Одна капля

Анна Измайлова


5249337_large

Летом солнце, встав очень рано, уже и тебе спать не даёт: как малый ребёнок, теребит тебя за рукав, словно куда-то зовёт и торопит. А чуть подольше позволишь себе поспать, просыпаешься – вся улица солнцем залита, как плита молоком, и кажется, будто ты куда-то опоздал…

Каждое наше лето проходит у бабушки, нет, не в деревне, а в маленьком районном городке. Но, как и в деревне, там тоже любят и уважают режим и труд. И поэтому лето для нас становится временем, когда мы никуда и никогда не опаздываем и не спешим. В результате успеваем наблюдать за природой и людьми и делать открытия. Но в этом году заболел серьёзно дедушка, и, возможно, эта поездка

была последней в наш семейный дом.

Дом, где живут наши бабушка с дедушкой, похож, наверное, на большой скворечник: в нём девять этажей, шесть подъездов или парадных, кому как нравится называть. С соседями и жильцами этого дома мы знакомы уже сорок лет. Каждый раз, приезжая сюда, можно наблюдать, что изменилось в судьбах людей. Кого-то уже не стало в живых, кто-то съехал. Перед домом – зелёная площадка, на которой дети играют и знакомятся, старики сидят на скамеечках. Такое сращение города и деревни отличает многие районные городки, которые, кажется, никогда не вырастут из своего детства. Меняется темп жизни, город строится, заполняется машинами и гипермаркетами, но люди, переехавшие из деревянных домов в каменные, остаются, в принципе, теми же.

Здесь, во дворе, на скамеечке под зонтом из листьев, несколько лет назад любила сидеть моя бабушка – эти высокие берёзы напоминали ей о доме в деревне, который она вынуждена была оставить навсегда после смерти дедушки. Сейчас на скамеечку выходят погулять уже другие одинокие или болящие бабушки и дедушки. Сторонний человек глянет с неприязнью: опять сплетничают! Здесь они не то чтобы сплетничают, как принято обычно называть эти посиделки. Они живут этими встречами-посиделками, обсуждают свежие события из теленовостей, происшествия в доме – как в семье. Жители подъезда и даже порой целого дома тоже своего рода семья.

Я вышла с детьми во двор, и пока они возились на горке и турниках, села на скамеечку. Баба Клава встретила меня с радостью. Бабу Клаву почему-то не очень любят. И никогда не любили. Все обходили стороной за её навязчивое любопытство и болтливость, что ли, – не знаю. Её мама умерла от аборта, когда Клава была ещё совсем маленькой девочкой. И так случилось, что её постоянно в детстве обижали – а она залезет на дерево и сидит там до вечера, пока обида не пройдёт.

Первой и главной новостью была и остаётся, конечно, Украина, события которой как-то отразились и на жизни в этом городке. В нашем подъезде, рассказала баба Клава, с Украины жена к мужу вернулась. Война помирила мужа и жену, много лет находившихся в разводе. Тут подошла Наташа, у неё четверо детей. Разговор продолжился. В её подъезде тоже случай был. Пригласил было хозяин в семью украинского гостя, посадил за стол, и всё как водится: хлеб-соль, уважение да наше сердечное сочувствие. А гость разговорился, да как понесло его: начал Россию на чём свет стоит поносить. Хозяин слушал-слушал, нахмурился да и говорит: «Вот что, поешь да иди-ка ты отсюда!..»

Баба Клава, узнав, что сегодня праздник Петра и Павла, подарила детям денег на мороженое, сказав, что её отца тоже звали Петром. Во дворе всегда есть бабушки, которые покупают и дарят гостинцы детям в дни церковных праздников или поминовения сродников. Утром мы были с детьми в церкви. Там я встретила человека, который раньше всегда стоял в притворе, – если бы не выцветший монашеский подрясник, могло бы показаться, что это нищий. Изредка к нему подходили люди, вероятно разрешая какие-то свои вопросы. Было это лет 20 назад, а с тех пор я его больше не видела.

В этот раз он был одет как странник. На ногах, несмотря на летний месяц, тёплые шерстяные носки, поношенные узкие штаны, светлая рубаха, подпоясанная всё тем же верёвочным пояском, за пазухой – что-то похожее на головной убор. Он сел за столик, где пишут церковные записки, на краешек скамейки. Я подошла, присела рядом и стала, как обычно, торопливо писать. Тут странник, как добрый учитель, вдруг остановил меня. Взял ручку и чистый листок: «Давай я! Кого тебе надо написать?» Я начала диктовать, а он стал аккуратно вписывать имена. «А как вас зовут?» – поспешила спросить я. Он удивился и ответил: «Монах Александр». Слово «монах» он произнёс с ударением на букву «о» – так говорила моя бабушка, у них в деревне принято было окать. Это сразу расположило меня к нему. Монах Александр тут же добавил, разгадав мои намерения: «Нет-нет, меня вписывать не надо». Имена он выводил ровными, печатными буквами: «Там, в алтаре, трудно читать записки, многие имена бывает совсем не разобрать, лучше писать печатными буквами. Дальше пиши сама». Сказано это было совсем не обидно, а как само собой разумеющееся. С тех пор я всегда пишу записки

печатными буквами…

Гостили мы в этом городке больше месяца, и каждый раз случались в церкви разные благодатные встречи с людьми. За 40 лет знакомства с этим городком стали прихожанами наш детский врач и учительница по сольфеджио. Я заметила её после службы с одним из певчих, они радостно о чём-то беседовали. И нетрудно было догадаться, что песнопения, которые мне так понравились сегодня, – заслуга и этой учительницы. Увидела в церкви своего бывшего одноклассника, беспросветного пьяницу и хулигана – его три десятка лет можно было встретить на улицах городка бесцельно шатающимся и пристающим к прохожим. Брат его погиб, кажется, в пьяной переделке. Больше всего обрадовалась и удивилась я ему: живой! Чудо, потому что все его всегда считали заранее погибшим.

Есть и в нашем дворе наркоманы, просиживающие дни на самодельной скамейке за столиком с бутылкой пива и семечками. Сидят, бывает, до тех пор, пока не вызовут полицию. Однако, когда с ними заговоришь, видно, что им словно бы стыдно быть такими.

Здесь, во дворе, как и в деревне, все на виду. Воспитывают, хвалят и ругают всем двором, сплетники и недоброжелатели тоже есть, конечно, как и в любом коллективе, как без них. К деду Геннадию, который много лет пользовался уважением всей дворовой общественности, теперь относятся недоброжелательно: стал попивать. А заслуга его была в том, что он взял на себя воспитание внука после того, как муж оставил его дочь с ребёнком на руках. Вырастил его до пятого класса. Но случилось так, что приехал в подъезд новый жилец, он познакомился с Геннадием и стал частенько приглашать его выпить. Однажды Геннадий спускался от него с лестницы и, оступившись, сильно поломал ногу. Сейчас он едва передвигается на костылях, и доброе слово соседей – единственное, что ему нужно. Помоги ему, Господи! Кто не оступался!

Мы уезжаем. Баба Клава всё спрашивает, во сколько поезд, чтобы выйти попрощаться. У неё нынче, после того как она упала на улице, что-то случилось с памятью. Врачи говорят, мол, склероз. Вечером она услышала из окна детские голоса во дворе, выглянула с четвёртого этажа и закричала: «Ребятки, вы уезжаете, вы мои друзья, до свидания!»

Не знаю, почему мне так симпатичны эти люди. Может, потому, что это часть моей жизни… Вот учёные говорят, что, если каплю крещенской воды добавить в обычную воду, молекулярная её решётка мгновенно видоизменяется и становится как у крещенской воды.

Так и в людях. Кто бы они ни были, нельзя думать, что человек, например пьяница, не может стать на правильный путь или что хороший ребёнок может родиться только от хороших, правильных родителей и так далее. Тем более что все в нашем дворе живут по соседству с церковью, а её благодать освящает всё вокруг, как капля святой воды освящает море. И даже если кто-то из сродников в прошлых поколениях хоть единожды причащался, эта капля дойдёт и до нас и изменит нас…

Любимый городок, прощай! Спасибо тебе за всё! Наш дом, соседи, высокие берёзы во дворе – вы всегда будете со мной в сердце и в молитвах.

г. Санкт-Петербург


←Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска

Добавить комментарий