Казнить или нет человечьи дни
Рубрика • Книжная полка •
В двадцатом веке в России было много поэтов. Но вряд ли кто из них может сравниться в известности с Сергеем Есениным и Владимиром Маяковским. Это были два совершенно разных по характеру человека. Один – слишком жесткий, другой – слишком мягкий, один – певец «крестьянский», другой – «пролетарский» и т.д. Но имелось у них и нечто общее: оба они добровольно согласились служить революции и конец обоих был трагичен.
Были у нас, наверное, в нынешнем веке поэты и получше. Но эти запомнились больше других.
Хочу привести здесь строки из двух их стихотворений, посвященных Царской Семье. Строки для этих поэтов неожиданные и, быть может, что-то, пусть немного, говорящие нам о причинах двух русских трагедий.
В 1916 году, во время Первой мировой войны, Сергей Есенин служил в Царском Селе в госпитале имени св. Магдалины. В этом же госпитале трудились и дочери Государя. И вот однажды Сергей Есенин был им представлен. Произошло это в палате для раненых. Есенина девушки настолько поразили, что он написал после этой встречи стихотворение, которое оказалось пророческим:
В багровом зареве закат шипуч и пенен,
Березки белые горят в своих венцах.
Приветствует мой стих младых царевен
И кротость юную в их ласковых сердцах.
Где тени бледные и горестные муки,
Они тому, кто шел страдать за нас,
Протягивают царственные руки,
Благословляя их к грядущей жизни час.
На ложе белом, в ярком блеске света,
Рыдает тот, чью жизнь хотят вернуть…
И вздрагивают стены лазарета
От жалости, что им сжимает грудь.
Все ближе тянет их рукой неодолимой
Туда, где скорбь кладет печать на лбу.
О, помолись, святая Магдалина,
За их судьбу.
19-22 июля 1916 г., Царское Село
Стихотворение «Император» было написано Маяковским в Свердловске 26-29 января 1928 года. Вместе с одним из местных большевиков, неким Парамоновым, он побывал на месте гибели Царской Семьи и был впечатлениями от этой поездки очень подавлен. Человек, в своем роде честный и глубокий, он знал о жизни много меньше, чем это обычно представляется. Что-то подростковое, злое доминировало в его характере, заставляло писать оды о ЧК и советском паспорте, поносить христианство и жертв террора. К концу двадцатых годов он начал запоздало взрослеть. В лесу под Екатеринбургом Маяковский столкнулся лицом к лицу с чужой смертью.
Он вспоминает, как не любил царя прежде, но выдержать этого тона не может. Муторно на душе его, темно и холодно кругом.
…Снег заносит
косые кровельки,
серебрит
телеграфную сеть,
Он схватился
за холод проволоки
и остался на ней висеть.
На всю Сибирь,
На весь Урал
Метельная мура.
где ветер свистел,
приумолк
(в первом варианте – захмурел)
исполкомовский кучер
и встал на девятой версте.
Вселенную
снегом заволокло.
Ни зги не видать как на зло.
И только следы
от брюха волков
по следу диких козлов…
…– Будто здесь?!
Нет, не здесь.
Мимо. –
Зарубки
под корень коры,
У корня, под кедром,
дорога,
А в ней –
император зарыт…
Официальный конец стихотворения:
корону
можно
у нас получить,
но только
вместе с шахтой.
Но у этого стихотворения есть и другой конец. Его можно найти только в собраниях сочинений поэта, в примечаниях. Забыв о своей знаменитой «лесенке», Маяковский в страшном смятении произносит, кажется, в первый и последний раз в своей поэзии, слова о милосердии к врагам, он переписывает несколько раз первые строки:
I Я вскину две моих пятерни
II Я сразу вскину две пятерни
I Что я голосую против
II Я голосую против
И, наконец, окончательный вариант строк, без единого знака препинания, как в крике:
Спросите руку твою протяни
Казнить или нет человечьи дни
Не встать мне на повороте
Живые так можно в зверинец их
Промежду гиеной и волком
И как не крошечен толк от живых
От мертвого меньше толку
Мы повернули истории бег
Старье навсегда провожайте
Коммунист и человек
Не может быть кровожаден.
← Предыдущая публикация Следующая публикация →
Оглавление выпуска
Добавить комментарий