Две крепости. На страже северных рубежей
С высоты птичьего полёта Копорская крепость напоминает лук – северная стена прямая, как тетива, а южная, обращённая на юго-запад, изогнута крутым луковищем.
Если «стрельнуть» из этого лука, то «стрела» прямёхонько полетит в ту сторону света, откуда из века в век напирали на нас немцы и прочие ливонцы. Сначала она пролетит над Ивангородской крепостью и замком Большого Германа в Нарве, что в 60 километрах от Копорья. Затем, шорхнув над Чудским озером, минует нынешний Тарту – древнерусский Юрьев, где в 1030 году князь Ярослав Мудрый заложил крепость на берегу реки Омовжи. Далее ещё двести километров полёта – и стрела воткнётся в шпиль рыцарского замка в Риге. В целом расстояние – 460 километров. Далековато. И не понять, как могла эта крепость защищать первую столицу Руси, Великий Новгород, от псов-рыцарей, ведь она находится в стороне от Новгорода, далеко за ним на севере. Вот Изборская крепость (о ней был рассказ в прошлом выпуске) как раз на правильном месте – на серёдке прямого пути от Риги до Новгорода, прямо перед Псковом. Самый настоящий форпост. А Копорскую крепость зачем построили?
Но мы же смотрим с высоты птичьего полёта. Обернёмся назад, на север, – там синеет Балтийское море, куда втекает река Копорка. Получается, что Копорская крепость стоит фактически на Финском заливе. А ведь оттуда и шведы постоянно лезли, и немцы, а раньше и датские рыцари, построившие замок в Колывани (нынешнем Таллине) в 1219 году. Кто морем, кто пёхом – и все на северную Русь, изначальную. С двух сторон. И получается, что Изборск на западе удерживал исконные славянские земли кривичей, а Копорье на севере – земли води, ижоры и чуди, то есть финноугров, рядом с которыми селились ильменские словены. Ныне это Псковская и Ленинградская области. И обе крепости появились примерно в одно время: Копорская в 1280 году, а Изборская в 1330-м. Разница всего в полвека.
А почему Копорская крепость похожа на лук? Это от природы – такой формы скала, которую стенами огородили. Со стороны реки, что омывает «луковище» крепости, скала кажется высокой, неприступной. А где «тетива» – там земля ровная, поэтому пришлось древним новгородцам вырыть глубокий ров и перед входом устроить деревянный подъёмный мост. Правда, его уже нет – теперь здесь каменный, неподъёмный.
Стою на мосту, жду экскурсовода. Ощущение какой-то неустроенности. Может, потому, что музей здесь был открыт сравнительно недавно, в 2001 году, в отличие от Изборского, который действовал и в советское время. От вагончика, где находятся администрация музея и касса, отделилась группа туристов во главе с гидом, доносится её голос:
– Перед вами четырёхарочный мост, который последний раз перестраивался в девятнадцатом веке. Деревянный настил на нём и перила, которые мы видим, – это результат первичных противоаварийных работ, которые проходили на территории крепости в 2021 году. Вызваны они были обрушением входа. Сейчас проход внутрь не опасен.
Входим под арку. Экскурсовод-лектор Дарья Андреевна Егорова интересно рассказывает, как воины могли быстро забаррикадировать крепость. Мост поднимался медленно, с помощью механизма в виде коромысла – и чтобы вражеская конница не успела заскочить, просто рубили канат, который удерживал герсу – кованую решётку на входе. Обычно же её опускали лебёдкой.
– Наша герса уникальная. Она единственная в России полностью сохранилась, – говорит Дарья Андреевна и показывает вверх, на торчащие из свода железные зубья. – Эта решётка, а также мост, который в поднятом состоянии закрывал вход, и волчья яма под ним глубиной в пять-семь метров с острыми кольями на дне – в это упирался враг, штурмуя крепость. По ним стреляли из двух башен, между которыми находится вход. Башни, заметьте, вынесены далеко вперёд, так что сектор обстрела был широким. Но даже если враг прорывался, за решёткой его ждал «коридор смерти» – длинный захаб, зажатый между стен, в которых справа и слева были бойницы.
Далее, атаку мы отбили, сидим в долгой осаде. Что нам нужно? Прежде всего вода. На территории крепости был вырыт колодец. Зимой он промерзал до основания, поэтому в скале от Наугольной башни прорубили подземный ход к озеру, что за стеной. Ещё в начале двадцатого века это озеро существовало, а потом оно исчезло. Там только лужица с маленьким родничком, из которого вода поднимается и сразу в землю уходит.
– А почему высохло? – интересуюсь.
– Говорят, из-за того, что выше по реке болота осушили. Копорка ведь тоже обмелела, хотя раньше по ней суда из Балтийского моря к самой крепости подплывали. Кстати сказать, если забраться на Наугольную башню, то с неё хорошо видно, как корабли ходят по Финскому заливу. Раньше для мореходов крепость служила ориентиром. Академик Фёдор Туманский в восемнадцатом веке писал: «Едущие морем видят Копорье за 40 вёрст». Близость к берегу весьма усиливало значение этой крепости, которая держала контроль над сухопутными дорогами и всей Ижорской возвышенностью.
– А нам на башню подняться можно? – туристы оживились.
– Нельзя, там опасно, – разочаровала гид. – Кстати, все четыре башни крепости сохранились в первозданном виде и этим они уникальны. Каждая из них имеет пять боёв – ярусов, которые имели отдельные входы, и врагу при захвате крепости приходилось штурмовать их по отдельности. Башни венчались деревянными конусообразными крышами, их в Древней Руси называли крышками. Почему? Они не были закреплены, и на время боя их сбрасывали, дабы избежать пожара и не сгореть заживо. А потом новую крышку строили.
– А сейчас почему крышек нет? Не война вроде.
– На средней башне стояла, но спалили в 90-е годы. Надо сказать, Копорскую крепость в течение веков как-то укрепляли, ремонтировали, но полной реставрации никогда не было. Под конец советской власти, в 80-е, наконец-то за это взялись. Начали со средней башни, как самой обветшалой. Только её и успели. А в 90-е годы там наверху парни выпивали, крышку подожгли, а потом снизу смотрели, как факел горит большой. Но пойдёмте дальше…
Внутри крепость кажется обширной, хотя площадь её всего 200 на 70 метров. Просторно оттого, что там ничего нет, кроме полуразрушенного строения в центре, в котором угадывается православный храм. И справа от входа ещё какие-то мраморные тумбы. Вот и всё, казалось бы.
Но из того, что рассказала Дарья Андреевна, а также из прочитанного позже, сложилась у меня такая огромная картина, что трудно описать её словами. Если только четыре истории рассказать – может, из них и сложится что-то единое. Сразу скажу: эти истории вовсе не про крепость каменных стен. Ведь не только толщина стен делает крепость неприступной.
Верность и предательство
Точная дата постройки Копорской цитадели неизвестна. По одной версии, новгородцы соорудили здесь деревянно-земляную крепость ещё в 1237 году. По другой – в 1240 году немецкие рыцари, идя завоёвывать Новгород, поставили здесь деревянный замок, обнесённый забором. Возможно, обе версии верны и немцы ставили свой замок уже в существующей крепости. Он простоял всего год, поскольку в летописи сказано, что в 1241 году князь Александр Невский двинулся с дружиной на Копорье и «изверже град до основания, а самих немец избиша». И тогда же князь Александр заложил новую крепость, уже более основательную.
Появление крепости с постоянным гарнизоном сделало Копорье центром Водской пятины, где жило финно-угорское племя водь. Этот малочисленный народ сохранился и поныне, проживает в основном на севере Кингисеппского района Ленинградской области, в Санкт-Петербурге, а также на северо-востоке Эстонии. В 2014 году было издано первое «Учебное пособие по водскому языку», тогда же снят был первый мультфильм на водском языке, чтобы дети не забывали родную речь. В деревне Лужицы близ нынешней Усть-Луги уже много лет действует Музей водской культуры – но в самой деревне народа почти не осталось. По переписи 1926 года на территории Ленинградской области води проживало 694 человека, а сейчас их и того меньше. Удивительно, как этот народ вообще не растворился в других этносах, поскольку никогда большим по численности и не был. Впервые в Новгородской летописи он упоминается под 1096 годом и, как можно понять, не мог ничем угрожать ильменским словенам. Наверное, уже тогда новгородцы взяли их под своё крыло. Известно, что в 1149 году русская дружина встала на защиту селений води, когда на них напало племя емь. Видимо, тогда же племя водь перешло в полный вассалитет к Новгороду, стало платить налог и фактически стало его частью. Земля эта начала богатеть, поскольку через неё проходили сухопутные и речные – из Балтийского моря – торговые пути, и всё это охранялось и регулировалось новгородскими дружинниками, сидевшими в крепости Копорье.
В 1279 году Копорье досталось в пользование князю Дмитрию – сыну Александра Невского. Тот принялся за дело основательно – решил деревянную крепость заменить каменной. Начал её строить, но младший брат его, Андрей, чувствуя себя обделённым, на него наклеветал. Рассказал новгородцам, будто Дмитрий собирается стать владыкой в порубежных землях, закрепиться там и забирать себе дань с торговцев, а затем якобы и вообще подмять под себя Новгород. Ревнивые новгородцы этому поверили, обманным путём вызвали Дмитрия из крепости и взяли в заложники двух его дочерей и всех бояр. Дмитрию Александровичу, чтобы спасти родных, пришлось навсегда покинуть Копорье. Радостные же новгородцы разобрали крепость до основания. «Город разруши и гору раскопаша», – сообщается в летописи.
Вскоре новгородцы были наказаны. Увидев, что русский форпост у побережья Финского залива каким-то чудом исчез, ливонцы и шведы стали устраивать набеги на Водскую пятину, угрожая с северо-запада уже и Новгороду, и всем русским землям. Спохватившись, новгородцы в 1297 году на развалинах построили новую крепость, каменную. И таковой она, с разными перестройками, стоит и поныне.
На этом история интриг и обманов не закончилась. Перенесёмся в 1590 год. Только что царь Фёдор, сын Ивана Грозного, с Борисом Годуновым освободили от семилетней шведской оккупации всё побережье Финского залива – с крепостями Ивангород, Ям и Копорье. Строится дорога от Копорья до Ивангорода, ремонтируются обветшалые крепостные стены. Это было созидательное время, и правление набожного царя, позже канонизированного Церковью, принесло мир и покой в Русское государство. Но в 1598 году Феодор Иоаннович – последний из князей Рюриковичей – скоропостижно умирает, и начинается Смутное время. Пользуясь этим, Польша в 1610 году пошла на Москву, сжигая на пути города и сёла. Что делать? И московские бояре вместо того, чтобы найти силы для отпора внутри своего государства, обращают взор на сторону, мол, «запад нам поможет».
– Дорогие друзья, как вы думаете, к кому бояре-временщики обратились за помощью в борьбе с польской интервенцией? – вопрошает наш гид.
– К шведам? – предполагаю.
– Как ни парадоксально, но именно к ним. Кажется, только вчера мы прогнали шведов со двора, а теперь идём к ним на поклон. Они, конечно, соглашаются помочь и направляют шведский корпус во главе с Якобом Делагарди. За это им отдали крепость Корела. Но шведам этого было мало, и Москва берёт на себя обязательство о выплате большого жалования шведским солдатам. Не прошло и года, как шведы из союзников превратились в противников. Они захватили Копорье, а с ним и Новгород. И была страшная война на Ижорской земле – столько ожесточённых боёв, столько голов сложили! Новгород после шестилетней оккупации был всё же освобождён, но вся Ижорская земля, древняя новгородская вотчина, осталась за шведами и стала называться Ингерманландия. Копорье шведы переименовали в Капургу и крепость ввиду её ветхости решили взорвать, чтобы не ремонтировать. Завезли уже бочки с порохом, но что-то пошло не так, и её оставили в покое – вот она и стоит до сих пор.
При Петре I началась Северная война. В 1703 году наш великий полководец Борис Петрович Шереметев подошёл к крепости с войском, осмотрел крепость и решил укрепиться на… горе. Дело в том, что раньше на противоположном берегу Копорки была гора – её разровняли во время Великой Отечественной войны, чтобы построить аэродром. Так вот, Шереметев укрепился на горе, выставил пушки и дал приказ палить по крепости. Шведы сначала подумали, что у Шереметева не всё в порядке с головой – они ведь ждали его с другой стороны, со стороны входа. Двое суток бомбёжки – и образовалась пробоина: ядра залетели внутрь, начались пожары. Вон видите, за храмом в стене металлический забор? Так он прикрывает ту самую пробоину Шереметева. Её так никто и не ремонтировал потом, как и саму крепость. Когда начались пожары, шведы подняли белый флаг, и Копорье вернулось к России. 1 июня 1703 года в крепость приехал сам царь Пётр I вместе с Меншиковым, которого назначил губернатором Ингерманландской губернии. Меншиков внутри цитадели построил себе дворец, разбил фруктовый садик – и больше эта крепость не знала войн. Вплоть до 1941 года.
Немцы дошли до Копорья уже к концу августа. Здесь наши войска их остановили, но после кровопролитных боёв решили отступить на десять километров и закрепиться на речке Воронке – там 28 месяцев и пролегала линия Ораниенбаумского плацдарма. Что примечательно: тогда же Копорье вновь оказалось в центре грандиозного «обмана», точнее военной хитрости, которая помогла прорвать блокаду вокруг Ленинграда. В дни подготовки прорыва наши создали видимость, что главный удар будет на Копорском участке Ораниенбаумского пятачка. Для этого имитировали передвижение войск в этом направлении, установили макеты танков и орудий. Разведчики, действуя в тылу врага, распространяли слухи о предстоящем наступлении советских войск в районе Копорья. И немецко-фашистское командование поверило, стянуло сюда большие силы. А наши ударили с востока, освободив Шлиссельбург – ещё одну древнюю новгородскую крепость, исконный Орешек, – и прорубили коридор к Ленинграду по берегу Ладожского моря. Так старое Копорье ещё раз послужило России.
Копорский чай
Дарья Андреевна, будучи серьёзным дипломированным лектором-экскурсоводом, ни слова не сказала о копорской «Реке жизни», которая якобы задержала наступление немцев на Ленинград. Действительно, эта легенда похожа на выдумку, во всяком случае подтверждений ей нигде я не нашёл. Но в Интернете полно её пересказов. Пишут: «В начале осени немцы ворвались в Копорье. Ничто не мешает им продвинуться дальше к своей цели, но командующий группой армий “Север” генералфельдмаршал Вильгельм фон Лееб отдаёт приказ: ликвидировать копорский объект под кодовым названием “Река Жизни” – фабрику и экспериментальную биохимическую лабораторию при ней. Их разрушили, разровняли танками, а специалистов расстреляли».
Чего же немцы так «испугались»? А дело в том, что в Копорье традиционно производили… чай. По легенде, местные напоили напитком из иван-чая князя Александра Невского с дружиной, которые были ослаблены после похода и боя, и те сразу взбодрились. Посему Александр Невский поручил копорцам и дальше варить такой чай, что они в продолжение веков и делали. И на Руси чай на основе кипрея (иван-чая) так и называли: копорский чай. И вот будто бы перед войной в Копорье стала действовать лаборатория, где путём добавления других трав в иван-чай создали такой «боевой» напиток, который мог бы повысить выносливость и силу духа бойцов Красной Армии.
В самом деле, иван-чай имеет удивительные свойства, которые можно долго перечислять. Он повышает иммунитет к респираторно-вирусным инфекциям, уменьшает интоксикацию организма, восстанавливает силы при истощении, нормализует давление и так далее. Витамина С в иван-чае в шесть с половиной раз больше, чем в лимоне. То есть во всех отношениях он полезен – в отличие от известного нам чёрного и зелёного чая. И вот что об этом пишут:
«В царской России копорский чай пили и крестьяне, и дворяне, а его экспорт за границу приносил доходы, сопоставимые с теми, что давали меха и золото. В XVIII веке этот чай активно закупала Англия и даже при Дворе королевы копорский чай любили больше других».
Могло ли так долго продолжаться? Когда Британия заполучила колонии в Индии и стала вывозить оттуда чёрный чай, то «русский» чай встал поперёк горла британским магнатам. И началась «чайная война». Англичане стали распространять слухи о вредности и некачественности копорского чая. В эту информационную кампанию включились и русские купцы, которые взялись продавать чёрный и зелёный чаи в России. Мол, чего вы местную траву завариваете, заморские-то чаи получше будут. В ход пошли подделки. Копорский чай и внешне, и вкусом немного напоминал чёрный чай из Индии и Китая, а стоил в сто раз дешевле – и вот ушлые купцы стали добавлять его в «заморский» чай.
Фальсификации достигли такого размаха, что в 1816 году было выпущено Положение Кабинета министров «О запрещении подделки копорского чая под видом китайского». В том же году, пользуясь моментом, чаеторговцы направили в Кабинет министров прошение с просьбой вообще запретить заготовки кипрея в России. Правительство на это не пошло, но в 1839 году в Сельском полицейском уставе для государственных крестьян, в разделе «Общие меры по сохранению народного здравия», всё же вышла статья: «Запрещается употребление копорского (иван-чая) как одного, так и в смеси с китайским. Равным образом запрещается и сбор самой травы, из которой копорский чай составляется».
Казалось бы, поборники иноземного чая своего добились, обманув народ, в котором стала ходить даже такая поговорка, отражённая в словаре Владимира Даля: «Копорское крошево и кисло, и дёшево». Но, судя по другому словарю, Брокгауза и Ефрона, в конце XIX века копорский чай по-прежнему производился тысячами пудов. В том числе и в самом Копорье. После революции фабрику там закрыли, но, если верить легенде, «перед войной по распоряжению Сталина лично Лаврентий Берия занимался восстановлением чайного завода в Копорье, который должен был поднимать бодрость духа, улучшать здоровье, способствовать долголетию советских граждан, что считалось тогда стратегической задачей».
Русское чайное дело, существовавшее в Копорье с XII века, ныне вновь восстановлено – производственная площадка «Копорский чай» находится недалеко от Копорской крепости, на Торговой улице. Конечно, нынешним производителям этого здорового чая тяжело переломить вкусы и привычки любителей всевозможных иностранных напитков, кофе, какао и прочего. Но копорский чай не сдаётся.
Чья крепость?
Спрашиваю у Дарьи Андреевны, откуда взялись внутри крепости мраморные тумбы и плиты. Приглядевшись к надписям на них, понимаю, что это намогильные памятники. На одном из них искусно вырезанная многофигурная сцена, по всей видимости по библейским мотивам.
– Здесь были похоронены члены семьи Зиновьевых, вот от них и осталось, – отвечает гид.
– Частное захоронение? В древнерусской исторической крепости? – удивляюсь.
– Так ведь после того, как императрица Екатерина II вычеркнула крепость Копорье из состава военно-оборонительных крепостей, она стала переходить из рук в руки как частное владение. В 1809 году её приобрёл Василий Николаевич Зиновьев у Льва Разумовского практически за бесценок. У нас в Копорье есть парк, в этом парке Зиновьев построил для себя усадьбу. Она не сохранилась – после революции её разобрали и увезли в неизвестном направлении. Остались лишь фундамент и развалины оранжереи. Зиновьев пережил двух своих жён и в третий раз женился на семнадцатилетней Екатерине Розановой – когда уже выглядел дремучим старцем. Умер он в возрасте 72 лет, детей у него было 19 законнорождённых и 6 внебрачных. И позаботился о каждом – оставил наследство. Имение в Копорье досталось самому младшему – Дмитрию. Жена его Софья и устроила на территории крепости семейную усыпальницу.
Позже поинтересовался я личностью Василия Николаевича. Оказывается, его род – Зиновьевых – по древности чуть ли не вровень с самой Копорской крепостью. В Сербии были деспоты (короли) Зеновичи, один из которых то ли в XII, то ли XIV веке бежал в Великое княжество Литовское и Русское. В 1395 году дочь литовского короля Витовта вышла замуж за Московского Великого князя Василия I, и сопроводил её на Русь один из Зеновичей, Александр, который и стал основателем русской линии рода Зиновьевых. Многие из Зиновьевых служили воеводами, стольниками и послами. А новый хозяин Копорья – Василий Николаевич Зиновьев – был сенатором, тайным советником и камергером. Может, и вправду такой родовитый дворянин имел моральное право распоряжаться русской древней крепостью?
По характеру Василий Николаевич был насмешником и состоял в масонской ложе. Учился в Лейпцигском университете вместе с Радищевым, таким же впоследствии критиканом. Много ездил по заграницам, где вёл путевые заметки на французском языке, высмеивая ханжества Папского двора, помещичий и судебный произвол в Западной Европе, а затем и в России, когда вернулся на родину. В 1800 году поселился в Копорье и никуда уже почти не выезжал.
– Софья Зиновьева, устроив часовню-усыпальницу в крепости, перезахоронила сюда и останки Василия Николаевича. Вот этот белый камень с резьбой – как раз с его могилы. А вон те чёрные – её и мужа Дмитрия Зиновьева. Маленькие надгробия – их ребёнка и племянницы.
– А сами могилы где?
– Нет их. После революции часовню разграбили, останки перезахоронили. Куда – неизвестно, мы не можем найти никаких документов, свидетельств. Сами-то Зиновьевы после революции бежали за границу, но уже в наше время оттуда, из эмиграции, вернулся их потомок, Севастьян Зиновьев-Славин, открыл в Петербурге свой бизнес – агентство недвижимости «Зиновьев и Ко». Он и сейчас там живёт, в родовом доме на Мойке. Так вот, он не раз сюда приезжал, искал, где же лежат его предки. И никаких концов. И даже бывшим могилам в разрушенной усыпальнице поклониться нет возможности – там всё забетонировано и засыпано землёй.
Вот такая короткая история – про приватизацию исторической крепости.
История продолжается
Подходим к церкви, что стоит в центре крепостного двора.
– Это храм Преображения Господня, он был воздвигнут в шестнадцатом веке, когда крепость перестраивали, – рассказывает Дарья Андреевна. – В 30-е годы в храме открыли склад, а позднее – клуб. Во время оккупации немцы на территории крепости устроили для себя зону отдыха и в храме крутили агитационные фильмы. Вот на память приведу из воспоминаний местных жителей: «Нас разбудили рано утром, погнали в крепость, мы думали, на расстрел. Согнали всех в храм и включили фильм – о том, что Ленинград взят, что советские войска проигрывают войну немецкому захватчику и что обязательно надо переходить на сторону немцев». Вот так немцы его использовали.
После войны в храме вновь стал действовать клуб, куда наши бабушки и дедушки, когда были юными, бегали на танцы. А в 60-е годы случился страшный пожар, который практически полностью уничтожил собор. И только в 2002 году начался ремонт храма силами местного прихода. Покрыли крышу, вставили окна, и храм стал действовать. Там шли службы вплоть до весны 2020 года, когда у нас случилось обрушение главного входа в крепость, упал кусок стены. Крепость Копорье была закрыта для посетителей. Открылись мы только в декабре 2021 года после противоаварийных работ, а храм так и не открылся.
– В крепости только один храм был? – спрашиваю. – Обычно два ставили, летний и зимний.
– Только один, каменный. Но здесь было много деревянных построек, вдоль стен избы стояли.
– И что же, церковь теперь стоит пустая?
– Да, иконы, всю утварь прихожане вывезли. Молятся они теперь в новопостроенной часовне здесь неподалёку, в ста метрах, на кладбище. Там раньше был и храм Николы Чудотворца, примерно ровесник крепости, деревянный. Потом, в 1859 году, его перестроили в каменный. Но сейчас он в руинах стоит, и батюшка наш ищет мецената, чтобы его восстановить.
Выясняется, что батюшка, протоиерей Аркадий Петровцев, живёт не в Копорье, а в полусотне километрах отсюда – в посёлке Ропша, где у него при храме Апостолов Петра и Павла организован «Дом трудолюбия». Сам бывший протестант, перешедший в православие, он горячо занимается миссионерской деятельностью и воспитанием молодёжи. Около десятка молодых людей с его прихода учатся сейчас в семинарии. А приходов по посёлкам у него несколько, так что до Копорья руки, может, и не доходят. Впрочем, с местным начальством он сумел наладить добрые отношения – те выделили обширное помещение под церковь прямо в здании администрации Копорья.
– Когда в крепости начнётся реставрация, то будет полностью восстановлена и Преображенская церковь, – высказывает надежду наш гид.
– А когда она будет?
– Всё в стадии решения, точно сказать не могу. Но что касается церкви – прихожане сами туда не захотели возвращаться. Электричества у нас в крепости нет, до сих пор не подвели. Печка в храме плохо греет, там сыро и холодно. Опять же, камни сверху падают… Не только же храм, вся крепость долгое время была в заброшенном состоянии. Без дверей стояла – заходи и выходи. Её музеем признали только в 2001 году – поставили маленький вагончик и посадили сторожа. В 2003 году ворота поставили, но всё равно можно было с любой стороны в крепость залезть. Только в 2015 году, когда её отдали музейному агентству, всё наладилось.
– Вы местная?
– В 2005 году меня сюда привезли, ещё ребёнком, так что местная.
– Бегали по крепости?
– Конечно. Детям-то интересно всё. И в храм, конечно, забегали.
– А сейчас как, на службы ходите?
– У меня мама прихожанка. А я пока никак. Говорю: «Мама, да я верю». Она: «Да не веришь!» – «То, что в храм не хожу, не значит, что не верю!» Но это, так скажем, личное… Дорогие друзья! – экскурсовод обратилась ко всей группе. – Наша экскурсия подходит к концу. Что можно сказать, глядя на крепость? Мне кажется, что стоит только удивляться тому могуществу, силе воли, выдержке тех людей, которые смогли вручную выстроить такую твердыню. Если вопросов больше нет, то хотела бы закончить стихотворением, которое написала моя коллега о нашей крепости:
Башни грозные и стены крепостные,
Мост, бойницы, лестницы крутые.
Ты построена была для обороны,
Чтобы вороги теряли здесь свои погоны.
А сейчас, в наш мирный век,
Ходит к твоим стенам человек
И любуется твоею красотой
И историей твоею вековой.
Мы гордимся крепостью своей,
Каждому расскажем всё о ней.
И зачем нам дальние края,
Когда здесь история твоя?
Экскурсовод с чувством декламировала стихи, и я подумал: «А ведь история наших русских крепостей продолжается. Они всё так же стоят на страже – нашей памяти, нашей веры, нашего будущего».
Фото Игоря Иванова и из открытых источников
← Предыдущая публикация Следующая публикация →
Оглавление выпуска
Добавить комментарий