Чукотка и её первый начальник

245 лет назад завершилось присоединение Чукотки к Российской империи

В октябре 2018 года (№ 811) в нашей газете вышел исторический очерк, посвящённый открытию Чукотки Семёном Дежнёвым и его товарищами. Что же было дальше?

Прошло не так много времени, и на реке Анадырь возведён был острог, так и названный – Анадырским. Постепенно удалось найти общий язык с некоторыми племенами огромного полуострова, а с возведением часовни в 1649 году начать их приобщение к православию. Но главной силой в тех краях были не коряки, юкагиры или анаулы, а чукчи – самый воинственный из северных народов, самый гордый, свысока смотревший на всё остальное человечество. Воевать с ним пришлось с перерывами полтора века, но в конце концов договорились.

Анадырский острог. Реконструкция. Иллюстрация из кн. Н. Никитина «Землепроходец Семён Дежнёв и его время»

Высшей точки это противостояние достигло в 30–40-х годах восемнадцатого века, когда на полуостров был направлен капитан, впоследствии майор Дмитрий Иванович Павлуцкий – человек решительный, порой вспыльчивый, но вместе с тем рассудительный и великодушный. Подчинить Чукотку он не смог, да и ни у кого бы не получилось. Заслуга майора была в другом – он научил чукчей относиться к русским как к равным.

Нашла коса на камень

Первое столкновение с чукчами случилось сразу после того, как казачий атаман Семён Дежнёв и торговый человек Федот Попов открыли Берингов пролив. Тогда он, правда, ещё никак не назывался, ведь до рождения Витуса Беринга оставалось 33 года. Можно лишь удивляться, почему не удостоились этой чести настоящие первооткрыватели, но ответов на такие вопросы не существует.

Однажды, пристав к берегу, чтобы пополнить запасы воды, дежнёвцы были атакованы чухочьими людьми – так называли чукчей. По нашим сначала стреляли из луков, потом пытались достать копьями, ранив Попова. Федот Попов вскоре запропал – его коч унесло куда-то в море, а Семён Иванович основал Анадырский острог и с переменным успехом начал искать общий язык с коряками, юкагирами, анаулами. Что их больше всего склоняло к союзу с русскими, так это общий враг – чукчи.

Этот народ в незапамятные времена обосновался на огромных пространствах – от Охотского моря до Колымы. Одни племена пасли оленей, другие охотились на морского зверя или добывали песцов и белых медведей. Ничего особенного, схожую картину можно наблюдать по всему Крайнему Северу. Но чукчи из неё всё-таки выбились, и сильно. Враждовали со всеми без исключения, терроризируя не только Чукотку и Колыму, но и Аляску, куда плавали учить уму-разуму эскимосов.

«Чукчи – народ сильный, – сообщал в Петербург Павлуцкий. – Рослый, смелый, плечистый, крепкого сложения, рассудительный, справедливый, воинственный, любящий свободу и не терпящий обмана, мстительный. А во время войны, будучи в опасном положении, себя убивают».

Они действительно не боялись смерти и презирали всех, кто испытывал подобный страх. Именовали себя луораветланами – настоящими людьми, избранниками богов, считая остальных не вполне полноценными и неприятными существами. Для всех народов у них было общее название – тангытан, что значит враги, а русских стали называть мелгыт-тынгытан, что значит огненные враги. Те, кому доводилось сталкиваться с чукчами, называли их черкесами севера или же самураями – из-за сходства доспехов и постоянной готовности сражаться. А кто-то сравнивал их со спартанцами, и не только за воинственность, но ещё и потому, что чукчи убивали физически неполноценных младенцев, считая, что злой дух завладел ими в утробе матери.

Маленький чукча – будущий воин. Источник изображения: photo-search.site

Если ребёнок выживал, начинались безжалостные тренировки. Заставляли бегать на лыжах с прикреплёнными к ним камнями, учили владеть копьём, пращой, луком. От мальчика требовалось уметь попасть в прутик, воткнутый в землю, а ещё носить тяжёлые доспехи – сначала из кожи и дерева, а впоследствии они стали обвешиваться ещё и железом. Как следствие, один чукча стоил в бою двух-трёх коряков, которые тоже не отличались пугливостью – закалённые севером люди, готовые драться насмерть, но хуже подготовленные. Раз за разом коряки теряли после стычек с чукчами десятки тысяч оленей, потому и отнеслись к появлению русских более или менее благосклонно.

Но необходимость защищать от чукчей все остальные народности полуострова сильно осложняла положение России на Чукотке. Трофеи и тот ясак, который удавалось там получить, покрывали два процента расходов на противостояние. Из столицы порой неслись грозные наказы покарать смутьянов – не сразу пришло понимание, что на огромных пространствах между Охотским морем и Колымой кого-то к чему-то принудить невозможно.

Впрочем, и чукчи понимали, что впервые в своей истории столкнулись с народом не менее решительным и искусным в воинском деле. А ружья хоть и редко стреляют – можно колчан стрел выпустить, пока они заряжаются, – но доспехи против них бесполезны. В общем, нашла коса на камень, а майор Павлуцкий оказался между ними.

Павлуцкий. Открытие Аляски

Сибиряком он был потомственным, несмотря на происхождение рода откуда-то из Литовской земли. Ещё прадед его, поступив на русскую службу, был направлен в Тобольск. Если не считать двоюродного брата майора – Ивана, ставшего епископом Иоанникием, служили обычно Павлуцкие в Сибирском драгунском полку и чем-то командовали от Курганинска до Якутска.

Прижизненного портрета Павлуцкого не сохранилось, но вот таким его увидел, по описаниям, художник

В 1727 году Дмитрий Иванович Павлуцкий был отправлен из Тобольска на Чукотку «для отыскания новых землиц и призыву в подданство немирных иноземцев». Согласно странной практике двоеначалия, походом одновременно с ним командовал казачий атаман Афанасий Федотович Шестаков. Под началом двух командиров было около шестисот человек, но последствия двоеначалия оказались не самыми приятными.

Однажды Шестаков распорядился строить плоскодонные суда, для того чтобы по реке Лена дойти до моря, а оттуда двинуться в пункт назначения. Павлуцкий возмутился, отнял все инструменты и велел выпороть кого-то из корабельных дел мастеров: «Знай меня и команду мою и без повеления моего судов не делай и мастерства своего не объявляй». Понять его мотивы нетрудно, зная, чем закончилось подобное плавание для Дежнёва и Попова. Из семи кочей их экспедиции до места добрался один, погибла или пропала без вести в море-окияне большая часть путешественников. Сухопутный путь на Чукотку был куда надёжнее.

Почему Шестаков единолично принял решение идти морским путем, хотя оно касалось всех, мы не знаем. Но так, наверно, вести дела нельзя. Дальше лучше не стало. Дело доходило уже и до мордобития между сторонниками атамана и майора, так что стало ясно: нужно разделиться. Это случилось летом 1629-го. Почти все пошли за Павлуцким. Шестаков же с 25-ю подчинёнными отправился своим маршрутом, по пути набирая местных жителей, так что к реке Егачег вышел уже с полутора сотнями бойцов. По пути они слишком многих обидели, полагая, что, лишь внушая страх, можно добиться покорности, – вследствие этого чукчи возмутились, отряд перебили. Погиб и Шестаков.

Павлуцкий же без потерь достиг Чукотки, где узнал волнующую новость. Кому-то из отряда встретились двое «зубатых людей», не из местных, рассказавших, что приплыли с островов, за которыми лежит весьма обильная Большая земля. Имеются там соболи, лисицы, бобры речные, росомахи, рыси и дикие олени. А ещё есть золото, которое пришлецы подарили русским, – ожерелье из 14 самородков. Дмитрий Иванович заинтересовался чрезвычайно, ещё не догадываясь, что речь шла об Алеутских островах и Аляске – европейцы в то время ещё не знали об их существовании. Так как из Тобольска с майором пришло пятнадцать моряков, в том числе штурман Яков Генс, подштурман Иван Фёдоров, геодезист Михаил Гвоздев, то на поиски Большой земли отправлена была экспедиция.

Командовать назначили Михаила Гвоздева, так как Фёдоров был болен, а Генс пьянствовал и бузотёрил. На Алеутских островах путешественников обстреляли из луков. Тогда «подняли якорь, паруса роспустили и пошли к Большой земле, и пришли ко оной земле, стали на якорь». Фёдоров в пути скончался, но успел нанести на карту всё, что увидел. Так, собственно, Аляску и открыли. Путешествие Гвоздева заинтересовало Адмиралтейство чрезвычайно, что не помешало потом арестовать его по ложному доносу и мытарить четыре года. А открытие приписали всё тому же Берингу, отправленному проверить, верно ли что-то нашли.

Сполохи войны

На Чукотке Павлуцкий в первый раз пробыл недолго, около двух лет, но был столь деятелен, что каждый день можно считать за два. Укрепив Анадырский острог, майор отправился в поход против чукчей во главе отряда из 215 казаков и 230 юкагиров и коряков. Чукчи тогда в очередной раз напали на соседей, убив около ста мужчин-коряков, угнав их жён, детей и несколько тысяч оленей.

Изображение чукчей из немецкого этнографического издания. Мужчина непременно с оружием

Лить кровь понапрасну Дмитрий Иванович не любил, да и к чукчам относился не без уважения. Встретив их, стал убеждать поначалу принять российское подданство. В ответ посыпались насмешки. Павлуцкого поблагодарили за то, что русские сами доставили до места свои головы и туловища – их кости станут прекрасным украшением ближайшего мыса.

На том и разошлись. Но вскоре отряд майора достиг устья реки Парень, за которым было множество чукчей, настоящая армия – около 700 человек. Уже началось лето 1731 года. На реке лёд сильно истаял, пришлось идти по льду морскому, но и он был не в лучшем состоянии – до берега не доходил, так что последние шестьдесят метров отряду Дмитрия Ивановича пришлось идти по пояс в ледяной воде. Чукчи с иронией наблюдали, не использовав возможности атаковать в этот момент. Это было решение, продиктованное гордыней, как и то, что многие не имели оружия – не стали его брать, прихватив лишь ремни, чтобы вязать пленных противников. Правда, доспехи из моржовых шкур, костяных пластин и железа надеть не забыли.

И едва не победили.

Вина за это лежала на Дмитрии Ивановиче. Его помощник, казачий сотник Василий Шипицын, предложил атаковать россыпью, но Павлуцкий был сыном офицера, внуком офицера и привык действовать по уставу. Благодаря строю русская армия била турков почти при всякой встрече, на равных сражалась со шведами. Вот только с чукчами это не сработало. Они все поголовно, порой даже женщины, были воинами, в то время как половина бойцов в нашем отряде – коряки и юкагиры – не имели малейшего понятия о дисциплине и никогда не ходили в атаку сомкнутым строем. Между тем именно они оказались под рукой у Павлуцкого, возглавившего правый фланг.

Положение почти сразу стало безнадёжным. Местные жители век за веком убеждались, что отбиться от чукчей можно, лишь имея многократное превосходство в силах. Но численное превосходство в этот раз оказалось на стороне противника.

Поэтому коряки и юкагиры начали робко оглядываться на воду, а потом и отступать. От разгрома спасли трое старых казаков, оставшихся на льду с обозом: Иван Пурга, Иван Ворыпаев и Василий Заледеев. Бросившись на помощь, они начали рубить противников столь энергично, что воодушевили оробевшее воинство.

На левом фланге дела обстояли лучше. Шипицын, как и хотел, повёл казаков россыпью, отогнав врагов за юрты. Когда исход битвы стал ясен, жёны чукчей начали убивать своих детей, не надеясь увести с собой, а воины бежали, хотя правильнее говорить об отступлении – страха они не знали. Сколько их погибло, неизвестно, но цифра 450-700 человек, которую можно найти в документах той эпохи, не внушает доверия – завышена безбожно. Напомним, что максимум, что могли собрать чукчи при полной мобилизации, – две тысячи человек, даже если бы пришли все бойцы от Охотского моря до Колымы. Но в этот раз действовало около тысячи, и число это мало менялось до конца войны. С русской стороны погибло семь человек, в том числе полусотник Конон Чириков. Этот бой стал для Дмитрия Ивановича уроком. Признав правоту Шипицына, он начал с тех пор воевать, сообразуясь с условиями, а не с европейской практикой.

Второй бой закончился так же. Говорят, он продолжался восемь часов. Тойону Наихню удалось собрать ещё больше бойцов. Они неожиданно атаковали русское воинство с двух сторон, но дело всё равно закончилось бегством чукчей. Сообщалось, что их было около трёх тысяч, что невозможно в принципе. С нашей стороны в этом сражении не было ни одного погибшего, только два десятка раненых.

От пленных узнали о местонахождении стада в сорок тысяч оленей – его захватили.

Третье сражение случилось где-то близ побережья, возможно в районе скалистого мыса Сердце-Камень. В этот раз чукчи уже не смеялись, но всё равно были разбиты. На следующий день к Дмитрию Ивановичу явились тойон Чимкаиган и ещё один авторитетный чукча, Копенкин, предложившие себя в заложники, пока их роды собирают ясак. Когда стало ясно, что никакого ясака не будет, Чимкаиган себя зарезал – обычное дело в тех местах, где, как и в Японии, позор переносился крайне болезненно. Копенкин сам себя лишить жизни не решился и стал умолять убить его. Просьбу выполнили без малейшего желания, скорее из жалости. С иерархией у чукчей было непросто. Тех же тойонов можно сравнить с запорожскими атаманами: пока с тобой удача – ты царь горы, отвернулась она – ты пыль на ветру.

Поход длился примерно до десяти месяцев. Прошли по горам, болотам и тундре две тысячи километров, выполнив все задачи. В боях погибло всего десять человек, ещё восемь умерло от болезней. Результат поразительный для той эпохи. Людей явно берегли. В одном из боёв отбили имущество погибшего отряда казачьего атамана Шестакова, с которым когда-то вышли из Тобольска: знамя, фузеи, винтовки. В общем, заставили себя уважать. Дмитрия Ивановича чукчи прозвали Йэкуннин, посчитав за демона. Согласно их легендам, головами убитых он нагружал нарты, отправляя своему господину в другой мир.

Бытующее утверждение, что чукчи за время этой войны, то есть в трёх сражениях, потеряли от 800 до 1500 тысяч человек, – выдумка, один ноль в этих цифрах явно лишний. В бою обменивались ругательствами, выстрелами из луков и ружей, иногда сходились в рукопашной. Конечно, враг понёс потери в разы больше наших – был хуже организован, хотя каждый воин по отдельности не уступал русским, корякам и юкагирам, а нередко и превосходил. Помогало бойцам Павлуцкого и огнестрельное оружие, пусть и довольно примитивное, недалеко ушедшее от луков. Но что чукчей полегло в 100-150 раз больше – это даже рядом не лежит с реальностью.

Завышать потери противника – норма во всех армиях мира во все времена. Александру Васильевичу Суворову приписывают фразу, сказанную в ответ на вопрос штабного офицера, какие данные о потерях османов отправить в Петербург: «Чего басурман жалеть, пиши больше!» На Чукотке было так же. Язычников на бумаге не щадили. Но важно другое. Русский дух оказался намного крепче, так что моральный разгром противника не вызывает сомнений. Русских тоже признали луораветланами – настоящими людьми. Единственных из всех народов. Впоследствии, как пишут исследователи, «это стало ещё одной причиной, по которой чукчи благосклонно приняло подданство Империи».

История одного заблуждения

Один миф о майоре Павлуцком в последнее время встречается всё чаще. Излагается он обычно следующим образом: «Говорят, что белые американцы подбрасывали индейцам оспенные одеяла. Но ведь и у нас был такой же случай, так что разницы никакой».

Далее рассказывается, как в семнадцатом веке во время эпидемии оспы в Анадырском остроге майор Дмитрий Павлуцкий велел подарить некоему чукче заражённую одежду, что привело к распространению эпидемии и в тундре.

Тема эта меня заинтересовала. Начал выяснять, что к чему, и обнаружил сначала какую-то американскую работу, разоблачающую «российский экспансионизм», а затем и первоисточник. Оказалось, что в 2015 году в журнале «Вестник Новосибирского государственного университета» была опубликована так называемая «Записка капрала Григория Шейкина», датированная 1781 годом. На самом деле капрал Шейкин едва ли в полной мере владел грамотой, так что его воспоминания, как и рассказ отставного солдата Мельникова, записал какой-то чиновник или военный. Вот место из записок, посвящённое заражению:

«Ещо ж напоследок оба обявили, Шейкин и Мельников, што они слышали от прежних служивых людей. Когда был командиром в Анадырской партии господин майор Павлуцкой, и которой имел повеление о истреблении всех чукчев, но не могши свободно иметь над ними поисков. А случилась тогда между русских людей оспа, от которой и пленныя чукчи умирали. Тогда одново чукчу, наредя в воспенное платье, отпустили в их жилище, а сей чукча приходом своим сколько мог земляков своих заразить оспою, то всех и поморил, и сам с ними тому ж последовал. Пересказывали после о сем и сами чукчи, што у них от оспы великое множество больших и малых людей померло».

Как видите, выглядит достоверно. Хотя Шейкин и Мельников попали в Анадырский острог лет через двадцать после эпидемии и свидетелями быть не могли, но «слышали от прежних служивых людей». Тем не менее в данном случае они соврали.

Дело в том, что эпидемия на Чукотке случилась в 1734–36 годах. Начинаю выяснить, где был в это время майор Павлуцкий – оказывается, на Камчатке, куда его отправили прививать камчадалам интерес к земледелию. Майор им даже первую пару рогатого скота подарил от лица государства. Затем он служил воеводой в Якутске и лишь в 1742-м вернулся в Анадырский острог. Это неопровержимый факт, зафиксированный в документах того времени. Можно ли было не заметить ещё одной эпидемии, которая совпала со временем пребывания Павлуцкого на Чукотке? Нет. Первыми заболевали и гибли не чукчи, а немногочисленные русские в остроге. Все они были на виду, что, конечно же, отражалось в документах.

В общем, Дмитрия Павлуцкого оклеветали. Не капрал Шейкин и не отставной солдат Мельников – они лишь пересказали слухи, ходившие много лет спустя после эпидемии. Скорее всего, это придумал кто-то из недоброжелателей, знавший майора лично. Человек-то он был железный – строгий к себе и другим, чуждый политесов, так что недоброжелателей хватало.

Но быть может, кто-то другой из анадырского начальства сознательно заразил чукчей оспой, а потом это приписали Павлуцкому? Тут как с историями про снежного человека – ни подтвердить, ни опровергнуть нельзя. Однако на этом уровне «исторический факт» сознательного заражения чукчей оспой превращается в сомнительный слух, в злую байку.

Добавим лишь, что эпидемию было крайне сложно удержать в остроге и без оспенной одежды. Чукчи навещали крепость регулярно – торговали с русскими, в том числе с теми, у кого заболевание ещё не проявилось. Как именно распространяются инфекционные болезни, в то время понимали очень плохо. Лишь в 1882 году Роберт Кох смог доказать, что туберкулёз передаётся воздушно-капельным путём. Преимущественно воздушно-капельным путём передаётся и оспа, считают медики. А раньше считали, что через воду и тесный контакт с больным, в том числе и через одежду больного. Отсюда и гипотеза про заражение через «воспенное (оспенное) платье».

Сравним эту историю с другой, очень похожей и случившейся в ту же эпоху.

В 1758 году англичанами был построен форт Питт, который спустя пять лет осадили индейцы. Командовал британскими силами в регионе генерал Амхерст. 29 июня написал полковнику Генри Буке, готовившему экспедицию на помощь форту: «Возможно ли распространить эпидемию оспы среди племён восставших индейцев? Мы должны использовать любую хитрость, чтобы ослабить их». 13 июля пришёл ответ: «Я постараюсь заразить этих ублюдков с помощью одеял, которые могут попасть в их руки, и постараюсь не заразиться сам». 16 июля генерал одобрил эту инициативу: «Ты должен сделать всё возможное, дабы заразить индейцев с помощью одеял, так же как ты должен использовать любой другой метод ради искоренения этой отвратительной расы». Но оказалось, что они опоздали с этой идеей. Ещё 24 июня командир форта Симеон Эквер во время переговоров с осаждавшими форт делаварами передал им два одеяла и носовой платок, принадлежавшие заболевшим оспой людям.

Как видите, идея носилась в воздухе, поэтому не факт, что этот приём англичане, а потом и американцы не применяли регулярно. Но мы не будем рассматривать другие случаи, недостаточно хорошо подтверждённые, довольно одного эпизода биологической войны, не вызывающего никаких сомнений. Ложное обвинение в адрес Дмитрия Павлуцкого выглядит на этом фоне довольно жалко.

Гибель Павлуцкого

Лет шесть после поражения чукчи вели себя более-менее прилично. Русских признали за людей, ну или сделали вид, с ними торговали. При этом, как вспоминал (правда, о более позднем периоде) капрал Григорий Шейкин, у всех чукчей было «обыкновение, что верхнее платье неподпоясано», потому что одна рука всегда была на рукоятке ножа. Им отвечали тем же: «И хотя с чукчами дружатца руские и меняютца, и братаютца, однако ж не верят им, што оне всех тамошних народов злее и лукавее, и потому всегда у руских скрытая рука на ножевом черену». Такое вот перемирие.

Павлуцкий начальствовал в Якутске до 1742 года, пока не получил распоряжение «отправиться в Анадырск для усмирения чукоч». Из Якутска уезжал, навсегда разлучаясь с женой и детьми. Жить ему оставалось пять лет.

Чукчи к тому времени окончательно вывели правительство из себя, совершая один набег за другим. Так, в 1737 году под Анадырском они убили 20 ясашных коряков. Вскоре на реке Олюторка убили ещё 25 человек и 66 человек взяли в плен. За одну только зиму отбили у коряков больше 20 тысяч оленей, но на этом не успокоились. В результате Сенат сменил прежний наказ «уговаривать в подданство добровольно и ласкою» на новый: «оных немирных чюкч военною оружейною рукою наступить, искоренить вовсе». Но те искореняться не спешили, избегая встреч с русскими. Да и майор, совершая новые походы, не жаждал кровопролития. Лишь в воображении нынешних дилентантов-историков, принимающих за правду любой вымысел, Дмитрий Иванович был конкистадором, истреблявшим чукчей без счёта. На самом деле даже советские историки, в частности в «Очерках истории Чукотки», писали, что «на посту начальника Анадырского острога Павлуцкий зарекомендовал себя активным сторонником именно мирного сотрудничества с коряками, юкагирами, чукчами».

Майор искал выхода из сложившейся ситуации. Именно при нём Анадырский острог обзавёлся наконец храмом – прежде век без малого обходились часовней. Вместе с архимандритом Иосафом (Хотунцевским), жившим на соседней Камчатке, решено было и Чукотку не обделять светом Христовым. При остроге была создана православная миссия, в которой состояли иеромонах Флавиан, студент Московской славяно-греко-латинской академии Василий Качуров, дьячок и пономарь. Увы, все они были убиты и ограблены – но нет, не чукчами. В этот раз на что-то обиделись коряки. Смерть настигла миссионеров на реке Егачег в ноябре 1745-го. Много народа полегло – целый караван, идущий в Анадырский острог: взвод солдат, казак Алексей Наумов, несколько купцов и батюшка с помощниками. Их застали врасплох, ведь коряки считались своими, российскими подданными, союзниками. Удара никто не ожидал.

Спустя два года, в 1747-м, пришёл черёд и для Павлуцкого предстать перед Богом. Чукчи тогда совершили набег на коряков, которые пасли оленей рядом с отрогом. Дмитрий Иванович собрал отряд в 97 человек и отправился в тундру отомстить неразумным. Но спустя два дня, 14 марта, попал в засаду у устья реки Орловки. Соотношение сил было один к пяти, к тому же чукчи уже неплохо изучили противника, так что в рукопашную бросились, дождавшись ружейного залпа. В бою погибли майор Павлуцкий, 40 казаков и 11 коряков. Остальные спрятались за укреплением из нарт и дождались подкрепления.

Тело майора привезли в острог, обернули бумагой и, залив воском, положили в гробницу, сделанную из лиственницы. С марта по ноябрь хранили в погребе-холодильнике, а потом несколько месяцев везли в Якутск, где похоронили под церковью Спасского монастыря.

А православные юкагиры сложили песню про Павлуцкого, которую помнили ещё в ХХ веке:

Смотри, как чёрный медведь там по бору идёт,
Смотри, как все лесины пред ним гнутся, валятся,
Земля дрожит;
Волки и росомахи падают мертвы
от дыхания его: это Павлутский!
Это Русак!
Смотри, как за ним его славная дружина,
Его ясные соколы летают и увиваются!

Дальше рассказывается, как выходит навстречу майору шаман Кочин – только на него надеется чукотское воинство. Говорит: «Успех решит: кто сильней, мои ли духи, твой ли Бог». Кровь и огонь брызжут из глаз его, и рука его уже поднимается… «Павлутский видит дерзость адову против всесильного Бога, противу воинства Христианского». Вырывает копьё у шамана, заносит над ним палаш, но кто-то из его сподвижников выстрелил. Эх, зачем! Чукчи, которых в песне именуют орлами, возмутились:

Зашумело стадо орлиное; свистом бросилося на Русских.
Долго дралися ясны соколы с орлами мощными; много пало ясных соколов.
И Русскому стало жаль своих!
Взревал он мощным голосом, тут и полетели противники в разные стороны.

Столетия спустя

Возможно, майор пытался понять перед гибелью, что делает здесь – в этом не слишком добром к людям краю. Бог весть.

В 2005 году в Анадыре – столице Чукотки – был освящён собор Святой Живоначальной Троицы, где ежедневно совершается первая по времени в России литургия. Чукотка – это место, жители которого первыми в стране видят восход солнца – на 9 часов раньше, чем в Москве. Это, конечно, нельзя назвать той мистической причиной, по которой Чукотка понадобилась России. Но обойди она её стороной – и полуостров мог стать последним местом в Соединённых Штатах, где начинается новый день.

Троицкий собор и памятник Николаю Чудотворцу в Анадыре. Фото: сайт Анадырской и Чукотской епархии pravchukotka.ru

Анадырский острог эвакуировали в 1763 году, крепость сожгли, деревянную церковь Всемилостливого Спаса забрали с собой, отчаявшись навести в этих местах порядок. А в октябре 1778-го на чукотский берег сошёл американец Джон Ледиард – участник экспедиции Джеймса Кука. В тот момент русских там не было, земля казалась ничейной и что-то сильно зацепило там Ледиарда. Десять лет спустя его арестовали в Иркутске как английского шпиона, но вообще-то он был американским патриотом, дезертировавшим с британского флота во время войны за независимость США. В России разницу между двумя этими странами тогда ещё понимали довольно плохо, но у Джона Ледиарда, пытавшегося проникнуть на Чукотку сначала через Якутск, затем с экспедицией Биллингса, на лбу не было написано, в чьих интересах он действует.

К счастью для нас, он опоздал. Той же осенью, когда Ледиард заворожённо разглядывал чукотский берег, закончились переговоры с чукчами об их переходе в российское подданство. Объявление о приёме чукчей в российское подданство было сделано императрицей Екатериной в 1779-м. Этот год и стал датой окончательного включения Чукотки в состав России.

 Как же удалось наконец-то спустя полтора века договориться? Не после «ничьей» в бою – просто чукчи уже привыкли торговать с русскими, и когда мы ушли, они поняли, что навредили сами себе. Это и подготовило почву для переговоров. Государыня отменила для них выплату ясака, даровала широкую автономию. В общем, сошлись.

Едва ли не решающую роль в присоединении Чукотки сыграл православный христианин Николай Дауркин, по матери бывший племянником одного из тойнов чукчей. Волею судеб он оказался среди пленных, взятых Павлуцким в одном из походов. После смерти Дмитрия Ивановича попал в Якутск, где его воспитала вдова майора – Анна Филипповна. Вырос, стал исследователем Чукотки, заслужил дворянство, но звёздным часом Дауркина стало участие в переговорах с племенами чукчей, согласившихся в итоге признать Екатерину Великую своей государыней.

Чукчи после этого воевали с соседями всё реже, хотя и сумели удивить в 1947 году. Отряд советских чукчей переплыл тогда на своих лодках – аньяпиках – Берингов пролив и атаковал американских эскимосов, используя ножи и винтовки, в том числе автоматические. Перебили несколько десятков человек, захватили добычу и вернулись домой. Правительства США и СССР сделали вид, что ничего не произошло. Сейчас это вполне себе мирный народ, но так было не всегда.

 

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска

Добавить комментарий