Путевые заметки

Мирослав ГРИШИН

Это рассказ о том, как в 2006 году по казённой надобности я побывал на всемирной выставке в Германии, в городе Ганновере.

На время выставки все гостиницы загодя забронированы и цены на проживание там поднимаются чуть ли не в три раза. Через знакомых мы нашли в Ганновере наших людей, которые сдавали жильё по разумной цене. Созвонились, обо всём договорились. И вот я в пути…

Летел самолётом из Москвы во Франкфурт. Из Франкфурта надо было ехать на скоростном поезде в Ганновер. На вокзале Франкфурта я купил билет и узнал, что поезд отходит через сорок минут. Меня поразило обилие чернокожих людей вокруг, будто мы приехали не на север Европы, а в Центральную Африку. В палатке с харчами на вынос приветливая чернокожая фройляйн с копной мелко вьющихся волос на голове продаёт знаменитые немецкие колбаски и пиво в бутылках. Что ж, самое время перекусить и выпить пива. Я отошёл в сторонку, сел за столик и начал трапезу. Колбаски хороши! Хрустят поджаренной кожурой и брызгают во рту горячим жиром. Вдруг я ощущаю во рту посторонний предмет – этим предметом оказывается чёрный вьющийся волос приветливой чернокожей фройляйн.

Я никогда не был слишком брезгливым, но тут ощутил, что мой желудок стал предательски прыгать в животе и что съеденные колбаски и выпитое пиво стремительно просятся наружу. Вот ведь незадача!.. Усилием воли и рук я немного успокоил своё чрево, а затем остатки колбасок и знаменитое пиво в сердцах выбросил в мусорный бак, стоявший неподалёку.

Поездка в поезде оказалась не утомительной – из окна открывались живописные виды: на зелёных лужках паслись коровы и овечки, радуясь весеннему солнышку; распаханные поля дышали готовностью вобрать в себя семя и рожать урожай; ухоженные леса, луга – всё было такое открытое, чистое, умиротворённое.

Народ пассажирский вокруг меня был спокойный и деликатный, в основном бледнолицый. Сам вагон был прекрасно оборудован для путешествия – всё чистенькое и с приятным запахом. Несколько раз на тележке развозили и предлагали еду и питьё, но я, помня франкфуртский вокзал с его колбасками, брал только пресную воду в пластиковых бутылках.

* * *

Рис. Елены Григорян

На вокзале в Ганновере меня ждал Александр, чтобы отвезти на квартиру, где я должен буду прожить семь дней. Когда я с ним договаривался по телефону о встрече, мне показалось странным, что он не может внятно сказать и точно описать, у какого именно памятника мы с ним должны встретиться там. Я подумал, что он давно живёт в Германии и, видимо, разговорный навык русского языка у него притупился. Но причина была не в этом.

Памятник оказался «мужиком на коне» – я специально поздно вечером, когда прогуливался по городу, подошёл к «мужику на коне», чтобы разобраться с ним точнее. Этот памятник, судя по табличке, был поставлен основателю города Августу Ганноверу. Сам же Александр оказался «человеком вселенной», то есть, попросту говоря, евреем из-под Харькова. Он уже восемь лет прожил здесь, но никакого интереса ни к истории Ганновера, ни к самой Германии, ни к немецкому языку не проявлял.

Когда мы ехали на троллейбусе по городу, оказалось, что он затрудняется с переводом даже простейших вывесок над магазинами. Какое удивительное у «вселенского человека» качество – абсолютно не интересоваться местом, где тебя приютили и где ты собираешься жить долгие годы…

Он Германией не интересовался, зато Германия интересовалась им: Александр с женой получили казённую квартиру, куда, собственно, для проживания мы сейчас и направлялись. Его дочь с зятем тоже получили бесплатную квартиру. Эти две квартиры они сдавали внаём, а сами жили в хороших апартаментах, где обитают только коренные жители.

Я спросил Александра, не «забижают» ли его здесь немцы. «Что ты! Это такой толерантный народ! Только однажды пьяный сосед с третьего этажа при встрече на лестнице мне сказал “джудиш швайн”». Соплеменники посоветовали Александру записать как-нибудь соседа на диктофон и принести к ним в еврейский комитет – они его там так пропесочат, что следа мокрого от него не останется. «Теперь я всегда ношу с собой диктофон», – сказал мне новоиспечённый «немец». Подобно Штирлицу на шпионском задании в тылу Третьего рейха, он вынул из кармана и с гордостью показал мне этот самый диктофон.

Квартирка оказалась тесноватой двушкой, сильно загаженной предыдущими гостями. В холодильнике стояла початая бутылка водки, и мы выпили с Александром за знакомство. Затем помянули хорошую жизнь в Советском Союзе, которую он часто вспоминает. Когда пили по третьей, Александр по-товарищески мне рассказал, как он обманывает «родное» германское правительство, детально описывая подробности всех своих махинаций, призывая порадоваться – выпить и закусить – его живому изобретательному уму и наивной глупости немцев.

После окончательно состоявшегося знакомства мой хозяин выдал мне постельное бельё, научил пользоваться электроприборами и основательно раздолбанной сантехникой. На стене висел огромный телевизор, которым хозяин гордился. Саша подмигнул мне: «Смотри новости – хорошая информация денег стоит». Хотя мне было ясно, что свою денежную информацию Саша черпает явно не из телевизора.

На прощание он пригласил меня приходить в его собственный ресторан, где всего за 10 евро можно хорошо пообедать и выпить водки, мол, дешевле не найдёшь. После чего мы с ним попрощались, и больше я его никогда не видел. И не слышал. А ключи от его квартиры, когда пришло время мне уезжать, я положил, как он мне и завещал, в почтовый ящик.

В этот вечер все информационные каналы показывали новость – в Палестине был убит израильской ракетой мусульманский проповедник и духовный лидер шейх Ахмед Ясин. От него ничего не осталось, хоронить было нечего: чётко видны были лишь искорёженное колесо инвалидного кресла, один ботинок да какая-то грязная, с кровавыми потёками, куча, в которой невозможно было угадать тело человека.

Шейха Ахмеда Ясина мусульмане почитали как пророка. То, что он был воин духа, боец, было понятно: его гнобили по тюрьмам, пытали, сильно били. Он ещё с детства был парализован и мог передвигаться только на коляске.

Сначала я разгневался: зачем же так, без суда и следствия, убивать духовных людей? А потом вспомнил, как наш террорист Басаев предлагал Ахмеду Ясину прислать на подмогу батальон чеченских головорезов. Тогда ныне убиенный шейх Ахмед Ясин ответил, мол, никого мне не присылай, тебе самому люди понадобятся убивать кафиров, то есть неверных, – ну, Басаев и убивал наших русских людей и при этом чувствовал себя героем.

* * *

Многие немцы внешне очень напоминают русских. Сидит такой Ваня с рязанской конопатой рожей и ковыряет пальцем в носу. Подойдёшь и спросишь, как пройти туда-то, а он удивлённо: «Нихт ферштейн». Мол, не понимаю тебя. Как же ты не понимаешь, с такой-то физиономией русской?! «Может, хотят избежать знакомства с назойливыми земляками?» – думал я поначалу. Но на самом деле это наверняка, решил я, потомки славян, в том числе русских, которых занесли в Германию бурные события прошлого века.

Немцы очень доверчивые: у меня был абонемент на семь выставочных дней, который стоил очень дёшево. Один раз я забыл этот абонемент дома, и мне пришлось платить 50 евро за вход на выставку. Билетёрша мне сказала, что если я завтра принесу свой абонемент, где не будет отмечен этот день, то они вернут мне 50 евро. И вернули на следующий день деньги без проблем и безо всяких разговоров.

Примеров доброты и порядочности немцев у меня скопилось много в ту поездку, и мне стало неприятно, что такой гостеприимный и ласковый народ объедают и подтачивают ему корни наши «русские александры».

В России говорят: «Что русскому хорошо, то немцу смерть». Это правда. Мы очень похожи, но мы разные. Интересно, почему так? Я где-то читал, что немец – это русский, у которого вынули русскую душу. Может, это так и есть. Но у немца своя душа, немецкая.

Немцы любят выпить, но они не пьяницы: налупятся картошки и тушёной капусты с мясом и пьянеют от еды не хуже, чем от шнапса, – песни орут… Но если ты будешь немца угощать, то он будет пить до тех пор, пока ты ему будешь наливать. Такая вот весёлая и разумная нация.

* * *

…Быстро прошли мои семь дней в Ганновере. Надо возвращаться домой. Я снова в поезде. Рядом со мной сидит очень разговорчивый немец. Услышав мой русский акцент, он начинает сокрушаться о том горе, которое фашисты принесли нам во Второй мировой войне. Я, желая его успокоить, сказал, что это дело в прошлом – дело наших дедов и отцов: «Вы первые напали на Россию, получили крепко по зубам и успокоились, всё по-честному. Зачем же так переживать?»

Ганс не унимался: «Ну как же, в России столько горя, столько бед и смертей было. Мы, немцы, до сих пор чувствуем свою вину и очень сожалеем о тех несчастьях, что от нас выпали на долю русских».

Я вижу, что у него это всё всерьёз, и говорю, чтобы дать ему шанс сейчас же покаяться и немедленно очиститься: «Если хочешь искупить вину своих дедов и отцов, то закажи сейчас шнапса, выпьем с тобой мировую – и закроем комплекс вины немцев перед русскими».

Ганс то ли вправду не понимал моих слов, то ли не уловил самой идеи немедленного примирения двух великих наций, продолжал сокрушаться и стенать – всё о скорбях, бедах и мучениях русского народа.

Я уж и так и эдак ему, сказал, что сам готов заказать шнапса, но Ганс раздухарился, всё одно и то же талдычит: беды, страдания, глубокая вина… У меня возникло такое чувство, что он меня вообще не слышит.

Тогда я решил зайти с другого края.

«Ладно, – говорю, – раз такое дело, Ганс, если вина немецкого народа столь велика и глубока, что ты даже своего родного шнапса не хочешь выпить за мир во всём мире, то вам, немцам, стоит подумать о компенсации ущерба нам, русским. Как вы это делаете по отношению к Израилю».

В самом деле, государство Израиль было образовано в 1949 году, а война закончилась в 1945. Раз они считают возможным до сих пор платить дань еврейскому государству, которое не было субъектом военных действий, почему бы им не начать платить России, раз так крепко виноваты перед нами?

Услышав слова «платить евреям», Ганс вдруг выпучил глаза (и без того на сильном выкате), резко замолчал, отвернулся от меня и уставился в окно, будто сильно заинтересовался пейзажем. За окном проплывали всё те же прекрасные немецкие поля, леса и луга. Замолчал мой Ганс, как воды в рот набрал, и более виной немцев перед русскими меня не донимал.

В тишине и спокойствии я доехал до Франкфурта, а там сел на самолёт до Москвы. И добрался до дома без особых приключений, слава Богу!

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска