«Нет, я с этим не согласен»

17 июля – память страстотерпца Государя Николая Александровича

Государь и мифотворцы

Помните ли вы фильм «Агония» 1981 года? Его снял режиссёр Элем Климов по сценарию Семёна Лунгина – отца известного режиссёра Павла Лунгина. Эту картину даже советские власти не хотели выпускать на экраны, пока не началась перестройка, настолько он антиисторичен.

Для тех, кто знает эпоху не только по советской литературе, это ещё более очевидно. Например, в финале святая царица Александра даже не говорит, а с ненавистью, с сильным акцентом цедит сквозь зубы: «Ненавижу, ненавижу эту страну!» А ведь на самом деле Россию святая мученица любила не просто искренне, а истово, самоотверженно, чему есть бесчисленные свидетельства.

Всё остальное в картине столь же далеко от реальности. К чему эта мерзость? Что хотели этим сказать авторы фильма? Ведь не революционная же злость двигала советским и немного антисоветским режиссёром Элемом Климовым – вполне успешным человеком, одним из тех представителей интеллигенции, что любили обсуждать на кухне политику, спорить о том, что такое правда. Где перешла им дорогу Царская Семья?

Привычка клеветать на неё пережила две революции, Гражданскую войну, репрессии, оттепель, застой, голодные девяностые и сытые нулевые.

Старались, конечно, и большевики, но у них как раз была хоть какая-то сдержанность, потому что люди ещё помнили, как всё было на самом деле. Сталин после революции не написал в адрес Государя ни одного плохого слова. А, скажем, советский публицист Михаил Кольцов (Фридлянд) создал полные ненависти очерки об отречении царя. При этом, несмотря на множество злобных эпитетов, факты не переврал. А когда враг говорит правду – эффект удивительный: перед нами вместо слабака, каким стараются изобразить императора мифотворцы, предстаёт мужественный человек, до последнего боровшийся за свою Родину.

Император Николай II с императрицей и дочерьми в Двинском госпитале

Вспоминаю сценку во время экзамена по истории в университете. Преподаватель, старый коммунист, минуты три настаивает на том, чтобы я повторил за ним негативную оценку царя. Вежливо улыбаюсь, отвечая: «Нет, я с этим не согласен». «В таком случае я не могу поставить вам пятёрку», – столь же вежливо говорит он и выводит четвёрку. Увы, вскоре всё стало намного хуже, а по-настоящему за Государя взялись после его прославления.

Сталкиваясь с полуправдой и откровенной ложью в адрес Николая Второго и его семьи, я решил понять сам механизм: откуда что берётся, как интерпретируется, насколько противоречит действительности, – сплошь и рядом с точностью до наоборот.

Миф о причинах ранения в Японии

Эта история относится ещё к тому времени, когда Государь был наследником престола и совершил путешествие, во время которого посетил Японию. Там, в городе Оцу, на него напал полицейский Цуда Сандзо, попытавшись зарубить его саблей (или как там это орудие у японцев называется?). К счастью, всё обошлось, если не считать нескольких ран.

В воспоминаниях бывшего премьер-министра Витте есть туманная фраза: «Как мне пришлось слышать от очевидцев, самое ранение сопровождалось с внешней стороны не особенно картинными действиями, т.е. такими, которые не могли бы увлечь зрителей симпатиями в ту или другую сторону, если бы разыгравшаяся драма давалась для зрителей». Имелось в виду, очевидно, что Николаю Александровичу пришлось не слишком изящно уклоняться, спасая свою жизнь, ведь он был безоружен. Возможно, именно на этой почве родилось довольно отвратительное предположение, будто наследника попытались убить за какой-то неприглядный поступок.

Вот что в наше время об этом сообщает Александр Бушков, известный в определённых кругах писатель и публицист, восхваляющий Сталина и время от времени пишущий разнообразные гадости про Царя-мученика:

«С какой это стати японский полицейский… вдруг ни с того ни с сего попытался рубануть знатного иностранного гостя саблей по голове? Меж Россией и Японией в те времена ещё не существовало ни малейших трений. Японцы – народ гостеприимный и уравновешенный… Сумасшедший он был, что ли?.. Хотите знать, что там случилось? Да просто-напросто цесаревич Николай и его спутник принц Георг Греческий, изрядно поддавши, забрели в синтоистский храм и там, идиотски хихикая, начали колотить тросточками по священным для синтоистов храмовым колоколам. Пошли разговоры, люди возмутились, вот полицейский и не выдержал».

Николай Александрович в Нагасаки

А вот как всё было на самом деле. В буддистский храм Николай Александрович действительно заходил, но в другом месте – рядом с русским кладбищем в Нагасаки. К его приезду кладбище привели в порядок. Наследник, осмотрев его, поговорил с настоятелем буддийского монастыря, где находился храм Окамурой. После его ухода монахи окутали специальным покрывалом сиденье, которым воспользовался будущий Государь, оно стало чем-то вроде святыни.

А в Оцу всё было вот как. Николай Александрович двигался по улице в составе кортежа, где насчитывалось около пятидесяти повозок. Его приветствовали многотысячные толпы, поблизости находился, кроме греческого принца Георга, принц императорской семьи Японии Арисугава Такэхито.

Вот тогда-то полицейский Цуда Сандзо и выскочил из оцепления, замахнувшись на цесаревича саблей. К счастью, именно в этот момент Николай Александрович обернулся, так что удар пришёлся вскользь, к тому же на голове был котелок. Следующий удар отбил тросточкой принц Георг (вот откуда тросточка), а какое-то время спустя подбежавшие рикши скрутили покушавшегося.

Первое, что сказал после этого будущий царь: «Это ничего, только бы японцы не подумали, что это происшествие может чем-либо изменить мои чувства к ним и признательность мою за их радушие». Негодовала вся Япония, отправив наследнику три парохода подарков. В родной деревне Цуды после инцидента запретили называть детей его именем, а родственники преступника стали изгоями. Были также призывы переименовать город Оцу, в котором произошёл опозоривший страну случай. И что уж совсем поразительно: император впервые за всю историю существования Японии навестил иностранного гостя – сначала в гостинице, а затем проводил его на борт корабля.

Тем временем шло следствие, пытавшееся понять, что именно сподвигло полицейского на злодеяние. Оказалось, что Сандзо принимал участие в подавлении Сацумского восстания – это была последняя попытка самураев сохранить старую Японию. В тот день, когда цесаревич посетил памятник солдатам, погибшим во время тех событий, Цуда как раз там дежурил. Русские совершенно не представляли себе, что это было за восстание, и осмотрели памятник без особого энтузиазма. На их лицах не было ни скорби, ни восхищения, что возмутило Сандзо до глубины души. Он хотел напасть уже тогда, но не смог понять, кто из высоких гостей цесаревич, а кто принц Георг.

Это было не единственное, что его оскорбило. По мнению полицейского, русские, прежде чем ехать в Нагасаки, должны были посетить императора. Не сделав этого, они проявили неуважение к Японии. В конце концов полицейский пришёл к выводу, что Николай Александрович пытается разведать обстановку перед нападением России на Страну восходящего солнца. Что самое ужасное, он намерен передать власть над Японией Сайго Такамори – руководителю Сацумского восстания. Это был выдающийся государственный деятель, бросивший вызов императору. Проиграв, он покончил с собой, но Цуда решил, что власти скрывают правду: проклятый самурай всё ещё жив и стоит ему победить благодаря цесаревичу Николаю, как он тут же лишит его, Сандзо, заслуженных наград.

Подавление восстания было высшей точкой в жизни Цуды, после чего он долго чувствовал себя героем. Все его мысли вертелись вокруг этого события и привели к печальному концу. Это история несчастного человека, находившегося в состоянии сильного душевного расстройства. Спустя несколько месяцев он то ли скончался от пневмонии, то ли уморил себя голодом, не в силах пережить позора.

Веселился ли Государь после Ходынки?

Как известно, в день коронации императора Николая на Ходынском поле возникла давка, в результате которой погибло около тысячи двухсот человек. То, что Государь не отменил приём во французском посольстве, безусловно, было ошибкой, вина за которую целиком лежит на генерал-губернаторе Петербурга Великом князе Сергее Александровиче, дяде царя. Он призвал племянника, безмерно его уважавшего, не поддаваться душевным переживаниям.

А теперь давайте беспристрастно взглянем на эту историю. Приём во французском посольстве – протокольное мероприятие, а не развлечение. Это самая неприятная часть жизни для высокопоставленных лиц. Как подаётся эта история? «Веселился после трагедии». Что в реальности?

Из воспоминаний Великого князя Константина Романова: «Вчера вечером Государь узнал, что погибло 300 человек – истинное число пострадавших ещё не было Ему известно, – вышел к обеду заплаканный и глубоко расстроенный».

Фрейлина Вера Клейнмихель: «На Государе, что называется, лица не было. Он весь осунулся, был бледен как полотно».

Великая княгиня Ксения Александровна, сестра царя: «Конечно, мы были расстроены и совсем не в подобающем расположении духа!»

Граф Витте: «…на лице Государя можно было заметить некоторую грусть и болезненное выражение лица».

Похоже на веселье или хотя бы равнодушие? Веселье было в другом месте. Царь в полдень отправился на место трагедии. По пути встретилось несколько телег с погибшими. Но когда добрался до Ходынки, оказалось, что там веселится 100 тысяч человек, запивая пивом колбасу.

Нужно понимать характер Государя – он был бесконечно сдержанным, старающимся скрывать эмоции. Таким оставался даже в момент казни. Как бы ни было больно, сохранял внешнее спокойствие. Что хотели сказать те злонамеренные люди, которые накрутили вокруг этого измышления? Оставим эту ложь на их совести.

Был ли царь врагом медицины?

Вот ещё один образчик мифа – о мнимом безразличии царя к развитию медицины.

Смертность в Российской империи была высокой, примерно такой же, как и в других развитых странах, – только на несколько десятилетий раньше. Россия в этом отношении, конечно, отставала. Это было связано со многими факторами, например с тем, что она отставала с урбанизацией – в городах смертность была ниже, а соотношение сельских жителей и горожан в России было совершенно иным, чем в Европе.

Волновало ли это Государя? Недавно мне пришлось столкнуться с фальшивкой следующего содержания:

«По докладу на ежегодной сессии Министерства здравоохранения Российской империи за 1912 год… рукой царя Николая II написано: “НЕ ВАЖНО” и проставлена высочайшая подпись. Та же пометка царя – против строк, что “средняя длительность жизни народонаселения России 30,8 года” – “НЕ ВАЖНО”».

Правда, Министерства здравоохранения в 1912 году не существовало, авторы не сподобились это уточнить. Создать такое министерство медики предложили лишь в 1914 году. И резолюция царя была такой: «Внести в Совет Министров. Продолжать вести дело ускоренным ходом».

Чтобы понимать, было ли это важно для императора, приведу его резолюцию от 1908 года на документе, касающемся санитарного дела: «Обращаю самое серьёзное внимание Министра внутренних дел на безотрадное состояние в России санитарного дела. Необходимо во что бы то ни стало добиться не только улучшения его, но и правильной постановки. Нужно быть в состоянии предупреждать эпидемии, а не только бороться с ними. Требую, чтобы безотлагательно было разработано и внесено на законодательное рассмотрение дело упорядочения в России санитарно-врачебной организации».

Была ли какая-то реакция на беспокойство царя? Да, меры принимались весьма масштабные. В итоге если в 1891–95 годах от инфекционных болезней умирало 9,8–11,7 чел. на 1000 населения, то в период с 1911–1914 годы смертность от них снизилась до 4,7–5,3 чел. на 1000 населения, то есть в 1,8–2,5 раза.

Так белое превращают в чёрное.

Взялись!

Понятно, почему лгали при жизни царя – желали от него избавиться, чтобы самим засучив рукава взяться за дело. Взялись! За самый короткий срок страна была практически разрушена. Начало положило Временное правительство, большевики продолжили – в итоге миллионы людей погибли, миллионы бежали.

Но спроси сейчас, кто виноват, большинство ответит: «Царь!» Это как вытолкать хирурга во время операции с криком: «Я дизайнер, у меня красивше получится!» – угробить пациента, а потом во всём обвинить врача. Было бы понятно, если бы революция произошла в момент развала армии, массового голода – в общем, краха. Но нет, даже немцы признавали, что весеннее наступление русской армии в 1917-м должно было закончиться для них катастрофой.

Возьмём показатель, который касался не только фронта, но и всего населения. В России на каждого жителя в 1916-м имелось 347 кг зерна в год, в Германии – 131, да и с остальным было не сильно лучше. В результате хлеб там выдавали сначала по 200 граммов в день, а потом по 170. Это почти вдвое меньше, чем получали иждивенцы в блокадном Ленинграде. В итоге только в Германии официально умерло от голода 763 тысячи человек. Примерно так же обстояли дела в Австро-Венгрии, в то время как в России смертность от голода во время войны отсутствовала.

Как следствие, паёк у русского солдата был в полтора раза калорийнее, чем у германского, и даже лучше, чем у английского, на которого работала чуть ли не половина планеты.

О тысяче процентов

Но ещё важнее снабжение фронта оружием и боеприпасами. Февральскую революцию организовывали, распространяя слухи, что окончательно обнаглевшие промышленники дерут за снаряды вдесятеро больше, чем они обходятся на казённых заводах.

Насколько это соответствует действительности? Полностью не соответствует, если не считать отдельных эксцессов, неизбежных в любой стране и в любое время.

Обвиняя императора, ссылаются нередко на его знаменитый диалог с начальником Главного артиллерийского управления генералом Маниковским, который был вполне хорош как организатор, но, кроме того, по своему складу был человеком вспыльчивым, склонным к преувеличениям и парамнезии, когда события, которые придумал или вообразил человек, кажутся ему произошедшими на самом деле. Попробуем пояснить на одном примере. Вот как передаёт генерал один из своих разговоров с императором:

– На вас жалуются, что вы стесняете самодеятельность общества при снабжении армии, – говорит Николай II.

– Ваше Величество, – отвечает Маниковский, – они и без того наживаются на поставке на 300 процентов, а бывали случаи, что получали даже более 1000 процентов барыша.

– Ну и пусть наживают, лишь бы не воровали.

– Ваше Величество, но это хуже воровства, это открытый грабёж.

– Всё-таки не нужно раздражать общественное мнение…

Это, мягко говоря, не тот стиль, в котором имел обыкновение общаться император. Фразу «Ну и пусть наживают, лишь бы не воровали» он не мог произнести в принципе, и никто не смог бы – люди так не выражаются. Разговор записан Маниковским по памяти и передаёт больше его собственные эмоции и впечатления, чем реальные ответы Государя.

Тем не менее лжецом генерал не был, поэтому реальные ответы Государя всё-таки угадываются. Обратите внимание на поразительную вещь: Маниковский жалуется, что промышленники воруют, а царь отвечает, что лучше их не трогать – это не понравится общественности. Как же так? Разве не должно было общество прийти в восторг от того, что власть прижмёт спекулянтов? Но дело в том, что именно общественные организации занимались распределением государственных оборонных заказов среди промышленников. Самой крупной из них был Земгор, что расшифровывается как Главный по снабжению армии комитет Всероссийских земского и городского союзов.

На эти организации и жаловался Маниковский, а Государь дал понять, что у него хватает головной боли и без борьбы с бесчисленными общественниками-патриотами. Тем более что и 300, и 1000 процентов генерал просто выдумал.

Деньги во время войны заметно обесценились, поэтому цены, конечно же, выросли. Кроме того, когда завод, никогда прежде не занимавшийся выпуском боеприпасов, берётся за их производство, понятно, что ему это выйдет дороже. Не хватает оборудования – нужно докупать по ценам военного времени. Нет опыта, что тоже ведёт к удорожанию. Но далеко не столь радикальному, как пишет Маниковский и как вопияла та часть общественности, которая не была причастна к закупкам боеприпасов.

Иллюстрируя рассказ генерала Маниковского, современный историк то ли сочиняет, то ли пользуется недостоверными данными: «Если на казённом заводе 122-миллиметровая гаубичная шрапнель обходилась бюджету в 15 рублей за один снаряд, то частный завод драл за неё уже 35 целковых». Другие цифры, столь же неточные, назвал глава монархистов в Думе Марков: 21 рубль – казённая шрапнель, 42 рубля – частная. Однако, согласно журналу Совета Министров, казённая шрапнель обходилась в 34 рубля 30 копеек, а снаряды этого типа, сделанные на Обуховском казённом заводе, – в 41 рубль 80 копеек. Разница далеко не радикальная, особенно если учитывать, что в цене снарядов казённых заводов не учитывались полученные ими дополнительные ассигнования и поставленное государством оборудование. Маниковский это прекрасно знал, подписывая соответствующие распоряжения.

В общем, при ближайшем рассмотрении мы не находим ни десятикратной, ни трёхкратной, ни даже двукратной разницы в цене казённых и частных снарядов.

О нехватке боеприпасов

Ещё большее значение в последние месяцы существования империи, да и ныне, имеет миф о нехватке боеприпасов у русской армии. Это стало ещё одной причиной революции. Вот название одной из современных статей на эту тему: «Как проблемы военного снабжения привели Российскую империю к катастрофе».

Боеприпасов в начале войны действительно не хватало, хотя снарядов к тому времени мы запасли на каждое орудие не меньше, чем другие воюющие страны, а если сравнить с Австро-Венгрией, то у нас их было вдвое больше на каждое орудие. Но масштабы войны никто в мире заранее предсказать не мог. Достаточно сказать, что расход снарядов в первые два года войны в 100 раз превзошёл их использование в русско-японскую войну. Не предвидела масштабов и Германия, так что в октябре 1914-го из-за недостатка пороха ей пришлось прекратить штурм Вердена.

Конечно, имела значение и отсталость русской промышленности, которая возникла не при Николае Александровиче – наоборот, при нём мы начали нагонять наиболее развитые страны мира. В результате к зиме 1914-го возник тяжелейший дефицит боеприпасов, который продолжался потом весь 1915 год, что привело к череде поражений. Вопрос: что было дальше, сохранялось ли это положение дел вплоть до Февральской революции?

Нет. Русское правительство, русская промышленность совершили настоящее чудо. Производство взрывчатых веществ удалось нарастить в 33 раза, а производство снарядов выросло в 1916 году до 3,5 млн в месяц. Плюс гигантское количество было заказано за границей, притом что потребности фронта составляли 2,4 млн снарядов в месяц – то есть потребности артиллерии были удовлетворены чуть ли не с двойным запасом.

В мастерских тяжёлых снарядов

Чтобы более зримо представить себе масштабы рывка, скажем, что если в 1914 году вся русская промышленность изготовила 516 тысяч 76-мм снарядов, то в 1915-м – 10 млн, а в 1916-м – 26,9 млн. Рост в 52 раза. Никакого снарядного голода к весеннему наступлению 1917 года и в помине не было, наоборот, склады были настолько затоварены, что хватило потом и на Гражданскую войну, и осталось на последующие войны и конфликты.

И так, собственно, по всем позициям. Вот почему к Февральской революции привело что угодно, но не проблемы с военным снабжением.

Мешал ли Государь оснащению армии касками?

Недавно столкнулся с очередной ложью: «Почему в Первую мировую у русских солдат не было касок». Далее поясняется, что Николай II запрещал шлемы, считая, что они не к лицу русскому воину – лишают его «молодцеватости».

И ведь, знаете, это сущая правда: каски Государю не понравились, как, впрочем, и военному командованию. Но император и не думал их запрещать, так что первая партия касок благополучно испытывалась в войсках в тот момент, когда он поделился личным впечатлением о касках, ни к чему никого не обязывающим.

Тут вы, конечно, можете воскликнуть, что любое слово монарха имеет значение. Это же говорят и создатели мифа. «Только к лету 1916 года удалось убедить Николая II в необходимости введения в русской армии касок», – сообщает наиболее честный враль. Дьявол кроется в деталях. Когда читаешь «только», предполагается, что прошли годы, как минимум долгие месяцы. На самом деле свою антипатию царь высказал той же весной, а спустя несколько недель (повторюсь, в это время шли испытания первой партии) заказал во Франции первый миллион шлемов, а затем ещё два с половиной миллиона. Скорость принятия решения просто немыслимая.

Вот что стоит за фразой «Почему в Первую мировую у русских солдат не было касок». Были.

Шлем Адриана для русской армии

Во Франции, между прочим, каски начали носить в 1915-м, в Германии, как и в России, – в 1916-м. Русские солдаты их не любили, считали, что носить их – признак трусости, да и вид становится не столь молодцеватым. В общем, восприятие было точно таким же, как у царя, но у него неприязнь к шлемам продолжалась крайне недолго и никакого влияния на внедрение их в войска не оказала. С солдатами было сложнее. Даже в Великую Отечественную они носить шлемы не желали. Генерал Пётр Григоренко вспоминал, как ходил в каске, личным примером пытаясь преодолеть сопротивление.

Из всего этого и раздули миф про царя, который помешал оснастить армию шлемами.

Так зачем это всё?

Думаю, сказанного достаточно, чтобы понять суть дела, но вопрос, зачем это делается, по-прежнему открыт. Мне кажется, что речь идёт о неугасающем воспалении в национальном сознании. Российская империя была уничтожена без единой по-настоящему серьёзной причины. Десятки миллионов погибли, потому что одним что-то втемяшилось, а другие струсили. Страна была в шаге от победы, когда «спасители Отечества» разрушили армию.

Кому стало лучше? Пролетариям? Нет. В 1940-м им жилось заметно хуже, чем в 1914-м, что признавал даже Хрущёв, да это и без него было ясно. Достаточно посмотреть, что мог позволить себе рабочий на зарплату до революции и после. Может, крестьянам стало лучше? Нет, в 1930-х им казалось, что они попали в ад. Почитайте письмо Шолохова к Сталину о том, как издевались над колхозниками, не говоря о мнимых кулаках. Такого ужаса не было даже в худшие эпохи крепостничества, при этом лишь в середине пятидесятых годов ХХ века сельское хозяйство вышло на дореволюционный уровень.

Так зачем это всё? Нет ответа. Всё, что приходит в голову по этому поводу: страшно, когда народ разрушает над собой покров Божий. Попытка оболгать Государя – это прежде всего бегство от совести. Поначалу, когда жили поколения, помнившие царя, власти вели себя очень сдержанно, старательно избегая поношений императора, отделываясь фразами о проклятом царизме. Была у большевиков какая-то робость в отношении этой темы, как у нашкодивших котов. Можно вспомнить, как директор библиотеки Академии наук СССР историк Сергей Платонов на допросе в 1930 году заявил следователю: «Должен сознаться, что я монархист. Признавал династию и болел душой, когда придворная клика способствовала падению царствующего Дома Романовых». В результате его не расстреляли, а всего лишь сослали на три года в Самару.

Затем пришли поколения, которые не имели о царе практически никакого представления, не зная ничего, кроме той чуши, которая вдалбливалась в их сознание. И пытаются найти хоть какое-то объяснение случившемуся со страной – вот тут фальсификаторы вроде Бушкова или Юрия Мухина и начинают свою разрушительную работу.

Психологически страна находится сегодня примерно в том же состоянии, что в сентябре–октябре семнадцатого, когда иллюзии развеялись, а впереди открылся трудный, затянутый туманом путь. Если говорить об умонастроениях, то верующие, не только православные, но и, скажем, мусульмане, сохраняют здравый смысл. Но многие растеряны и испуганы и ищут козлов отпущения за свои грехи, врут так же, как это было в семнадцатом.

В этом отношении интересна судьба марксиста Струве, который в 1905-м писал: «Царь Николай стал открыто врагом и палачом народа». Спустя два года в Государственной Думе один из депутатов провозгласил здравицу царю. Около ста человек встали, примерно четыреста остались сидеть. Вдруг поднялся один из них – высокий, рыжий, ещё не старый, но уже согбенный, с большой бородой. На него зашикали: «Садитесь, садитесь!» Он сел, снова встал, опять опустился и снова поднялся. Это был Пётр Струве, которого первая революция убедила, что Россия, как на ниточке, держится на царе, но который ещё не мог полностью освободиться от пут неправды о нём.

Прозрение пришло к Струве после расстрела Царской Семьи. «России безразлично, – писал он (и эти слова были обращены не только к современникам, но и к нам, ныне живущим), – веришь ли ты в социализм, в республику или в общину, но ей важно, чтобы ты чтил величие её прошлого и чаял и требовал величия для её будущего, чтобы благочестие Сергия Радонежского, дерзновение митрополита Филиппа, патриотизм Петра Великого, геройство Суворова, поэзия Пушкина, Гоголя и Толстого, самоотвержение Нахимова, Корнилова и всех миллионов русских людей, помещиков и крестьян, богачей и бедняков, бестрепетно, безропотно и бескорыстно умиравших за Россию, были для тебя святынями. Ибо ими, этими святынями, творилась и поддерживалась Россия, как живая соборная личность и как духовная сила. Ими, их духом и их мощью мы только и можем возродить Россию».

В числе героев, безропотно и бескорыстно погибших за Россию, Царю-мученику принадлежит особое место. Мы не можем требовать от православных – здесь я соглашусь со Струве, – чтобы они поголовно стали монархистами, отказавшись от своих взглядов или своей аполитичности. Довольно лишь, следуя своей совести, сознавать, что прославил Николая Александровича Сам Бог, а неправда в отношении царя принадлежит отцу лжи. Это, возможно, несколько простовато звучит. Но мы в жизни настолько всё усложнили, что, похоже, совершенно запутались.

 

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска

Добавить комментарий