У души нет возраста

Изабелла Павловна в Благовещенской церкви

Изабелла Павловна Шапошникова в Благовещенской церкви. Рядом Георгий Иванович Кусницын, ветеран войны, которому исполнился в этом году 101 год

Её зовут Изабелла Павловна Шапошникова. Коренная ленинградка, пережившая блокаду, прихожанка Благовещенской церкви на Васильевском острове. Там я и узнал о ней.

Встретились. Она очень бодрая, боевая. Знаете, есть такой тип неравнодушной русской горожанки: если вам станет плохо на улице, именно она первой бросится вас спасать. Изабелла Павловна волновалась, не зная, как вести себя с журналистом. Показала старые фотографии на стенах, на одной из них она в день свадьбы – очень красивая.

Белька

Не без труда и не сразу удалось убедить её отложить записки, приготовленные для встречи со мной. Она пыталась разобрать, что в них писала: «Вот здесь про Достоевского, здесь по “пятую колонну”». Предлагаю: «Давайте прочту их сам». Сделав несколько выписок, спрашиваю:

– Как вас звали в детстве?

– Белькой.

– Ваше первое в жизни воспоминание?

– Голод. Мы едем в машине, грузовике-полуторке, мама взяла меня на руки, потому что начали отказывать ноги. Я уже и голову-то не могла держать прямо, она вот так висела. Когда Ленинград был окружён, Сталин отдал приказ вывезти всех детей. Многих успели, больше половины, нас тоже погрузили – маму и кого-то из моих сестёр и братьев. Ладога к тому времени замёрзла, и начала работать Дорога жизни. Но шофёр, когда машина перед нами ушла под лёд, повернул обратно, пообещав нас покатать после Победы. Больше мы выбраться из города уже не пытались. И началась наша победа над голодом.

– Шофёр выполнил своё обещание, прокатил после войны?

– Да, приехал в 45-м, стал возить по кругу. Но я была неудачницей, не удержалась и вылетела из машины.

Они жили на Лиговском, 44. Бельке казалось, что, если её паёк хлеба разделить на две части, получится больше – с довесочком. «С довесочком, с довесочком!» – кричала она, и мама, отрезав от пайки кусочек, клала его сверху. Вроде как и посытнее. Ещё девочка просила «лекарство» – едва подслащённую воду. Но даже с довесочком и «лекарством» выжить было невозможно. Семью спасла дуранда, которую отец изредка – с оказией – присылал с Ленинградского фронта. Дуранда – это жмых от масличных культур, который Изабелла Павловна до сих пор называет опилками.

Голод был не единственной опасностью.

– Однажды братик Володенька, – вспоминает Шапошникова, – закапризничал, отказался во время налёта идти в бомбоубежище. И мы остались, были в комнате, когда в дом попала бомба, и всех нас ранило. Я не помню своего ранения, но в документах осталась запись. Удивительно, мы живы, а мебель вся переломана – мы потом топили ею буржуйку.

– Брат был маленьким?

– Нет, прибавил себе возраста, чтобы взяли на фронт, но ему всё равно не поверили. Тогда он поступил на весоремонтный завод, где всю войну делали оружие. Вовочка-братик был небольшого роста, но ему дали ящик-подставку. Он на неё вставал и вытачивал детали. Сёстры Нина, Маргарита и Лариса бегали на крышу тушить зажигательные бомбы, их опускали в песок или в воду, я не помню.

А мы с сестрой Светланой прекрасно понимали, что происходит, но не могли ходить, ослабли. В 41-м мне было четыре года, Светлана немного постарше – самые беспомощные в семье, поэтому о войне, о блокаде я много рассказать не могу. Даже когда блокада закончилась, я всё время хотела есть, всё время. Уже в 45-м, когда пошла в школу, схватила, помню, маменькину грудь, как пустышку, молока там давно не было. Наесться не наелась, но успокоилась.

У меня так и не появилось привычки делать запасы. Вот сейчас думаю: вдруг война с Америкой, а запасов нет. Но нет привычки.

«Я долго не росла»

Фото0238

Грамота, которой наградили мать Изабеллы, Лидию Ивановну Шапошникову в 1942 году. «За образцовое выполнение заданий при проведении работ по очистке города…»

От недоедания у Изабеллы Павловны на всю жизнь осталась плохая память. В школе тяжело далась таблица умножения, но молитвы на старости лет запомнила почему-то очень быстро. Она была младшенькой, последней в семье. И последняя, кто ещё жив. Первой умерла мама, Лидия Ивановна, в 1950-м. Война надорвала её здоровье, и она не смогла пойти с семьёй на Дворцовую площади в 45-м, смотреть на салют.

– У нас была большая, изумительная семья, – говорит Изабелла Павловна. – Правда, когда мамочка умерла, начали разбредаться кто в лес, кто про дрова. Отец вечно пропадал на работе, часто уезжал в командировки. И конечно, удержать нас ни от чего не мог. Брат Володя умер в 39 лет. Потом один за другим ушли остальные. Я последняя.

Мама жила, пока Белька не отошла от блокады. Лидия Ивановна была сиротой из Одессы, там и познакомилась со своим будущим мужем-железнодорожником. В войну она работала дворником. В её обязанности входило, среди прочего, складывать во дворе трупы, которые по вечерам забирала полуторка. У некоторых из умерших в живых оставались дети. Лидия Ивановна брала их к себе домой и заботилась, пока малышей не забирали отцы, приехавшие с фронта, или не удавалось определить их в детдом.

– А нас было шестеро детей в семье, – говорит Изабелла Павловна. – Правда, Нина была уже взрослой, но маме справляться с нами было очень тяжело. У папы был товарищ Фёдор Максимович. Спрашивал: «Зачем вам столько, ведь не прокормите. Отдайте нам Бельку, мы её с женой удочерим». Но мама меня не отдала, да ещё и чужих приютила – Людочку и ещё мальчика, не помню, как его звали. Они, конечно, с карточками были, иначе бы не выжить. И стало нас восемь детишек, пока отцы с фронта не вернулись.

Правда, перед концом блокады меня на какое-то время отдавали в детдом. Первая причина: там подкормили. Вторая: мама была настолько истощена, что не было уже никаких сил со мною, младшей, возиться. Не знаю, верила ли мама в Бога. А если бы не верила, разве она была бы такой? В 44-м, когда нам увеличили паёк, мамочка отрезала от неё кусочки и кормила моих подружек, оставшихся без родителей.

Изабелла Павловна плачет, становится не похожей на себя, такую боевую, жизнерадостную.

– Есть хотелось постоянно, даже после войны. Из-за трёх лет недоедания я долго не росла и не всегда понимала, чего от меня хотят. Когда блокаду уже прорвали и в городе можно стало купить сахар без карточек, мама поставила меня в очередь за ним – огромную километровую очередь, из которой меня всё время выталкивали. В этом была и моя вина: я не знала, что нужно двигаться вместе со всеми, и топталась на месте. Мама приходит, а я как была в конце, так там и осталась.

В другой раз меня отправили забрать у сестры зарплату. Нина пошла по стопам папы – закончила железнодорожный институт. Устроилась на работу где-то возле Исаакиевского собора. Как объяснила мама, сестра должна выскочить в обеденный перерыв и передать мне деньги возле памятника царю. Вот только царей я перепутала, их ведь там двое: Пётр Первый – Медный всадник – и Николай Первый прямо перед храмом. Так я до вечера и простояла, всё ждала, когда же у сестры обеденный перерыв начнётся, а когда приехала домой, Нина была уже там.

– Что ещё вы помните о маме?

– У нас была машинка «Зингер», и мама обшивала не только нас, но и брала заказы. Игрушки нам она делала сама. Помню двух пупсиков, сшитых ещё до войны. Они перешли мне от сестёр, как и многое другое. У Нины было хорошее пальто, которое успели поносить и Маргарита, и Лариса, и Светлана. А на мне оно начало рваться, и Нина пошутила: «У, паразитка, я десять лет носила – и ничего, а она за год износила». Я тогда не поняла, что она шутя это говорит, – такая была.

Изабелла Павловна всё время напирает на свою бестолковость и мимоходом, без выражения произносит: «Первое образование было техническое, но потом я поняла, что кульман – это не моё». Мелькает слово «университет». Оказывается, Шапошникова закончила юридический факультет ЛГУ. Отношение к этому такое, словно речь идёт о курсах санитарок. Это не дань проповедям о смирении: воспитание, или, может, блокада сдвинула приоритеты. «Мама учила нас, – говорит она, – быть добрыми, честными и любить свою Родину». Звучит настолько естественно, что сверхъестественно.

Радиотарелка

На стенах в её доме фотографии. На одном снимке вокруг стоящей на столе радиотарелки собрались какие-то люди – наверное, родители Изабеллы Павловны с друзьями и роднёй. Провод тянется куда-то вверх к потолку. Розеток, как понимаю, ещё не было, и эта чёрная тарелка питалась током от того же провода, что и лампочка. Пройдёт совсем немного времени, и оттуда раздастся голос:

«Внимание, говорит Москва. Передаём важное правительственное сообщение. Граждане и гражданки Советского Союза! Сегодня в 4 часа утра без всякого объявления войны германские вооружённые силы атаковали границы Советского Союза. Началась Великая Отечественная война…»

А вскоре в город придёт голод.

– Когда мне сделали первую операцию, у меня был рак… я после этого сорок лет живу, – говорит Изабелла Павловна. Потом хвалит врачей, какие у них золотые руки, но я думаю о том, что у человека, пережившего блокаду, очень прочная связь с жизнью.

Отец

Отец

Отец Павел Павлович Шапошников

Изабелла Павловна рассказывает об отце:

– Отец, Павел Павлович Шапошников, был машинистом-инструктором, коренным питерцем. До войны водил паровоз «Иосиф Сталин». Всю жизнь был изумительным семьянином, очень нас любил. Павлович его не настоящее отчество, от рождения он Тимофеевич. Но мой дед был жестоким пьяницей, бабушку Анну подвешивал и бил, хотя она родила ему 14 детей – тринадцать мальчиков и одну девочку.

В десять лет отец ушёл из дома, но связь с семьёй у него оставалась. Бабушку и тётю Лизу я навещала в Ярославле, куда они переехали из Петрограда. К одному брату отец возил нас с сестрой на Украину после войны. Думали, там житница, подкормят, а у дяди ничего не было, кроме гнилой картошки. Другой брат отца – дядя Миша – жил в Москве. Когда во втором классе оказалась у него в гостях, я первый раз увидела метро. Мне так понравилось! А потом я прыг в вагон и уехала, оставив папу и дядю Мишу в большом недоумении. Как они потом меня нашли, уже не помню.

Отец, конечно, был крещёным и, думаю, верующим. Всю жизнь повторял: «Господь напитал, никто не видал, а кто и видел, тот не обидел». Я тоже так говорю. На работе он был на очень хорошем счету, много раз награждён, в том числе орденом Ленина. Но награды после войны не имели особой цены. Какие-то до сих пор лежат, а орден Ленина сын моего брата Володи обменял то ли на жвачку, то ли ещё на что. Это было давно, ещё в советские годы. Сестра Нина тоже была награждена – орденом Трудового Красного Знамени, пошла по стопам отца.

Отца я очень любила, но помню случай, как очень обиделась. Это было вскоре после войны. К нам в пионерлагерь приезжали родители, привозили покушать. Однажды мне говорят: «Белка, беги, к тебе папа приехал». Бегу радостная, а папа ни конфетки не привёз, ни кусочка сахара. Было так горько, что я чуть не заплакала. Не подумала о том, что дома все голодные и что они были уверены, что меня в лагере хорошо кормят. Папа просто хотел увидеть меня. До сих пор не могу себе простить, что тогда я обиделась на папочку. Голод так сильно овладевает человеком, что он не может думать ни о чём другом. К нашей соседке Татьяне Андреевне сын приехал с фронта, весь в орденах. А она, вместо того чтобы обрадоваться, первое, что сказала: «Дай чего-нибудь поесть».

Из послевоенного детства запомнилось, как выигрыш выпал на номер одной из наших облигаций. У нас уже был тогда телевизор, начали вставать на ноги. Я внимательно слежу за розыгрышем, потом кричу: «Папенька, папенька, мы выиграли!» Он убедился и сказал: «Разделим между детьми». О себе он, как всегда, не вспомнил. И мы кто что попросили. Одна из сестёр, помнится, захотела пальто, а я – велосипед. Так мечтала о нём! Ну а дальше всё случилось в моём духе. Попала под машину, велосипед вдребезги. Из больницы я пришла вся перевязанная, прокралась в комнату – и под одеяло. Одеяло откинули, а я там лежу во всей красе. Велосипед, кажется, отремонтировали и продали, я его больше не видела. Мой второй велосипед подарила мне дочка. На 70-летие.

В загсе

У каждого человека, вспоминающего о своей жизни, есть в прошлом одна или несколько эпох, когда он жил в полную силу, созрел, был счастлив или, наоборот, несчастен, а часто счастлив и несчастен одновременно. Для Изабеллы Павловны это 40-е годы, когда была жива мама. О том, что было дальше, она вспоминает намного лаконичнее, хотя есть о чём рассказать.

Как я уже говорил, сначала она получила техническое образование, затем – юридическое. Продолжу. Большую часть жизни Шапошникова проработала в загсе. Когда начали строить дворцы бракосочетаний, не совсем понятно было, как обставить церемонии. И тогда начальство велело Изабелле Шапошниковой отправиться в храм – на разведку. Она пришла, начала изучать, «высматривать», как она говорит. Скорее всего, её приняли в церкви за агента партийных органов или Совета по делам религии, а может быть, даже КГБ. Но цель была совсем иная. Привести бракосочетания в божеский вид, ну хотя бы попытаться. Шапошникова с интересом слушала музыку, пение, смотрела на одеяние. Всё это ей определённо нравилось, всё казалось необыкновенно красивым, душевным, не таким формальным, как в государственных учреждениях. Потом в горсовете она обо всём подробно рассказала.

Неизвестно, насколько повлияли её наблюдения на культуру бракосочетаний в СССР. Надо полагать, что не только в Ленинграде работники загсов зачастили в храмы. И торжественная музыка, и наряд невесты с фатой, и многое другое было вдохновлено именно церковными обрядами. В первые «Дворцы счастья», кстати, пускали не всех будущих супругов, а с разбором. Лишь тех, у кого была безупречная репутация и только первый брак.

– Сделали длинные юбки для сотрудниц, ведущих церемонию, – вспоминает Изабелла Павловна. – Специально портных прислали, а вместо «Во имя Отца и Сына и Святого Духа» стали говорить: «Именем Союза Социалистических Республик». Всё не так, как в храме, но старались, чтобы визуально было не хуже. Сейчас в храмах, к сожалению, не всегда соблюдают правила. Отпевать нужно в белых одеждах, но часто это делают в чёрных. Я одного батюшку спросила, отчего так, а он ответил: «Что дадут, то и одето».

– Вы участвовали в регистрации кого-нибудь из известных людей?

– Эдиты Пьехи. Это был её второй или третий брак.

– Чем ещё вы занимались на работе?

– У меня было юридическое образование, поэтому направили в кадры. Нужно было, скажем, проверять образование, которое отражалось в документах. Мне руководство велело: «Если кто закончил партийную или профсоюзную школу, пиши, что высшее образование». Ну, я и пишу, хотя многие из этих, с «высшим образованием», писали очень коряво, с ошибками, видно было, что люди малограмотные. Сплошное враньё. Ещё имена меняли неблагозвучные. Был Сруль, а становился Александром, Мойша – Михаилом. И так далее. Я с сочувствием относилась к этому, вспоминая, что папенька тоже сменил отчество.

– Смертность и число разводов с тех пор сильно изменились?

– Меняться начало давно. Много студенток – матери-одиночки. Парни, хотя были ответственнее, чем сейчас, жениться также не хотели, но когда появлялся ребёнок, приходили, говорили: «Пишите меня отцом». Смертность очень сильно начала расти в семидесятые, когда Брежнев разрешил пьянки на работе. Говорили: чтобы коллективы были дружными, надо вместе отмечать праздники и дни рождения. Блуд после этого страшно увеличился, после застолья шли налево, а не домой. Стало рождаться много мертворождённых детей, больных, всё это шло через меня, я читала документы из роддомов, всё видела. Сама тоже участвовала, но Господь так положил, что я даже запаха спиртного не могла терпеть. А муж… С ним всё вышло плохо. Потом какое-то время за трезвость боролись, а в девяностые, наоборот, губернаторы ленточки стали разрезать при открытии ликёро-водочных заводов. Так было, пока Путин не сказал: «Рюмку мы отставим, а пить будем потом». Я ему за это очень благодарна.

«Правильно говорят…»

– Со мной работала очень добрая, отзывчивая женщина – Лидия, о которой я знала, что она ходит в храм, – вспоминает Изабелла Павловна. – Она знала, как мне тяжело одной поднимать дочку. То поесть принесёт, то спросит, почему я в столовую не иду. «Не хочу, – отвечаю, – лучше пойду погуляю». А она меня под ручку: «Пойдём, пойдём», – и заплатит за меня. В Пасху яичко крашеное обязательно принесёт. Мы сидели рядом, и я иногда слышала, как она разговаривает с другими верующими. Но мысли самой пойти в храм не было. Все мои сёстры и брат так и умерли без крещения. Жизнь была так устроена, что всё размерено – куда идти, что делать. Храму в ней места не было.

Правда, в детстве, лет в 12, мы однажды оказались в церкви с подругой Людмилой. Она была на две головы выше, я всё время за ней бегала. Вот и в тот раз увязалась, когда она пошла в храм. Там нас причастили, почему-то без исповеди. А крестилась я лишь в 55 лет вместе с дочкой и внучкой в Смоленской церкви. Ноги нас сами привели, а внучку дочка катила в коляске. Но батюшка не подсказал, что делать дальше, а у нас напротив в школе какие-то люди изучали Библию. Я отправилась туда и оказалась среди протестантов. Это была какая-то американская секта, пастор не знал русского языка, его переводили. Там я даже должность получила: собирала сведения, кому нужна работа, а кто, наоборот, её предлагает.

Потом американцы уехали, я пошла в православный храм, стала исповедоваться, причащаться, книги читать, помогать, чем могла, в храме. Ближе всего ко мне Смоленская церковь, но она кладбищенская – там темновато. И икона Царя-мученика маленькая, за колонной висит, даже свечки не поставить. А в Благовещенском храме икона большая, красивая. И очень много света. Одно время была при Оптинском подворье. Иногда езжу на литургию в Лавру, вот и сегодня там была – словно на небесах побывала. Правильно говорят, что церковь – это кусочек неба на земле.

…Мы потом ещё несколько раз созванивались, и я всё не мог отделаться от ощущения, что трубку берёт дочь Изабеллы Павловны. Она смеялась в ответ на моё недоумение и говорила, что молодеет с каждым днём. Похоже, что так.

Я упомянул, что сделал несколько выписок из её записей, подготовленных для встречи со мной. Боялась забыть самое важное – то, о чём хотела бы сказать обязательно:

«Самое победное для моего поколения: Христос воскресе!»

«Одержали победу над голодом».

«Смерть – это часть жизни. Смерти нельзя бояться, к ней надо готовиться. У души нет возраста».

 


←Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска

Добавить комментарий