В день отдания Пасхи я отпевал на кладбище в сосновом лесу свою давнюю знакомую. Народу было немало. Рядом стояли родные и близкие люди, с которыми я не виделся лет сорок. Когда-то мы жили в одном посёлке Емвале, где наши дома стояли рядом вокруг небольшой площади. В каждом – по шесть семей. Мы были все как родные, знали не только, кто чем живёт, что ест, но даже где у кого деньги спрятаны. Я тогда работал водителем и помню, как сын бросался ко мне с криком: «Папка приехал!» А за ним – с десяток других малышей, которые повторяли за ним: «Папка приехал! Папка приехал!» Я усаживал их в машину и катал вокруг посёлка, делая два-три круга.

Сейчас они уже седовласые – эти дети, те, кто остался жив. Многих уже нет из тех, с кем мы дружили. К сожалению, эти замечательные люди очень далеки от Церкви. Я смотрел на них и думал, что, воистину, Господь пришёл на землю не ради праведников, а ради грешников. А мы в Емвале были окружены праведниками в ту далёкую эпоху, когда о Боге даже не говорили. Тогда, в начале семидесятых, и жизнь была налажена так, что располагала к честности, добродушию. Хочешь хорошо зарабатывать – иди честно трудись, и будут деньги. Хочешь квартиру – несложно найти такое место, где получишь её через пять-шесть лет. Все были защищены и законом, и социально, так что не было потребности ни грешить особо, ни обращаться к Богу. Наши друзья не хулят Господа, и не сказать, что плохо относятся к Церкви, просто не испытывают в ней потребности.

У Людмилы, которую мы отпевали, умер дней за сорок до неё любимый человек. Они жили нерасписанными, невенчанными, он даже не был крещён. Людмила очень тяжело переживала его кончину. Мы договорились встретиться. Я надеялся привести её к Богу, помочь воцерковиться. Но встреча откладывалась. Потом с Людмилой случился инсульт. Я собрался к ней, чтобы соборовать, исповедовать и причастить, но не успел. Она скончалась. Уже на могиле я предложил всем простить покойную, если чем досадила. Мне ответили: «Что вы, батюшка, она жила как ангел, никого не обижала и не осуждала!» Потом мы долго общались за поминальной трапезой. Я говорил о вере, о смерти и жизни, о рае и аде. Меня слушали с интересом. При расставании подходили, благодарили, обещали приехать и продолжить нашу беседу, даже высказывали желание воцерковиться. Но, скорее всего, мало кто приедет. Когда я потом сказал об этом на трапезе, один из братии нашей обители заметил, что даже если один придёт, и то слава Богу. Будем надеяться, что не один, что люди, которые мне дороги, не уйдут в инобытие внезапно, неподготовленными. Понимаю, что Господь сделает всё, чтобы им помочь.

Вчера я был у Анны. Ей девяносто лет. В наши края её, уже древнюю, привёз брат, чтобы позаботиться. Анна никогда не была замужем и всю жизнь провела при храме. В молодости пела в хоре, потом пекла просфоры. Братья ею очень гордились, почитая за праведницу, довольны были, что она молится за них, хотя сами в храм не стремились. Жили дружно, в достатке, а сестра постепенно глохла, слепла… и однажды отложила молитвослов со словами: «Всё, молиться я больше не буду. Устала». После этого она начала впадать в беспамятство, разговаривать с кем-то невидимым и даже сквернословить. Приехали за мной. В моём присутствии старушка вела себя хорошо, попросила благословить. Я её пособоровал, причастил – и понял, что происходит с этим воином Христовым, достойно сражавшимся много лет. Господь попустил ей впасть в немощь, чтобы родные осознали, чего стоит их жизнь без молитв Анны, чтобы они сами начали молиться. Ведь с тех пор, как сестра перестала просить о них Бога, братья стали ссориться и сейчас не разговаривают друг с другом. Род начал распадаться, а люди не понимали, что происходит, чего ждёт от них Господь. Я всё им объяснил. Они хорошие и к Богу расположенные – может быть, поймут, что нужно делать. Ведь раньше у них не было в Господе нужды, а теперь появилась.

Господь попускает и вразумляет. Одна бабушка из знакомой мне семьи никак не могла умереть, при этом изводила родных проклятьями и капризами. Несколько десятков лет она не ходила, и ухаживать за нею было подвигом. Уже устав от этих мучений, её дочь с мужем пришли ко мне за советом, что же им делать, как повлиять на живую, но невменяемую мать, которая и сама страдает, и мучает всех вокруг. Я сказал, что хорошо бы помолиться, чтобы Господь забрал бабушку к Себе. От меня отшатнулись и, быстро собравшись, уехали. Уж не знаю, что и подумали. Месяца через четыре звонят: «Вы на что намекали?» «Ни на что, – отвечаю, – не намекал. Нужно молиться о том, чтобы Господь прекратил мучения вашей семьи».

Старушке было больше ста лет, из них тридцать последних она мучилась и кричала. Приезжаю, осматриваюсь – в доме ни одной иконы. Спрашиваю: «Вы молитесь хоть о чём-то?» Нет, конечно. Говорю: «Она не умрёт, пока вы не обратитесь к Богу. Ради этого страдает тридцать лет». Помолились о несчастной. Она утихла на четверо суток. Потом снова пригласили. В квартире были уже и иконы, перед которыми горели лампады, и Евангелие, и Псалтырь, и Молитвослов. Старшие члены семьи начали молиться и утром и вечером, ходить в храм. Ещё раз помолились – и через два часа страждущая отошла. Через беду, мучения Господь привёл семью в Церковь.

Мне как священнику часто приходится иметь дело со смертью. Были на днях в Аджероме, служили панихиду по просьбе жителей. Там несколько огромных кладбищ – в сосновом лесу, как обычно бывает в Коми. Здесь лежат люди, погибшие в годы репрессий. Вспоминается, как авва Порфирий сказал своему духовному чаду, который с ним не соглашался: «Посмотри на сосну: сколько там иголок? – миллионы! А Бог всё знает, о каждой иголке печётся». Так и каждого безымянного, лежащего в песке под Аджеромом, Он знает поимённо. Есть невинные, подобные Вифлеемским младенцам, есть и грешники и безбожники, проливавшие чужую кровь, рушившие храмы. Понятно, что Господь обо всех позаботится. И понятно, зачем нам, нашей стране всё это было послано.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска