Так получилось: по очереди наступала моя «стража» писать в «Хронограф», а обстоятельства заставляли нас с Михаилом Сизовым срочно выезжать в экспедицию. Кинули в машину ноутбуки и фотоаппараты, подборки газет на раздачу – и в путь. И вот спустя несколько дней я сижу в номере гостиницы «Луганск» и пытаюсь как-то осмыслить ощущения от первых дней – это важно, потому что, как известно, самое первое впечатление редко обманывает. На соседней койке Михаил Сизов просматривает качество отснятых и записанных за день сюжетов, я пытаюсь наладить на компьютере приём едва уловимой сети…

Да, нынче мы таки решили логически завершить наше путешествие по Украине, начатое в феврале-марте 2014 года – в те дни, когда там вспыхнуло пламя майдана, спалившее надежды многих на светлое будущее, разделившее страну и ввергнувшую её в гражданскую междоусобицу. Напомню, что в той экспедиции мы ехали от самой западной части страны: из Ужгорода через Львов и Почаев – в Киев, далее через Харьков – в Донецк. Последней публикацией из того путешествия стал отдельно стоящий прошлогодний очерк о Святогорской лавре; о харьковских и донецких встречах, как и о некоторых киевских, мы не стали писать из соображений безопасности наших собеседников. Теперь пришло время рассказать о тех регионах Украины, до которых мы «не доехали»: нынешних Луганской и Донецкой народных республиках.

Весь сентябрь на нашем Севере поливало, хляби небесные разверзлись такие, что даже последние белые грибы на борах больше походили на губки, обильно впитавшие в себя воду. Таким же ненастьем и холодом встретила нас и Первопрестольная. Только за Воронежем небо стало проясняться, мы проехали полосу туманов и точно на машине времени вернулись в бабье лето. В мягкой южной осени среди нежнейших ароматов увядания и листья падали как-то по-особенному мягко. Где-то возле границы, у Изварино, я услышал соловья (не улетели пока на Юг!) – молодой ещё, он нерешительно пробовал свои первые коленца. В этот момент я как раз стоял возле креста – не первого на нашем пути и не последнего. Но, возможно, он был самым необычным по месторасположению: как сообщала табличка, был установлен на месте гибели здесь воина два года назад. И из глубины памяти я выловил размытое: «…обстрел погранперехода», «…изваринский котёл». Так, пройдя российских пограничников и ещё не дойдя до луганских, в зоне таможенного контроля мы впервые соприкоснулись с войной. И сейчас, на четвёртом этаже гостиницы «Луганск», ближе к полуночи, после многих часов общения с самыми разными луганцами, я не могу дать ей более точное название. Ни разу не услышал от собеседников выражения «гражданская война» или, например, «война священная». О чём-то, произошедшем давно, больше трёх лет назад, здесь говорят: «Это было до войны». Только один раз я услышал такое, страшноватое по сути, определение: «наша война».

…Мы въезжаем в Луганскую Народную Республику. Всё вокруг напоминает путешественнику об этом: автомобильные номера, раскраска автобусных остановок, билборды у дороги и многочисленные граффити на стенах. Вскоре после пересечения границы, ровно над придорожным крестом, которыми здесь ограждено от злых сил каждое село на въезде и выезде, видим яркую радугу: Господь вновь подтверждает наш с Ним завет – если мы будем стараться честно рассказывать о том, что услышали и увидели, Он нас благословит и поможет на всех путях…

* * *

Одна из героинь нашего «сериала» – его мы, если Бог даст, напишем после этой экспедиции – на вопрос о том, когда закончилась здесь война, ответила: «Война не закончилась, она теперь в нас». Всякий раз, о чём бы ты ни начинал говорить с местным жителем, так или иначе, разговор касался или даже переходил полностью на недавнюю войну. Так бывает, когда разговариваешь с раненым: он нет-нет да и поморщится, пошевеля подстреленной рукой, и на какие-то мгновения выпадет из беседы.

Да, люди погружены в неё, но в самих людях нет войны. Они не воинственно-агрессивны. Ругая киевскую власть, к месту и не к месту повторяют, что любят и сочувствуют украинскому народу, иной подчеркнёт, мол, я сам хохол, и в качестве подтверждения на какое-то время перейдёт в разговоре на украиньску мову. Кстати, это ничуть не мешало нам понимать друг друга.

Да, Луганск живёт, радуется жизни, никакой послевоенной депрессии. Хотя именно такую картину рисуют некоторые российские и зарубежные СМИ. Снова стали выходить все районные газеты – а это такой важный знак всем жителям республики. Здесь проходит множество культурных событий, в том числе молодёжные, с какими-то диковинными названиями. О том, как сегодня воспринимают самих себя луганчане, я прочитал в местном СМИ. Пишут, что после многих лет провинциальной жизни на задворках Украины «Луганск стал не только столицей республики, но и впервые приобрёл “столичный” культурный стиль. Этот культурный и духовный подъём основан на моральном оздоровлении общества…»

Как же можно совместить всё это с «погружённостью в войну»? Мне бы, наверно, не решить этот вопрос, если бы мы не заехали в Краснодон, в музей-мемориал «Молодой гвардии». В годы оккупации молодогвардейцы обратились в гитлеровскую комендатуру с просьбой открыть дом культуры: дескать, полезно будет и вам, и нам. Немцы согласились. Среди действующих кружков в нём открылись театральный, цирковой… Едва ли делать цирковые кульбиты можно было, не отдаваясь этому делу полностью. Но здесь же, за кулисами, проводили молодогвардейцы собрания, на которых обсуждали свои акции против оккупантов. Ясно же, что, чтобы при этом с человеком не происходило болезненного раздвоения, необходима была твёрдая опора. Ею была вера в Победу, в идеалы комсомольской чести, в справедливость, в труд на благо Родины. Ну а сама-то вера – она откуда? Откуда это горение? И вот тут из интересного разговора с научным сотрудником музея выяснилось, что у пламенных комсомольцев, оказывается, были свои, особые отношения с Богом…

* * *

Мир. О нём здесь говорят все, его желают ближним. Даже нам, российским гостям, постоянно желают. Поговорку о плохом мире, который лучше хорошей войны, можно услышать по нескольку раз на день. И потому совсем по-другому воспринимаешь забубённо-казённые слова официального представителя ЛНР, читающего с бумажки очередную сводку: «Ситуация в зоне действия народной милиции имеет тенденцию к стабилизации…» За прошедшие после активных боевых действий два года активисты общественного движения «Мир Луганщине» в память о трагических событиях создали 15 мемориалов. Всего же жители республики создали их шесть десятков. На многих запечатлены слова о мире. Но один из наиболее часто встречающихся здесь лозунгов – «Не забудем, не простим». Совсем не христианские слова. Но ведь память о погибших в ходе военных действий 32 детях тоже никуда не деть.

Мы всегда в газете старались придерживаться ровной интонации, говоря о войне на Украине, старались ориентироваться в этом на позицию нашей Церкви. Но, как понимаю теперь, позиция Церкви часто формируется в кабинетах, а вот позиция людей Церкви – тех, кто составляет её Тело, – оказывается, может быть и иной. Как нам найти золотой, срединный путь, как, столкнувшись с человеческим горем, неотмщенными смертями, насилием и равнодушием, милосердием и делячеством, сохранить и исполнить свой завет с Господом? Помоги нам, Боже.

Оглавление выпуска     Следующая публикация →