Путешествие в казачью лавру

(Продолжение. Начало в №741)

5371cff0305de-retroua.com старые фото 1895 год

Потёмкинские горы

Фамилию Потёмкина русский язык запечатлел в выражении «потёмкинские деревни» – это о бутафорских строениях, якобы возведённых им во время путешествия Екатерины Второй по Новороссии, тогда только присоединённой к России. Никаких «потёмкинских деревень» в природе не было, были лишь злые сплетни, сочинённые одним немцем-острословом. Однако в другом сомнительном деле в тех краях князь Григорий Потёмкин был всё же замечен – он приложил руку к закрытию древней Святогорской обители. Считается, что однажды, проезжая мимо в Крым, он был восхищён красотой этих мест и пожелал возвести на одной из гор себе «дачу». С этой целью князь Таврический испросил себе у императрицы этот «рай земной», как сам он величал Святые горы, и стал их владельцем в 1790 году. Монастырь был упразднён, но дворец он построить не успел, ибо на следующий год скончался.

И вот как оборачивается судьба: именно его потомкам сегодня мы обязаны тем, что Святогорский монастырь ожил. Спустя 57 лет после закрытия по указу императора Николая Первого монастырь открылся снова.

– Это, конечно, был не просто указ, а всенародное желание открыть обитель, – рассказывает мне иеромонах Модест (Калекин). Мы поднимаемся по длинному туннелю к древним пещерам Святогорской лавры. – Ведь даже в период закрытия здесь, на противоположном берегу Донца, собирались на праздник Успения ярмарки. И на великие праздники люди сюда шли. Вот Господь и послал благотворителей – князей Потёмкиных. Санкт-Петербургский предводитель дворянства Александр Михайлович Потёмкин и его супруга Татьяна Борисовна были наследными владельцами Святогорской вотчины площадью более 20 тысяч га и частенько приезжали сюда летом. Их трёхэтажная дача располагалась неподалёку, а балконы выходили как раз на монастырь. Они были людьми верующими и скорбели о том, что иноческая обитель закрыта. У Татьяны Борисовны возникло желание устроить женский монастырь. Но потом Господь вразумил, что всё-таки здесь была и должна быть мужская обитель. Потёмкины обязались выплачивать проценты с денежного капитала – сумму в 10 тысяч рублей ежегодно, пожертвовали монастырю земли, прилегающие к Святым горам. По их ходатайству наша обитель открылась вновь.

Отец Модест возле Афонской иконы Божией Матери

Отец Модест возле Афонской иконы Божией Матери

Мы с отцом Модестом, которого владыка благословил познакомить журналиста из России с монастырём, идём по длинному узкому проходу с горящими свечами в руках. Даже в куртке прохладно (средняя температура в пещерах плюс 8-10 градусов) и довольно-таки влажно. В отличие от Дальних пещер Киевской лавры здесь, чтобы попасть в пещеры, нужно не спускаться постепенно вниз, а идти вверх: сам монастырь находится как бы в ложбине, у реки, а пещеры – в горе над ним. Оттого к ним проделан в глубине меловой горы такой пеший тоннель. Сам по себе известняк хрупок, и если б только из него состояла гора, то пещеры постоянно бы обваливались. Но Господь предусмотрел словно нарочно для монахов: непрочная порода чередуется с кремниевыми прожилками толщиною в несколько сантиметров. Эти жилы, через метр-полтора, пронизывают всю скалу и как бы являются арматурой, её скелетом.

– Стены такие чистые, – удивляюсь я.

– Стены белятся, – оборачивается отец Модест, – здесь ведь копоть от свечей, поэтому приходится всё это сметать и белить. Этот ход сейчас довольно высокий и широкий, а раньше он был меньше. Стены были исцарапаны надписями по несколько сантиметров глубиной. Поэтому большой слой мела пришлось снять. Вообще в советское время пещеры были в таком заброшенном, аварийном состоянии.

– Аварийном? Обваливались, что ли?

– К 1980-м годам здесь стало опасно находиться – образовалось множество трещин. Была большая вероятность обвала. И с каждым годом происходили подвижки скалы, число трещин увеличивалось, сами трещины достигали одного метра шириной. Но вот чудо: когда братия сюда вернулась в 1992 году, подвижки скалы прекратились. И некоторые трещины даже, наоборот, начали сходиться – это показали маячки, которые ставил музей для контроля состояния пещер в 90-х годах. А реставрация здесь началась уже в 1999 году, когда пещеры отдали монастырю, и закончилась 12 лет назад.

Длинный тоннель ведёт всё выше и выше. Его нужно миновать, чтоб дойти до старинных пещер. По ним тоже можно идти свободно, не наклоняясь, но в прежде ходы были, конечно, уже и ниже. Именно в этих пещерах и зарождалась некогда монашеская жизнь – только в XVII веке монахи, как говорится, вышли на свет Божий и поселились у подножия скалы. Мы входим в первый ярус пещер, над нами в горе есть ещё «второй этаж».

По ходу движения – крохотная часовенка. Обстановка очень аскетичная: всё, что есть тут, – икона Богородицы да подсвечник перед ней.

– В древности монахи на молитву собирались в этой пещерке-часовенке, – рассказывает проводник-иеромонах. – Судя по её размерам, число братии составляло 10-15 человек. Это икона Божией Матери Афонская. В XIX веке Богородица Сама явилась нашему настоятелю отцу Герману. Когда его единогласно избрали настоятелем, он вынужденно согласился, хотя и считал себя не способным к этой должности. Отслужив первую литургию в сане игумена, приунывший, он вернулся в келью и задремал. В тонком сне ему явилась Божия Матерь, держа трость в руке, и утешила: «Почто ты унываешь малодушно? Не ты здесь игумен, а Я здесь Игумения, а ты лишь трость в Моей руке». Он проснулся, приободрился и принялся за свои обязанности. Он руководил 31 год, дольше других настоятелей, и очень много сделал для обители.

Черепа и кости отдельно

В пещерной усыпальнице

В пещерной усыпальнице

Слева за решёткой – усыпальница. В советское время её разорили, а в древности сюда перекладывались монашеские кости, хранившиеся отдельно от черепов. Афонские монахи, будучи основателями обители, принесли сюда и обычай афонских захоронений: по истечении некоторого времени могилу монаха открывают, достают оттуда кости, их омывают, переносят в костницу, а черепа складывают отдельно.

Идём дальше. Ещё одна усыпальница. Дверь в неё отец Модест открывает ключом, комментируя: «Вроде закрыта, а ведь нашёл в Интернете донецкий сайт с фотографиями усыпальницы. Думаю: “Кто ж нафотографировал-то?” А вот тебе, пожалуйста. Приезжали ж разные гости»…

А меня батюшка снимать благословил.

– Это усыпальница-костница, – продолжает он. – На стене у входа – памятная плита с краткой биографией отца Арсения, который был здесь захоронен. Он родился в г. Ливны Орловской губернии, был купеческого звания. Послушничал на Соловках, в Глинской пустыни под руководством старца-игумена Филарета Глинского. Несколько лет путешествовал по Палестине, был в Египте, на Афонской горе. В 1844 году поступил в нашу возобновлённую обитель и был 15 лет в должности настоятеля. Вот здесь у нас его могила. В 1923 году неизвестно кем она была вскрыта, и мощи отца Арсения были сброшены со скалы. В ту пору монастырь был закрыт, братия разогнана. Некоторая часть монахов, которые не были убиты или утоплены в Донце, числом не более 7 человек, не захотели далеко уходить от монастыря и поселились в горе, где у нас было кладбище. Так, в землянках, они прожили 9 лет и молились в кладбищенском храме. Ну а потом были изгнаны и оттуда. Именно с этого Всесвятского храма братия пришла сюда в 23-м году: собрали под горой кости о. Арсения, положили их в ковчег в виде ящика и захоронили за алтарём. И отец Михаил, бывший тогда настоятелем, написал своей рукой записку о том, как было дело и что здесь, в могиле почитаемого старца Исаакия, покоятся мощи отца Арсения. Но мы же этого не знали! Хотя Арсения и прославили в 2008 году в соборе Святогорских святых, мощи мы считали утраченными навсегда. И вот в 2009 году, перед самым приездом в нашу обитель Патриарха Кирилла, был найден ящик с костями, среди которых лежала запечатанная бутылка с этой запиской на листе в клеточку. Мы тогда поняли, что в могиле покоятся мощи двух святогорских святых: Арсения Возобновителя и Исаакия Прозорливца – был у нас такой старец, умер в 1903 году. Он юродствовал Христа ради, неизменно ходил в рукавицах – даже мощи его лежат в рукавицах, вот увидите.

– А-а, это тот самый отец Исаакий, который предсказал строительство памятника «большому человеку», Артёму, на горе!

– Да, это он. Здесь ниши небольших размеров, куда по истечении определённого срока отдельно складывались черепа. А ниши больших размеров с бортиком, это уже погребальные. Тело усопшего инока по монашескому чину погребения заворачивалось в мантию и полагалось не на голый камень, а в деревянную колоду. Гроб в виде колоды, как у нас было до Петра на Руси. Нишу закладывали плитами. 3-4 года проходило – открывали и доставали кости. Вот здесь такие щепки с гвоздями, – показал о. Модест. – Это, вероятно, фрагменты такой колоды.

– Маленькое расстояние-то, не поместится человек, – усомнился я.

– Здесь не было захоронений, тоже черепа лежали, скорее всего. А вот здесь – кости. Они имеют характерный восковой цвет. Значит, праведники. На Афоне принято определять загробную участь монаха по цвету его костей и черепа. Здесь вы видите лишь 7 черепов, сохранившихся до наших дней. Они разного цвета и формы разной. Сравните: вот эта форма лица восточная, а вот этот более на наших походит.

– Скулы широкие… Может, подвизались здесь и из Азии?

– Может быть… А здесь кости сложены отдельно по группам: рёбра отдельно, зубы отдельно. В отличие от Киево-Печерской лавры у нас обитель часто подвергалась нашествию иноплеменников. Не раз приходилось собирать то, что было разорено, в том числе и захоронения. Самые ранние документальные сведения о нашей обители сохранились лишь с XVI века, хотя основание её восходит к древности…

Мы выходим из усыпальницы и сталкиваемся с экскурсионной группой.

– Мальчик, шапочку снимаем, здесь же тепло, – обращается батюшка к кому-то из толпы.

«В самом деле тепло», – только тут замечаю я. По крайней мере, значительно теплее, чем было прежде, в «тоннеле» и часовне.

– Сейчас, может, и не очень заметно, а когда сильный мороз и открыта дверь, так из пещер густой туман выходит – разница температур. Высота скалы где-то 80 метров. За счёт этого у нас тут естественная вентиляция такая, что дверь сама захлопывается. И за счёт разницы высот тепло. Причём летом движение воздуха в одном направлении, а зимой – в обратном.

– То есть зимой куда?

– Дай Бог памяти… По-моему, вверх поднимается, а летом – наоборот.

Адский котёл для директора

Чугунный иконостас в храме Алексия человека Божия

Чугунный иконостас в храме Алексия, человека Божия

Несколько шагов, и мы оказываемся в пещерной церковке Алексия, человека Божия.

– Храм был ископан в XIX веке за два года, – рассказывает о. Модест, – в 1861 году он уже действовал. Это храм братской любви и благодарности первому после возрождения обители настоятелю – архимандриту Арсению (Митрофанову), перед его мощами мы только что помолились в усыпальнице. Среди его духовных чад – будущий архимандрит Герман и Иоанн Затворник.

В 30-е годы здесь случилось поругание святынь: в пещерах устроили музей атеизма. На стенах были развешаны портреты вождей революции и безбожные лозунги, а в выселенном отсюда храме устроена демонстрационная камера пыток: картины истязаний, крючья, петли, которые оставались от паникадила, использовались под дыбу для подвешивания людей, а посредине стоял котёл, в котором «варились» восковые фигуры грешников. Видимо, создатели музея хотели изобразить тут ад. Это рассказывала она старушка, которая здесь бывала ещё ребёнком в 30-е годы.

В 1936 году директор этого музея был предан своими же друзьями-соратниками, репрессирован и выслан на каторгу – настоящий ад того времени. Его биография пресеклась, и в годы Великой Отечественной безбожные музейные экспонаты отсюда были вывезены буквально за одну ночь, неизвестно кем и куда.

Этот иконостас был установлен здесь в середине 90-х, ещё когда в пещерах музей работал. Он чугунный литой, под малахит с позолотой, отливали его в городе Славянске неподалёку. Иконы на медных листах написаны. Несколько раз в году здесь совершаются богослужения, чаще всего молебен с акафистом.

– А служит кто?

– Ну, обычно я. Во время службы могут присутствовать все желающие. Те, кто просится, конечно.

– Ну, скажем, я попрошусь, а потом по пещерам буду сюда идти, заплутаю…

– Бывают, конечно, случаи… Одно время пещеры были открыты, люди шли сюда на молебен. А потом мы обнаруживали окурки в лампадах, грязь, возникали какие-то беспорядки…

– На стенах не рисовали? Это ведь наше любимое занятие: оставлять следы «для вечности».

– И это было. Везде не поставишь братию, чтоб смотрела за порядком. Поэтому и пещерный храм работает в режиме экскурсий: пусть лучше человек настроится – прослушает текст экскурсии, а потом помолится здесь.

Перед иконостасом теплятся несколько свечей в ставниках, фотографировать темновато.

– Здесь нет освещения?

– Электричество используется только для работ, при службе – нет. Пылесос вот включаем.

– Ни одного провода не видел, они в стенах?

– В полу. Проводку ещё в советское время провели. Как в Киево-Печерской лавре – вы были ведь там, видели – фонарики стоят. И у нас так было.

Делаю снимок. Вдруг мне приходит в голову:

– А сейчас в этих пещерах никто не подвизается? Ну, или, может, кто-то выражает желание…

– Даже если будет такое желание, владыка не благословит! Потому что у нас уже нет такого смирения и терпения, как у Иоанна Затворника. Мы очень слабые в этом плане. Как Серафим Саровский говорил: терпи поношения от ближних – вот тебе и вериги. А мы этого даже потерпеть не можем.

– Всё же здесь, под землёй, для молитвы особое состояние…

– Конечно, потому что нет внешних отвлечений: ни шума, ни визуальных раздражителей.

– А страхования? Они же могут быть?

– Бывает, Господь попускает действие духов за какое-то отступление от Бога, непослушание… Вот у нас случай был. Одному затворнику келейники помогали прочитывать правило. И один из них повздорил с затворником, сказал: «Ну и ищи себе другого, посмотрим, кто согласится приходить к тебе читать!» С тем вышел из пещер и по лестнице стал спускаться. И Господь попустил вслед за ним такую погоню бесов, что они даже кричали. Это именно за то, что он старца обидел.

Пушкин и «казак»

Вид из келии, со Святой скалы

Вид из келии, со Святой скалы

Гасим свечи и поднимаемся на верхний ярус пещер. Благодаря окошкам тут светлее. Первым делом выглядываем из них – вид открывается необычайно красивый: прямо под скалой течёт Донец, на подоле красуются монастырские строения, и среди них возвышается Успенский собор, весь Святогорск как на ладошке.

– Статус города ему дали уже после войны по той причине, что это была курортная зона. Вон там, из красного кирпича, храм Веры, Надежды, Любови и матери их Софии – его наш монастырь строит в городке, – показывает отец Модест. – А там село Богородичное, в 5 километрах от монастыря; по преданию, в XVIII веке в колодце там явилась икона Божией Матери, потому село так и было названо. В советское время это название никто даже не собрался поменять.

Вспомнилось, что Святогорск прежде назывался не столь благородно – Банным…

Мы – в монашеской келье. Понятное дело, насельники здесь теперь не подвизаются, хотя убранство воссоздано. Но вот размер…

– По нашим меркам это комната для одного человека, а на самом деле здесь жило по трое-четверо, – поясняет о. Модест.

– Здесь даже поставить-то лежаки некуда, – озираюсь я.

– Как-то помещались. Вдобавок первые келии были без печного отопления, представьте, круглый год.

– У прежних монахов, должно быть, какие-то были одежды более тёплые, чем у нонешних, – высказываю ещё одну практическую мысль.

– Я думаю, да. Одежда на монахе прежде даже истлевала. У нас в музее есть облачения священнические. Это парча, она, во-первых, тяжёлая, потом – плотная и тёплая. Раньше часто бывало так, что и храмы не отапливались.

Подходим к келье преподобного Иоанна, Затворника Святогорского. Здесь он подвизался 17 лет, из них пять безвыходно – в этом каменном мешке без печи, лишь иногда выходя на балкончик подышать свежим воздухом. Теперь-то балкончика нет, келья стала размером с прихожую в хрущёвском доме; несколько раз она обвалилась, и теперь мы видим только то, что от неё осталось. От холода и сырости у Иоанна начали делаться судороги в ногах, и настоятель благословил сложить в его келье печь. Затворник по вторникам стал ходить в Предтеченский пещерный храм. Литургию он стоял в алтаре, а по отпусте выходил иногда на порог алтарных дверей, чтобы благословить молящихся.

Иоанн Святогорский – большой угодник Божий, и даже странно, что до сей поры «Вера» о нём не рассказывала. Этот пробел мы восполняем в этом же выпуске, поместив в разделе «Вертоград» рассказ о нём. А посему здесь о нём завершаем речь и пойдём дальше – как раз в очень уютную Предтеченскую церковку, где он молился.

Когда-то она была посвящена Николаю Мирликийскому, потому что в ней, по преданию, на меловом столпе в XVI веке явилась чудотворная икона святителя.

Ктитором этого храма был изюмский помещик. Как пишут церковные летописи, «в 30 километрах от лавры есть село Каменка, в котором жил благочестивый помещик Иван Васильевич Малиновский». Представляю, как бы засмеялся Александр Сергеевич Пушкин, услыхав это: «Кто?! Это наш-то “казак” – благочестивый?» Дело в том, что Иван Малиновский был сыном директора Царскосельского лицея и одноклассником Пушкина, а в лицее у него было прозвище Казак за драчливость. Надо сказать, что обидного в этом ничего не было, потому что прозвища были у всех – например, самого Пушкина за темперамент прозвали Обезьяной. Но как же по-разному складывается жизнь: кому-то – стихи писать и стреляться на дуэли, а кому-то – дослужиться до полковника, уйти в отставку и стать предводителем дворянства Изюмского уезда. А ещё с сыном Антонием и крестьянами села Каменки нести на руках пожертвованные этому храму иконы до самой Святогорской обители. В 1851 г. возобновлённый храм был переосвящён в честь Иоанна Предтечи – небесного покровителя Ивана Малиновского. А что до Пушкина… Перед смертью, рассказывают, он произнёс: «Как жаль, что нет здесь ни Пущина, ни Малиновского – мне легче было бы умирать».

– …Так что теперь в храме отмечают два праздника – 7 июля, в день Рождества Иоанна Крестителя, и 18 декабря, накануне памяти святителя Николая Чудотворца, служится молебен с акафистом, совершается крестный ход по пещерам, – продолжает о. Модест. – В августе 1861 года обитель посещали император Александр Второй с императрицей и великими князьями – они имели честь для себя причащаться и молиться в этом храме. Тут же находилась наша Святогорская икона Божией Матери – до 1918 года…

– Вот этот меловой столб, на котором явилась икона святителя Николая, – отец Модест подходит к стене. Сейчас столб стал частью каменного иконостаса с мозаичными образами работы современных мастеров; пожертвованные Малиновским иконы, конечно, не сохранились. А память о нём живёт…

От мелового столпа исстари богомольцы откалывали и отскребали кусочки мела, веря в их целительность, отчего весь он был изрезан и исколот. Теперь он обложен камнем, оштукатурен, но традиция жива. Мой проводник показывает ямку в штукатурке:

– Это всё пальчиками выбрано… Было только небольшое углубление, а теперь уже ладонь можно засунуть. Приезжают в святую обитель специально помазаться…

– Чем, мелом? – удивляюсь я, никогда прежде не слыхав ничего подобного.

– Да, вот так… – и батюшка рисует крестик, как это обычно паломники делают.

После «мелового помазания» из пещерного Предтеченского храма мы скоро выходим на самый верх скалы – в венчающий её храм; его алтарь и южный притвор высечены из известняка, а стены с куполами – из кирпича. Этот храм на скале – как бы визитная карточка Святогорья. Отец Модест продолжает свой рассказ…

Это заставочку на колонку в конец без подписи

_______

Окончание в следующем выпуске – ПЕРЕЙТИ


←Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска

Добавить комментарий