Глава 6. Ночной разговор

(Фрагмент главы 2-й части)

…В комнате повисла тишина. Было слышно, как в камине потрескивают дрова и идут часы. Гнаде и Рон понимали, что сказанного достаточно для того, чтобы оба они были арестованы, и при этом чувствовали, что в прозвучавших словах была правда, время для которой, возможно, пришло именно здесь и сейчас.

Первым тишину нарушил Гнаде:

– Простите, мой друг, что я забыл предупредить вас о том, что в этом доме нет прослушки. Возможно, это одна из последних свобод, доставшихся духовенству от прежних времён, которые ныне принято называть «тёмными» и «дикими». Конечно, и в этом случае вы не обязаны быть со мной откровенным. Но позвольте быть откровенным хотя бы мне, старому пастору, который и так слишком часто молчал тогда, когда молчать было нельзя.

Близилась полночь. Гнаде поднялся с кресла и неспешно вышел из комнаты в прихожую. Рон слышал, как он проверил, закрыта ли входная дверь, и щёлкнул засовом. Затем пастор вернулся в комнату и сел у камина.

– Возможно, пример с Империей не совсем удачный, – согласился Гнаде. – Но вот что важно: примерно так же размышляют люди, говоря о служении науке, искусству, порядку, политике и даже Церкви. И в этом есть своя правда, поскольку Бог тоже не хочет, чтобы люди замыкались на себе и жили только для себя. Но если одни готовы служить и без этого не мыслят своей жизни, то другие давно поняли, как можно этим воспользоваться. Поняли, как можно заставить других людей жертвовать временем, силами, интересами, здоровьем и даже жизнью и извлекать из этого пользу. Причём не только для Империи. Но, прежде всего и как правило, почти всегда – для себя.

Рон внимательно слушал, однако пока ещё не вполне понимал, о чём хочет сказать хозяин дома.

– На самом деле это не так сложно. Всё, что нужно, – внушить человеку, будто интересы науки, искусства, порядка, Империи или любой другой организации более важны, чем его собственная жизнь и его личный интерес. И если это удастся, то с этой минуты всякий раз, когда сердце человека будет сопротивляться гнусностям и преступлениям «вышестоящей организации», его ум, признающий приоритет её интересов над своими личными интересами, легко найдёт им оправдание. Пример тому тот же Бухенвальд, служа которому, мучая и убивая заключённых, офицеры и солдаты думали, что будто бы так они «служат Великой Германии» и помогают очистить родную землю от «повстанцев» и прочего «человеческого мусора».

– Но когда это было?

– Вчера, мой друг. Это было вчера и, к сожалению, может повториться завтра. Потому что завтра начинается сегодня. И знаете ли, кто помог мне это понять? Ваша знакомая. И если вы согласитесь положить в камин ещё пару поленьев, я объясню как и обещаю, что впредь не буду мучить своими разговорами.

Часы пробили полночь. Начался новый день. Рон безумно устал, но не хотел обидеть пастора отказом. Если в начале разговора он ещё допускал, что всё это провокация или проверка, то теперь ему было стыдно за свои мысли. Сержант чувствовал, что пастор говорит искренне и со знанием дела, но всё ещё не понимал, почему именно с ним, и поэтому спросил:

– Герр Гнаде! Конечно, мне интересно всё, что касается этого письма, и я ценю вашу откровенность. Но скажите – почему? Почему вы так откровенны именно со мной?

– Мой друг! Вы молоды, поэтому вряд ли поймёте старика, которому было бы горько умереть, зная, что всё, чем он жил и к чему пришёл в конце пути, умрёт вместе с ним.

– А как же ваши прихожане?

– Они замечательные люди. Многие из них весьма обходительны, не пьют, не курят и, после того как община лишилась кирхи, старательно вычитывают дома положенное молитвенное правило. Только этого мало. Поскольку, чтобы бросить вызов существующему порядку вещей, нужно не просто большее, а нечто другое. Необходимо то, чему Церковь, к сожалению, уже давно не учит.

– Что вы имеете в виду?

– Конечно, у каждого свой опыт церковной жизни, и вы, мой друг, не обязаны со мной соглашаться, – упредил пастор своего молодого собеседника. – Но лично я не раз замечал, как смирение, которому учит Церковь и делает это вполне справедливо, случается, оборачивается малодушием и конформизмом. Здесь же нужна дерзость или, лучше сказать, дерзновение, готовность бросить вызов и умение держать удар. А ведь когда-то было именно так – когда «семенем» Церкви стала кровь мучеников, бросивших вызов Римской империи.

– И что же произошло далее? – спросил Рон, который впервые участвовал в подобном разговоре и сам не заметил, как он его захватил.

– А случилось вот что, – Гнаде давно истосковался по слушателям и, казалось, был увлечён разговором не меньше своего собеседника. – Когда Церковь бросила вызов окружающему миру, он на какое-то время растерялся, а затем понял, как можно этот вызов свести на нет. Мир прекратил гонения и позволил Церкви стать частью себя, и, когда часть христиан – и надо заметить, весьма влиятельных христиан – с этим согласилась, под их руководством Церковь перестала противопоставлять себя миру и других стала учить тому же. При этом в ход была пущена всё та же ложь, будто интересы организации – в данном случае Церкви и тех государств, которые она освятила и благословила, – важнее интересов отдельного человека. Хотя Христос учил заботиться не об организации, а о человеке и его бессмертной душе. Об этом все Его притчи и всё Евангелие. Что из этого получилось? Приведу лишь один пример. Когда несколько лет назад, по предложению отца Петра я поселился в его доме, чтобы ухаживать за немощным другом, вы даже не представляете, какую волну негодования это вызвало в так называемых церковных кругах! Чего только нам не довелось услышать – от самых диких сплетен до обвинений в ереси и предательстве Церкви. Всё это, конечно, сказалось на здоровье отца Петра и приблизило его кончину. Но скажите об этом «им», и «они» только ещё больше озлобятся. Потому что в «их» системе координат, где организация выше и важнее человека, мой поступок, действительно, выглядит дерзким и достоин порицания.

– Получается, герр Гнаде, что вы всю жизнь служили Церкви, а в конце жизни в ней разочаровались?
Пастор немного помолчал и ответил:

– Честно говоря, я никогда не ставил вопрос именно так. Но, пожалуй, в чём-то вы правы. Я действительно разочаровался. Но вот в чём? Разочаровался в их «организации». Но не в Его Церкви, где бесконечно дорог и важен каждый человек, ради которого Он готов обойти весь мир и снова взойти на крест.

– Вы говорите о Боге? – переспросил Рон.

– Да.

– Но как Его найти?

– Бог есть любовь, и поэтому Он там, где любовь. И ещё добавлю – дерзновение. Потому что любовь и есть самое величайшее, невероятное дерзновение и вызов миру сему. Поэтому я и говорю с вами столь откровенно. Потому что увидел эту любовь в ваших глазах. Как видел её в глазах той девушки, чьё письмо помогло понять не просто многое, а главное – ни порядок, ни Империя, ни Церковь и, вообще, никакая организация не может быть важнее человека, потому что она – не живое существо, и только человек имеет бессмертную душу. Что касается организации, то её ценность зависит от того, какую пользу она приносит людям, и только. Почему люди забыли об этом? Почему многие из них думают и поступают, как те нацисты в Бухенвальде, и тем самым приближают час, когда весь наш мир превратится в один большой лагерь смерти? Признаюсь, что даже мне, священнику, иногда хотелось поступить так же – например, вскрыть это письмо. Ради порядка, ради Империи, ради себя, наконец, своей безопасности и покоя. И знаете, кто удержал меня от этого? Он!

С этими словами Гнаде поднялся с кресла и подошёл к столу, на котором стояла небольшая бронзовая скульптура Христа. Пастор взял скульптуру и, бережно держа в руках, поднёс к огню. Художник изобразил Христа в виде Доброго пастыря – правой рукой Он опирался на посох, а в левой руке держал заблудившуюся, испуганную овечку, которая только сейчас, оказавшись у сердца своего Спасителя, обрела защиту и покой.

Гнаде поставил скульптуру на камин так, чтобы Рон мог её лучше разглядеть и сказал:

– Видите ли, мой друг! Если бы организация была важнее человека, Он остался бы с остальными девяносто девятью овцами. Кормил бы их, заботился о них, построил бы в загоне новый хлев или забор и, возможно, даже позолотил его, а о потерявшейся овце просто забыл бы. Но Добрый пастырь поступил и всегда поступает иначе. Он оставляет всё и отправляется за одной единственной овечкой, а когда находит её, радуется ей так же, как и остальным девяносто девяти. Христос ценит не организацию, а людей. И Церковь для Него – это, прежде всего, люди, и каждый человек, пусть даже заблудившийся и потерявшийся, как эта бедная овечка, Ему бесконечно важен и дорог.

Рон ещё раз посмотрел на скульптуру. Несмотря на то что она была невелика – не более локтя в высоту, фигура Христа казалась прекрасной и величавой. Было видно, что художник изобразил не только Пастыря, но и Царя, Создателя человеческого рода, посох в руке Которого напоминал скипетр правителя. И одновременно она была воплощением той любви, которая, по словам Спасителя, готова обойти весь мир, чтобы найти и спасти одну-единственную человеческую душу. И если необходимо, отдать за неё жизнь.

Полностью роман можно прочесть в Интернете, набив в поисковике его название и автора.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска