрали в армию в 45-м году, быка передали женщине Анастасии, и тот её забодал до смерти, осталось четверо детей – такое несчастье. В армии у Ивана Корабельникова нашли Евангелие. Старшина выстроил весь взвод, спрашивает: «Чьё?» Иван Ефимович вышел и сказал: «Моё». За что пришлось ему пройти через исповедничество.

Среди других отцов могу вспомнить отца Иоанна Носкова, к которому в 87-м ходил в церковь села Кстинино. Молодой, худощавый, безбородый. Чувствовалось, что отец Иоанн всё время совершает внутреннюю молитву. Для нас, начинающих, было очень важно живое слово, и слушать его было очень интересно. Потом встречались на Великой… Добрых пастырей у нас немало.

– Ощущалось ли присутствие Святителя Николая в Великорецком, где вы были наместником монастыря?

– Конечно, была помощь. А если говорить о каком-то явном присутствии, паломники не раз об этом рассказывали. Лет десять-двенадцать назад был очень трудный крестный ход. Когда уже возвращались с Великой в Вятку, после молебна одна благочестивая женщина вошла в притвор одного из храмов по пути и над дверями увидела изображение Святителя Николая. Поклонилась ему, а он поклонился ей в ответ. Когда она это рассказала, люди засомневались, было ли это на самом деле или ей показалось. Но, понимаете, обычные люди, когда им оказывают почтение, тоже как-то откликаются на это – могут обнять, поцеловать. А здесь святой, отзывчивость которого совершенно понятна. Столько дней его прославляют в ходу, стирают ноги, терпят комаров, жар, холод, сильнейшую усталость, иногда полное изнеможение. И он не может не откликнуться так или иначе.

«Из этого парня будет толк»

Мы возвращаемся в музей, в малую комнату, где можно увидеть на стене портрет митрополита Хрисанфа. Хорошо узнаваемое лицо, но молодое, таким оно было лет сорок назад.

Епископ Хрисанф. Портрет неизвестного художника

– Откуда? – спрашиваю.

– Остался после смерти владыки. Никому не пригодился и оказался у нас. Художник неизвестен, но написано полотно в 80-м году, в начале служения владыки Хрисанфа на Вятке. Тех, у кого можно было бы спросить, уже нет в живых. Может, автор когда-то откликнется сам. Владыка меня рукополагал. Когда я был чтецом в Серафимовской церкви, он иногда заходил к нам в алтарь и присутствовал там всё богослужение. Как-то, услышав хор, в котором я пел, сказал обо мне: «Из этого парня будет толк». Было очень приятно. А потом он предложил принять сан. Меня удивляло, как он обращает внимание на вещи, казалось бы, неважные. Однажды я увидел в Омутнинске, как он в нашем храме, Святого Александра Невского, внимательно читает расписание служб и разные пояснения, ответы на вопросы, что нужно знать прихожанину для крещения и тому подобное. Я тогда возвращался из другого храма, и владыка терпеливо меня ждал, подробно изучая жизнь прихода. Навсегда запомнилась сцена, как он, покидая Омутнинск, машет нам рукой, открыв заднее окошко в машине. Мы были его семьёй, а он старался для паствы быть отцом.

Потом были встречи в Великорецком монастыре – любимом детище владыки, где мы угощали его ягодками, это были радостные минуты. Он мечтал создать именно общежительный монастырь в относительно уединённом месте. Свято-Трифонов расположен в центре Кирова – где не тихо и не спокойно, так что наш – Великорецкий – подходил куда больше. К сожалению, владыки не стало прежде, чем мы смогли по-настоящему встать на ноги, завершить строительство. В последнее время по немощи приезжать к нам уже не мог, но нам была предоставлена свобода, было доверие, через которые он всегда присутствовал среди нас.

Саския в цветах

Подходим к портрету Саскии в образе Флоры.

– Когда мы заказывали его, – поясняет батюшка, – была цель показать личную жизнь Рембрандта. Саския умерла от лёгочной болезни. Скорее всего, от чахотки.

Саския в образе Флоры

Когда эту картину привезли, мы всмотрелись и поняли, что Рембрандт изобразил жену в пору, когда она носила под сердцем дитя. На мой взгляд, это один из лучших женских образов в мировой культуре – трогательный, проникновенный.

В наше время нередко осуждают гуманизм, говорят, что в нём произошёл перенос акцента с Бога на человека, что это пагубно. Отчасти это верно, потому что появлялось секулярное, светское пространство, где Богу нет места, в Нём нет там нужды. Но помните то место из Евангелия про человека, который именем Божиим изгонял бесов? Ученики были сильно смущены: кто это такой, почему он это делает? А Христос сказал им: «Кто не против нас, тот за нас». Я хочу сказать, что, кроме искусства религиозного и искусства, которое уводит нас от истины, есть ещё одно направление, когда художник идёт к людям, потерявшим веру, чтобы начать с ними разговор о Боге издалека, научить слышать, видеть хоть что-то.

Есть такая расхожая фраза, что сначала нужно стать человеком, а потом уже христианином. Благодаря настоящему искусству такое возможно. Это то, о чём я думал, создавая музей. Нам нужно учиться вновь быть людьми.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска

3 комментариев

  1. ирина:

    у батюшки высшее образование

  2. Людмила Ерошкина.:

    Очень глубокий и разносторонне образованный человек(наверное,самообразованный) и при этом очень простой в общении.Это,как правило,качество мудрого человека.Ему веришь.С ним хочется общаться.

  3. Игорь Ру:

    Хорошее интервью.

Добавить комментарий