Путешествие в казачью лавру

(Окончание. Начало в №№ 741, 742)

Скит

Всерусский скит

…С батюшкой идём ко Всехсвятскому скиту монастыря. Минул почти час со времени «мелового помазания» – это время мы провели в Никольском храме на главной вершине Святых гор, потом постояли у Кирилло-Мефодьевской лестницы, обозревая окрестности, – воистину, так стоять и любоваться можно бесконечно, время не замечаешь.

От Никольского храма до скита идти с километр. «Профиль» скита – крестьянский, здесь средоточие разных аграрных послушаний. По дороге мы говорим о втором, после молитвы, крыле монашеской жизни – трудовом послушании. Отец Модест перечисляет: в монастыре есть сапожная, пошивочная, столярная, резочная мастерские, братья трудятся в пекарне, на трапезе, пахотной земли в скитах около 100 га получается…

– Как правило, один брат совмещает несколько послушаний. Допустим, он может быть и пекарем, и звонарём, а иногда и певчим.

– 120 человек братии – это много или мало?

– Мало. У нас сто лет назад доходило до 700 человек. Неформальное название нашей обители – Казачья лавра, потому что здесь было очень много казаков. А вообще это была просто пустынь. Но старцы предсказывали: «Святогорская обитель отстроится, и колокола такие будут, что будет слышно до Красного Лимана».

– И как, слышно?

– За горой, вообще-то, не очень, но бывает. Ещё говорили: «Святогорская обитель такой славы достигнет, которую она никогда не имела».

– Наверно, уже сейчас это можно сказать.

– Ну да, это исполняется. В том, конечно, не наша заслуга, а по молитвам старцев, которые вымолили Лавру. Хотя, конечно, и сейчас у нас есть хорошая братия, которая старается, – помощники владыки нашего. Владыка Арсений с 95-го года наместником у нас, очень деятельный, разносторонне одарённый: и в пении, и в иконописи, и в архитектуре разбирается.

– То, что в храмах иконы в основном в греческом стиле, – это его предпочтение?

– Ни одна икона без его благословения здесь не появляется! Сначала смотрит эскизы и даже какие-то поправки вносит. У нас сейчас пишутся иконы Киево-Печерских преподобных в часовню, и там по канону положено святых изображать в два ряда. Владыка благословил три ряда. Иконописец: «Ну как, это же в принципе неправильно!» – «Я благословляю, и всё!» (Тут из-за поворота показался сказочный городок – терема, закомары, луковицы за бревенчатым частоколом.) А вот наш Всехсвятский скит…

– Что-то мне напоминает…

– Кижи, наверно. Вот этот большой храм Всех святых земли Русской – 17 куполов, 28 метров высоты. К слову, архитектором этих храмов является владыка Арсений.

– Да ну? Он на компьютере это всё рисует?

– На миллиметровочке. Сидит: линейка, карандаш – и всё сам… А строить всю эту красоту начали в 2001-м.

Сегодня в скиту постоянно проживает 16 братий. Он, в общем-то, закрыт для свободных посещений, молится только братия: в 6 часов утра и в 8 вечера правило общее вычитывается. Литургия по субботам. Два раза в году скит открывается для всех желающих, когда в храмах праздники престольные. Предполагается в будущем открывать и по воскресеньям…

Мы останавливаемся у небольшого прудика.

– Полтора метра глубина, – рассеянно говорит отец Модест, вглядываясь куда-то вдаль. – Вон там наше хозяйство: коровы, лошадь, курочки гуляют, теплица, поля. Есть техника, трактора…

– Пшеницу сеете?

– Немного пока сеяли, сейчас собрали – владыка распорядился сдать в лабораторию, проверить на клейковину, насколько зерно пригодно для муки или просто фуражное. Это ж ещё от состава почвы зависит, не только от посевного материала. Если пригодно, то, конечно, будем засевать… Вот там пасека, ульи – около ста – пока не выносили.

– Под крышей там стоят такие зелёненькие? А куда пчёлки летают за мёдом?

– У нас сад есть. Потом окрестные поля, там гречка сеется. Но вообще-то у нас мёд светлый: липа, акация, разноцвет.

Возле храма полыхают красные кусты калины. Пробую: сладкие ягоды. Значит, основательно подморозились этой зимой.

– Калина так сильно понижает давление, что даже до обморочного состояния может довести. Когда медицинские препараты от давления не помогают, нужно выпить или стакан горячего сока из красного буряка, или калины съесть. Но у меня и так пониженное, мне вообще нельзя.

– Их вроде к весне должны птицы склёвывать…

– Жор птиц зависит от снега, – обстоятельно поясняет мой спутник, – когда снега нет, они ковыряются в земле, червяков, букашек там находят. А когда снег лежит, они склёвывают и ягоду, и всё, что положишь: хлеб, зерно…

Ловлю себя на том, сколь приятно разговаривать с человеком, который и о насельниках, и о паломниках, и о птичках – обо всём рассуждает, как родной отец о детках – ну если не отец, то брат, по крайней мере.

– А это чья идея была – создать зооуголок с птичками? – вспоминаю утро.

– Конечно, наместника. Родители часто приезжают с детьми. Представьте, ребёнку три часа отстоять на службе! Во-первых, он не понимает, во-вторых, ему тяжело. А так вышли дети из собора, бегают, смотрят птичек, разговаривают с ними…

Заходим в храм. Целый ряд иконостаса – это святые покровители сельского хозяйства: Зосима и Савватий Соловецкие, Флор и Лавр, мученик Мамант, Георгий Победоносец и священномученик Трифон… В углу стоит-топится большая изразцовая печь. А какой запах в деревянном натопленном храме! Видимо, батюшка заметил, как я закатил глаза:

– Конечно, мы должны на молитве забывать всякую чувственность, но дерево – оно как живое. В деревянных храмах хорошо, но и в пещерных тоже своя атмосфера…

После храма заходим на кладбище. Деревянные кресты, а на могилах лежат мраморные плиты с выгравированными именами усопших – все с «ятями». Послушник Сергий. Скончался в 16 лет, полгода успел пожить в монастыре. «Простыл – и отёк лёгких», – поясняет мой гид. Схимонах Иоанн, прожил 73 года, на плите выгравированы бесхитростные стихотворные строки, им же, по-видимому, сочинённые перед смертью: «Без братии грустно мне будет, но за братию буду молиться всегда. Может, меня кто и забудет, но я не забуду о них никогда…»

Вспоминаю, что с отцом Модестом мы уже говорили о монашеской общинке, после разгона Святогорской пустыни обретавшейся здесь, на кладбище. Во время немецкой оккупации кладбищенская церковь была одной из действующих в монастыре. Её взорвали в 1947 году, а кладбище разровняли в 50-е годы. Так что Всехсвятский скит – этот чудный Китеж-град над Донцом – строили уже в чистом поле.

Форпост

Возле памятника Владимиру Камышеву

Разговор на военную тему мы продолжили, уже возвращаясь обратно в монастырь. Недалеко от скита, на развилке дорог, нам повстречался необычный монумент: опалённое огнём дерево, в котором вырезан барельеф воина.

– Это памятник солдату, – пояснил о. Модест. – Лейтенант Владимир Камышев погиб здесь в июле 1943 года. Сейчас макет дерева стоит, а прежде рос настоящий дуб. Тогда наступали наши, и некоторые наши разведчики проникали сюда, чтоб указывать координаты немецких боевых точек. 20-летний лейтенант два часа продержался около дуба, корректируя огонь. По его данным были подбиты немецкие склады. Солдата смертельно ранили, скончался он уже на том берегу. А перезахоронили его сюда в 70-м году… У нас, на Святых горах, сражались участники Сталинградской битвы, и по ожесточённости боёв Изюмское направление – это был второй Сталинград.

…Пару дней назад, подъезжая сюда из Харькова, я сделал остановку возле мемориала на горе Кременец. Она не очень далеко отсюда, над Северским Донцом возле города Изюм. Мемориал произвёл на меня довольно странное впечатление. Здесь всё перемешано, как в горячечной голове: древние половецкие бабы-идолы выставлены в ряд, стела героям революции, мемориал павшим в Великой Отечественной с затушенным вечным огнём, крест и памятник Божией Матери с надписью на камне: «Пресвятая Богородице, покрый нас от всякого зла». И над этим двусмысленно нависает флаг Украины – поднят значительно выше и памятника, и креста. Ещё тогда подумалось: «Как символично, увы». Но выше всего, конечно, телевышка – вот он, памятник современному человеку, зомбированному телевидением.

Взойдя на гору, невольно представляешь, как трудно было взять эту стратегическую высоту. В этих местах шли ожесточённейшие бои 1943 года, и число потерь, записанное на мемориале – 800 тысяч, – меня просто потрясло. Часть этих боёв шла здесь, на Святых горах. Возле памятника Артёму – огромная братская могила наших солдат и их командира, генерала Батюка. «Когда ему сообщили, сколько бойцов погибло в операции по освобождению этих гор, он умер от разрыва сердца», – рассказывает о. Модест. А ведь генерал-майор повидал много всего – Мамаев курган защищал в Сталинграде!

Иеродиакон Авраамий

Иеродиакон Авраамий

Во время боевых действий в пустыни продолжали оставаться монахи-святогорцы. Всюду рвались снаряды, а братия, пережидая обстрелы, спускалась на нижний этаж трапезной церкви; чтоб заглушить страх, архимандрит Михаил (Галушко) благословлял братию совершать общее молитвенное правило и даже литургию. Сохранился личный дневник одного из монахов, архидиакона Авраамия, где рассказывается о тех днях: «17 марта 1943 года. По прибытии сего числа нашей боевой Красной Армии немцы оставили свои позиции, то есть монастырь, будучи вытеснены нашими бойцами, но недельки через три они оправились и вновь заняли старые позиции. Завязались сильные, жестокие бои. Немцы сидели на опушке гор, а наши жестоко отбивались, находясь в самом монастыре, скрываясь в его крепких стенах. Таким образом, мы очутились между двух нестерпимых огней. Не было промежутков, чтобы не бухали разнокалиберные орудия, не трещали пулемёты с обеих сторон… В таком безвыходном положении мы пробыли более двух недель… Наконец в двенадцать часов ночи к нам постучали трое вооружённых военных и повелительно сказали: “Сейчас же, как стоите, уходите отсюда!” Утром дали нам 15 минут для сбора. Мы взяли, что могли, и немедленно под обстрелом стали переходить Донец. Таким образом мы очутились между небом и водой, градом пуль и снарядов. Но милосердие Божие, не хотящее смерти грешника, пощадило нас от лютой и позорной смерти».

– Дуб, с которого вёл корректировку Камышев, был разрушен. А как же памятник Артёму устоял? – спрашиваю моего проводника.

– Немцы в нём выгоду видели – он служил координатой для их огня.

Словно вспоминая чего-то, отец Модест вдруг произнёс:

– В нашей обители ещё в XVII веке был гарнизон. Целью этого гарнизона была не столько оборона, сколько отслеживание передвижений крымских татар… Уже тогда наш монастырь был самым передовым форпостом в защите Отечества.

Мы ещё постояли молча возле памятника гвардии лейтенанту, думая каждый о своём, и пошли дальше. Теперь дорога вела уже под уклон, в сторону скита Преподобных Киево-Печерских, к храму-пещере Преподобных Антония и Феодосия.

– Этот храм был утрачен монастырём в XVII веке по неизвестным причинам, – рассказывал по дороге мой проводник. – Так что через сто лет братия монастыря уже не знала достоверно, где этот храм находится. Один монастырский послушник в конце XVIII века обнаружил в земле вертикальное отверстие под землю, похожее на слуховое окно пещерного храма. О своей находке он сообщил монастырскому начальству. Но монастырь вскоре закрылся по указу Екатерины Второй, и храм не удалось найти-раскопать. В XIX веке наш монастырь снова открывается, и так Господь устроил, что этот пастух-послушник, к тому времени уже дряхлый старец, указал место этого храма. И братия действительно нашла это слуховое окно, раскопала и попала внутрь пещерного храма. Расчистили его, сделали железный иконостас, и Иоанн Затворник – ещё до своего затвора – соорудил своими руками из цельного дикого камня престол для него…

– А какова дальнейшая судьба этого послушника-пастуха?

– Он принял монашеский постриг с именем Мафусаил и в скором времени, как только храм раскопали, умер. Видите, если Господу нужно, он продлит годы жизни.

– А судьба храма?

– Конечно, было поругание и здесь в советское время: сначала разместили музей происхождения человека от обезьяны, а потом овощехранилище. В 1995 году этот храм был единственным действующим в монастыре, здесь братия молилась утром и вечером, литургию служили, постриг монашеский совершали. Затем уже, 22 мая 1996 года, перешли в Свято-Никольский храм на скале…

Мост над неизвестностью

Изображение 954

На монастырском кладбище во Всехсвятском скиту

Здесь мне придётся ещё раз перепрыгнуть через ход событий, опустить рассказ отца Модеста о ските, о хозяйском дворе, его экскурсию по церковному музею, наш разговор перед прощанием. По-журналистски жалко – так много всего интересного, да что поделаешь, газета всего не вместит. Мысленно попрощавшись с батюшкой, снова оказываюсь близ того места, где я размышлял о пути «налево» и пути «направо», то есть к пещерам. Здесь, у моста через Донец, со стороны Лавры, всегда людно. Мамочки катают коляски, запылённые паломницы в длинных юбках крестятся, мужья православных жён курят в сторонке за оградой, отрешённо куда-то идут монахи… С одним из них мы разговорились на темы злобы дневной. Самого монаха называть не буду, дабы не осложнять жизнь ни ему, ни его священноначалию – ведь Лавра сегодня находится на территории, где вольготно себя чувствует СБУ. В отношении обители уже было в украинских СМИ несколько провокаций. Но отчего-то думаю, что вот обратись я сейчас к своему собеседнику за разрешением назвать его – и он согласится. Потому что если с нами Бог, то кто против?

Разговор начался с киевского расстрела, который в те дни обсуждали все на Украине.

– Киевлян жалко, раненых, убитых, – печально сказал мой собеседник.

– Как не жалко! – поддержал я разговор. – Даже братия в Киеве ходила кровь сдавать…

– Мы усиленно молимся, круглосуточно. Читаем акафист Божией Матери и в храме между службами днём и ночью, и келейно, кто как может. Но, слава Богу, народ у нас начал подниматься. Не то чтобы на восстание, а просыпаться.

– Я когда был во Львове несколько дней назад, там как раз говорили, что на восток Украины надеяться нечего, там работяги только пиво пьют.

– У нас, по крайней мере, восток Украины – рабочий. Тут молчать не будет народ. А то приехали тут к нам самозванцы, порядки наводить! Лет 15 назад «патриарх» Филарет в Мариуполь уже приезжал, так его там погнали: посрывали с него всё, машину камнями забросали и ведро на голову надели. Он больше нос не казал. У нас если народ завести, то мало не покажется. И этих проходимцев, я их так называю, гнать надо в шею. Я с такими разговаривал, узнавал, зачем они тут. «Мне сказали, я и приехал». – «Ну, как тебе сказали? Тебе заплатили!» – «Да, заплатили, и поехал».

– Что за самозванцы-то?

– Да приехавшие с запада. В целом там живут неплохие, простые люди. Пускай они католики, пускай у них вера не та, но они стараются, по крайней мере, жить церковной жизнью. А то, что мы видим, мне кажется, это лишь небольшая часть, которая враждебно настроена по дьявольскому наущению. Придумали тоже: «Слава Украине». По большому счёту, это ересь. У нас было: «Слава Иисусу» – исторически! Ещё ладно, «слава Украине», по-светски, но «слава героям»? Какие герои имеются в виду? Которые были полицаями у немцев? Ослепление Господь попускает, потому что заменили имя Божье на «Украину».

Вот сейчас Америка заявляет России: не вмешивайтесь во внутренние дела Украины. А я так вчера уже не выдержал и говорю: пускай наше руководство новое скажет Америке: «Это вы не вмешивайтесь!» А они давно уже вмешались в наши дела. Ещё нас учат!.. Извините. Пускай на западе Украины были силы нам враждебные, но они сами ничего бы не сделали. Это значит, что была помощь финансовая плюс боевики. Это всё спланировано Западом, Америкой. Надо этих интервентов гнать!

– Я удивляюсь: вроде бы большинство возрастных священников-униатов когда-то перешло из православия. Опять же в семинариях учились. Папа Римский о православии уважительно отзывается, а они – пренебрежительно…

– Это наша лень, вот и всё. Мало того что мы не знаем – мы не хотим знать. Просто бы почитали историю, что она имеет свойство повторяться. Вы знаете, когда человек отходит от Бога, он теряет Божественную благодать, соответственно для него всё в чёрных тонах. В голове поселяются идеи нездравые. Когда человек живёт в лоне Православной Церкви, под благодатью Божией, для него все – хоть на западе Украины, хоть на востоке – люди. Я считаю, что должна быть объединяющая сила у тех регионов, которые против режима насилия. И конечно, обращение к России за помощью – оно будет.

– Можно ли разделить Россию, Белоруссию и Украину? В этом делении есть какая-то искусственность.

– Было такое пророчество старцев, что Советский Союз развалится (никто не мог поверить: как такое может быть?!), Украина отделится. И это будет длиться лет 15, а потом будет попущено бедствие Украине, затем наступит объединение, такая радость, которой не было. А по другим пророчествам, Украина разделится на три части: восточную, западную и Крым. Восточная часть отойдёт к России, Крым будет вроде автономии под защитой России. Главное – сейчас не упустить момент. Мы не должны промедлить, чтобы не дать этому злу распространиться. Допустим, мы будем бояться, молчать, а они введут натовские войска. И тогда мы уже ничего не сможем сделать, вообще рабами станем. Сейчас, пока есть возможность, мы должны ответственное решение принять. Россия ни в коем случае не может допустить, чтобы здесь натовские войска стояли. Я слышал, что президент американский звонил Путину и беседовал с ним – сначала сдержанно, а потом сказал, что вы, мол, сильно пожалеете об этом. А чего жалеть? Это стиль Америки – запугивать всех. То бомбу сбросят, то заварушку устроят. А по большому счёту, это государство-банкрот.

– Банкрот-то банкрот, а армия Америки пока что сильна. И своего добиться им за счёт этого удавалось.

– Я всегда привожу слова Александра Невского: «Бог не в силе, а в правде». Шведы нападали и литовцы, и кого ещё только не было, но тем не менее мы их разбивали.

– Главное – держаться вместе, через разделение мы все пропадём.

– Вот и пытаются разделить, чтоб пропали. Вот же оно к чему. Я считаю, что нам надо объединяться. Сейчас и ставится у нас на Донбассе вопрос о референдуме.

– Это народ «за», может, и духовенство, а власти, местные олигархи в этом никак не заинтересованы. Ещё совсем недавно поверить невозможно было, что наступят такие времена…

– Конечно, мы обеспокоены очень. Но чего там переживать – молиться надо, дорогие! Господь всё даст.

…Вот и завершилось моё путешествие по Казачьей лавре… Я остановился на мосту, чтобы ещё раз полюбоваться панорамой обители. Последние слова монаха-дончанина как-то продолжились в моём сознании: …даст и испытания, и силы, и славу. Увидев отношение дончан к Божьей обители, сколько здесь сделано за последние годы, а главное – как сделано, мне почему-то верилось в будущность всего края…

Мемориал на горе Кременец

Мемориал на горе Кременец

Постоял я так и пошёл на квартиру к Зинаиде Алексеевне.

Рассказал ей, как мы по Лавре гуляли с отцом Модестом, а потом и про разговор с монахом.

– На майдане были разные люди: и молодёжь, и старики, – поддержала она монаха. – Поехали заработать, а теперь возвращаются домой и так болеют – вплоть до смерти! Женщина, ей лет 40, оставила своё здоровье там – нашли в её организме наркотики иностранного производства. Их там в пищу добавляли, чтоб сделать из людей зомби. И что толку, что они туда пошли? Погибло сколько, а результат какой? Появились другие правители, и всё то же самое будут делать.

– Меня удивило, что, оказывается, немало народу на майдан ездило и с Донбасса…

– Вот машинист на поезде – когда ему заниматься культурой? Сегодня с ночи пришёл, поспал и завтра опять в ночь. Не видит ни театра, ни книг. Ладно, здесь работяги. А Харьков – город профессоров. Но и они оказались такие же дураки, как Донбасс. Учёный или профессор, оказалось, не видит дальше своей отрасли, лаборатории. Рабочий класс у нас – сила, но лидера нет. Нам надо, чтоб язык такой был, как у Юли. Эх, была бы я немножко помоложе…

Смеёмся вместе.

– Знаете, что сказали старцы? Кое-кому, монашечкам нашим: «Война начнётся в пост». Сейчас пост начался, и вот в Крыму такое, наверно, теперь и начнётся…

– А кто с кем воевать-то будет? – искренне удивляюсь я. За дни длительной командировки по святым местам Украины я как-то совсем выключился из событий, новости политики до меня почти не доходили.

Хозяйка вынуждена просвещать:

– Понимаете, Россия поставила свои войска в Крыму. Там же татары. И американцы лезут. Если только Крым заберёт Россия, то им негде будет поставить свои войска. Информационная война с ними ведь уже идёт… хотя бы не было настоящей войны, – вздыхает она. – Я помню ту ещё войну – мне ж было пять лет… Едет полуторка, в ней сидят дядечки хорошенькие, в беленьком, а мы бежим за машиной. Потом обратно едет эта полуторка, а из кузова кровь течёт, там трупов накидано. Это Курская дуга была – я ж родом из Курской области. Как вспомнишь… Или оккупация. Идут немецкие солдаты в зелёном – мама не трогает нас, мы, дети, играем на улице. Чёрные эсэсовцы идут, в сапожках, и она нас в подпол, за печь, и чугунами заставит – им всё равно было, что убить комара, что дитя. После той войны только и думаю: Господи, хоть бы не было снова! Я благодарю Бога за всю свою жизнь! Но если уж война, то пусть бы немножко позже, не в моё время.

– Надеюсь, что не будет всё-таки войны, утрясётся как-нибудь дело.

– Всё будет хорошо, – охотно соглашается Зинаида Алексеевна. – Никто не хочет воевать…

Чудо о Самвеле

памятник с могилы атамана

Недавно найденный памятник с могилы внука атамана Платова вернулся в скит Киево-Печерских святых

В прошлый раз Зинаида Алексеевна пообещала мне рассказать чудесные случаи из своей жизни, связанные со Святогорской обителью. Напоминаю ей об этом.

Вот её рассказ.

– У меня в Донецке была трёхкомнатная квартира – как игрушка, в кафеле, красота. И вот когда мы сюда переехали и дом построили, обратился ко мне армянин-предприниматель, попросился на квартиру. Запомнилось, что он ходил только в белых носках – а у меня ж обыкновенные коврики, не для белых носков… Вам имя его ничего не скажет, а в Донецке все знают, кем был Самвел в 90-е годы. Но тогда я не знала, что он руководит бандой наёмных убийц – из Киева получал указания, кого убрать, чтоб в политике не мешались. Между Макеевкой и Донецком поставил себе дворец. А в Донецке снимал мою квартиру, хорошо платил. У него официальная жена была армянка, ко мне пришёл со второй женой, потом женился на третьей – её подруге, без регистрации, конечно. Так вот мать этой третьей жены однажды сказала Самвелу, чтобы он подарил эту квартиру ей, а сам уехал жить с её дочерью в свой дворец. Он звонит мне и говорит: «Слушай, у тебя внуки в школу ходят?» – «Да, ходят». – «Ну смотри, если кто-нибудь не придёт из школы, мне позвонишь».

Прятать детей было бесполезно. Я предупредила только: «Деточки, ни в какие машины не садитесь. Вместе ходите в школу и из школы с девчонками и мальчишками, чтоб вас видели».

Самвелу я сказала: «Как только ты уйдёшь, я продам эту квартиру». – «Да не получится у тебя, я квартиру эту заберу. Одной женщине без жилья нужна твоя квартира». – «Так пусть купит». – «Понимаешь, у меня нет денег, чтоб ей купить». – «Так это же нечестно!» – «Почему нечестно? У тебя есть жильё, и у меня есть, а у неё нету. Отдай».

Я прихожу и рассказываю это своему духовному отцу. А он мне: «Иди к владыке. Я тут тебе не помогу, моих молитв будет мало». Я владыку поймала, когда он выходил из алтаря, на ходу объясняю, как и что. Владыка меня выслушал и говорит: «Значит, денег за квартиру он тебе не даёт? А ты пожертвуй». Меня как тряхнуло, думаю: «Господи, ещё этому жертвовать?!» Владыка Арсений спускается по ступенькам, а я вперёд забежала: «Значит, я у своих детей должна забрать, а ему отдать?! Я не настолько богата, а вин не настолько нищий!» – «Значит, не хочешь?» – «Не хочу!» – «Тогда иди, читай акафист Николаю Угоднику». – «Який акафист?!» Я не знала, что такое акафист, честное слово. «Ты не знаешь, что такое акафист? Ну, це биография святого». – «А колы читать?» – «В любое время. Только каждый день полностью акафист, 40 дней». Я говорю: «И всё?» – «И всё. А потом придёшь и мне расскажешь. И не надо ходить до Пшёнки…» То есть не надо идти в прокуратуру, да я и так это знала. Судья Кировского района мне сказал: «Как я тебя от Самвела защищу? Он правильно тебе сказал: твои детки из школы не придут…»

И вот кто я такая в этом кругу? Мне до этого Самвела, как до Президента. Убьют – и завтра забудут, как звали. Прихожу домой, рассказываю это всё Вите и детям моим. А в то время в церковь они ещё не ходили. Ирина, дочь моя, смеётся и говорит: «Ну, мама, тебя так обувают попы в лапти». Зять Юра тоже смеётся: «Давайте по календарю посмотрим, когда у нас всё это произойдёт». Чтение акафиста заканчивалось как раз в новогодние праздники. Вот я читаю эти акафисты. «Возбранный Чудотворче и изрядный угодниче Христов, миру всему источаяй многоценное милости миро…» – из всех этих слов мне было понятно только слово «мир». Говорю владыке, что там ничего не могу понять. А он: «Ты читай и проси у святителя Николая». И вот под самый Новый год звонят мне соседи: «Слушай, Света, кажется, Самвел уехал, потому что сняли бронированные окна. Приедь посмотри». Приезжаем с мужем: в квартире пусто, всё убрано, единственно, что, когда снимали окна, отлетела штукатурка. Я приезжаю назад, иду к владыке и рассказываю. «Я ж тебе сказал, – говорит. – Вин себе спокойно уйдёт, его Николай Угодник выгонит». Никто не мог его выгнать, ни один прокурор! А ушёл сам вместе с тёщей, до Нового года оплатив за квартиру. И записка: «Мы уехали, я тебе ещё позвоню».

– Позвонил?

– Позвонил: «Ну что, ты добилась своего?» – «Так я могу её продать?» – «Продавай, она мне не нужна». Вот это было первое чудо. Да сколько тут чудес я повидала за эти годы!

Одна женщина откуда-то с Украины ездила в московскую клинику, у неё нашли опухоль головного мозга и назначили операцию. Владыка говорит ей: «Ты заранее приедь в Лавру дней на десять и останься перед Пресвятой Богородицей. И не тогда, когда служба идёт, а сама приходи и молись перед Ней, проси, чтоб у тебя всё ушло и операция не понадобилась». И она послушала владыку, просила, молилась, как могла, пока шла уборка в храме. Потом уехала. Нема её, и не звонит, може, уже вмерла – не знаем. И вдруг смотрю – является наша пани, уже не помню, как её звали, и пишет в книжечке, где у нас записывают все чудеса. Оказывается, тот профессор, который у неё нашёл эту опухоль, куда-то уехал. Другой начал ещё раз её просвечивать. Не нашёл никакой опухоли! Так несколько дней её проверяли, анализы брали. Решили не делать операцию…

Но я другое расскажу – как меня Бог посетил. Переехали мы сюда, пять лет прожили и выстроили дом в два этажа. И сгорел мой дом. А как сгорел? К соседке за самогоном приходили курильщики и подожгли копну сена под нашим окном. Ночь. Мы спим – что-то бахает по крыше, а это уже занялся шифер и начал стрелять. Я в кухню – а там пламя! Думаю, хоть документы заберу, но бросила всё, детей схватила – Витке было лет пять, а Ире – годик – и к соседке. Кое-как доползла – ноги отказали. Всё сгорело, стены только остались. Отец Серафим узнал об этом и прислал матушку Агнию. Она мне и говорит: «Тебя Господь посетил пожаром. Ты понимаешь, что это такое?» Я тогда не знала, что пожар – это посещение не за добрую душу мою, а за грехи.

Потом узнала и до сих пор помню, за какие именно. Незадолго до пожара женщина одна приехала в пионерлагерь к дитю вечером, попросилась переночевать. А уже были прохладные дни. Со слезами просила меня: «Ну дайте хоть на полу где-нибудь лягу». И я бы её пустила, хоть бы на полу спала, но дочь старшая: «Мама, не выдумывай, чужой человек в недостроенном доме…» А ведь это всё равно, как если бы Божия Матерь постучалась в окошко, а я Её не пустила. Есть такая песнь. Ушла Божья Матерь за село, в котором Её отвергли, села под скирду, и ручки-ножки Её мёрзли. Увидел это громогласный Илия и поддал этому селу: трахнула молния, загорелись дома, стали все выбегать: «Боже, спаси нас!» И Божия Матерь встала, накрыла всех Своим покровом. Я когда пою это, думаю – вот Господь и мне показал: «Свинья ты, тебя попросили хоть на полу переспать, а ты не дала»… Потом мы заново отстроились. Отец Серафим сказал мне: «Ты принимай отдыхающих. Назовёшь цену в 30 гривен, но если просят пустить за 20, то пусти. Дают – бери, а просят уступить – уступай». И я сколько раз замечала: если не пущу, и нету никого! Лучше пусть дешевле ты пустишь, но зато у тебя будут люди. Отдаёшь дёшево, даже если приехали на день-два, зато потом ко мне приезжают на неделю. Как заповедал нам Господь: отдай всё, что у тебя есть, если у тебя просят, и ты получишь во сто крат больше, ну в два раза точно. И это уже не один раз проверено…

Посидели немного молча. Наконец Зинаида Алексеевна встала:

– Пойду… Простите меня, пожалуйста, если что не то сказала. Я благодарна Господу, что здесь я узнала другой мир. Это интереснейший мир, и я его узнала, может быть, только на «троечку», но не познала. Но и за то благодарю Тебя, Господи!

Что мне оставалось? Только мысленно повторить её слова.

Фото_


← Предыдущая публикация     Следующая публикация
Оглавление выпуска

1 комментарий

  1. Алёна:

    Благодарю за статью. Это моё любимое место, поистине благодатное

Добавить комментарий