Самое счастливое Рождество
– Снег сам по себе создаёт праздник, – говорит Алла, – особенно вдали от города, в обители, где после Рождества наступают тихие дни с тихим пением монахов.
Она отвечает на мой вопрос о самом счастливом Рождестве в её жизни.
Разговор начинается в трапезной кирульского храма Сыктывкара. Чтобы попасть в неё, мне пришлось переступить через орудия труда моей собеседницы – ведро и тряпку. Когда есть время, она здесь, в храме, прибирается. Потом спешит домой, где её ждут дети – Алла многодетная мать. Выпускница пединститута, которая решила учить и воспитывать своих детей и приёмных.
– Это было в Ульяновском монастыре, – говорит она, – где мы особенно дружны с отцами Афанасием и Антонием. Не всякий монастырь принимает многодетных – хлопот много, но в Ульяново нам рады. Помню, приезжаем как-то, а отец Антоний смотрит на детей и… отправляет нас в Усть-Кулом, дав денег, чтобы мы купили ватрушки для катания с горки. Потом повесил матрас, чтобы дети, скатившись, не влетели в ограду. Накатались от души и дети, и монахи. Возим туда детей, чтобы отдохнуть от суеты, торговых центров, где люди мечутся в поисках подарков. Пожить в тишине и покое. И в радости, конечно.
Речь об иеромонахе Афанасии (Юдине), который там, в Ульяново, рядом с обителью и родился в начале 60-х, когда о возрождении монашества никто не мог и помыслить. Отец Антоний (Ольшанов) – тоже иеромонах, родом с Удоры.
На обочине
В трапезной становится слишком шумно, и мы идём в храм, где поднимаемся в комнатку на колокольне. Самое спокойное время в храме, как мне поначалу показалось. Какое-то время оно и правду было таким.
– Как я пришла в Церковь? – улыбается Алла. – Попала в аварию по пути из роддома, где родился мой первый сын – Дима. Стою на обочине, смотрю, с младенцем всё в порядке. И жизнь немножко повернулась. Это было 11 декабря, через шесть дней после родов.
Всего я пролежала в роддоме две недели, из чтения – только молитвослов, который дала мне мама. А поскольку делать мне было больше нечего, я его день за днём теребила – тудым-сюдым: читала, пела и даже «гадала», открывая наугад: «А вот что будет?» Как трёхлетний ребёнок, знаете, с игрушкой. Лишь на десятый примерно день начала читать всерьёз. И каждая буква, каждое слово были не зря.
Роды прошли тяжело, пришлось делать кесарево сечение. Потом швы сняли, но я перед выпиской замоталась пелёночкой на всякий случай. Так-то не хотела, но в последний момент себя перевязала. Где-то после Пажги – а жили мы тогда в Визинге – есть бугорок на дороге, о котором местные знают, а мы наскочили – нас вынесло на встречку, а потом бросило в сугроб. Ощущения, конечно, потрясающие после операции. Ребёнок был на руках у тёти на заднем сиденье. Добираюсь до него, замотанного, похожего на куколку: спит.
Я стояла на обочине, но ни одна машина, проезжавшая мимо, так и не остановилась. К счастью, мама вызвала пожарную из Визинги – они оба с отцом работали в пожарной охране. Приезжаем домой – там дым коромыслом, гости, не понимающие, что мне нужно лечь, успокоиться, отдохнуть. Из моих только родители, которые сидели молча, бледные.
Я очень долго ждала Диму до его рождения. Два года вязала носочки, покрывальца, готовила всё, что нужно, хотя говорят, что нельзя, но я не суеверная. А когда через несколько недель пришла пора крестить Димочку, свёкр нас запер, сказав: «А я не хочу крещения!» При этом не сказать, что неверующий, сам в храм ходил. Ничего плохого не хочу сказать ни про первого мужа, ни про его родителей, да и вообще сама во многом была виновата. Но в тот момент, когда я стояла с сыном на дороге, поняла, что эта машина в сугробе, этот человек, мой муж, – это не моя жизнь. С ним было не плохо и не хорошо. Просто два чужих человека. И наверное, в тот момент, когда мне запретили крестить ребёнка, через месяц после родов, я и приняла решение уйти из дома.
А ещё там, на месте аварии, я окончательно поверила в Бога.
Начало
– Вскоре после того, как я родила, умерла бабушка в Костроме, и весной я поехала с новорождённым в её большой дом со скрипучей лестницей, – рассказывает Алла. – Кроме нас с Димой, там никого не было. Однажды в три часа дня, когда ребёнок спал в люльке, я услышала, как скрипит лестница, словно кто-то по ней поднимается. Схватила Диму, побежала к соседям. Перепугалась. Звоню маме, а она: «Читай “Отче наш” и завтра в храм сходи». Я пошла, батюшку спрашиваю: «Что делать?» «Молитесь и причащайтесь», – отвечает. Я так и стала делать. Конечно, я не верю, что это был призрак бабушки, которая нас очень любила и не стала бы пугать. Но что это было – не знаю. Может, Господь попустил, чтобы я усерднее молилась за упокой бабушки.
* * *
– Я из династии пожарных. Отец был мой самый лучший герой. Это сейчас он нас встречает в деревне в трико, а я помню его в форме. Поездили с ним по стране. Когда мне был год, жили в Москве, где он учился, потом были Ухта, Кострома, Визинга.
Очень любила я пожарно-прикладной спорт, все соревнования были мои, благо дедушка – Василий Ефимович Денюшин – служил начальником Костромской пожарной каланчи. Точнее, он возглавлял управление одной из пожарных частей. Когда я была совсем маленькой, у нас что-то загорелось в деревне, и я видела вроде бы, как дедушка тушит пожар из ковшика, и я потом какое-то время была убеждена, что пожарные борются с огнём с помощью вёдер, по старинке. Мама работала сначала в медицине, но потом, как боевая подруга, присоединилась к отцу и стала диспетчером в пожарной части.
В Костроме мне очень нравился Ипатьевский монастырь, который в девяностые годы был ещё музеем. Мы, дети, частенько там лазили. Жили за мостом, в пятнадцати минутах ходьбы, а однажды, когда мне было лет восемь, дедушка решил, что в моей жизни не хватает спорта. И мы с ним стали бегать вокруг монастыря около двух с половиной километров. Сейчас, когда приезжаем на могилку бабушки, заходим в обитель. Подростком я иногда задумывалась, что хорошо бы стать монахиней. Это не было связано с верой, но такой возраст, когда многим вообще жить не хочется, а монашество казалось выходом. Вроде умираешь для мира, но при этом жива. Бабушка ходила в церковь, но меня с собой не брала, так что приучала скорее к душевной жизни, когда мы пели за столом про тонкую рябину.
* * *
Первой в Церковь пришла мама. Сначала стала заглядывать к пятидесятникам, их молельный дом стоит почти напротив храма. Меня, студентку-первокурсницу пединститута, водила с собой. У пятидесятников мне не очень понравилось – там всё какое-то бубнёжное, всё бубнят и бубнят. Раз пришла – не нравится, два – не нравится. А в храм я и раньше порой забегала, в том числе потому, что училась на культуролога. Мне нравились иконы и пение, цвета убранства. Потом перебрались туда вместе с мамой окончательно.
Николушка
– Николаем я хотела назвать уже первого сына, родившегося 5 декабря, но первый муж настоял на Дмитрии. Потом были Света и Иван. А Колю очень хотелось – до меня от предков дошли две иконки латунные, обе со Святителем Николаем. И все они, и Святитель, и предки, за меня молились, иначе не смогла бы четыре кесаревых перенести. Бывает и больше. Я когда в первый раз в роддом ложилась, видела, как женщину выписывали и врачи повторяли: «Слава Богу, слава Богу!» «А что случилось?» «Семь кесаревых, – отвечают. – Откуда-то из глубинки мамочка. Нормально родила только первых двух».
Порой лежишь и думаешь: «Сегодня я умру». Но потом оптимизма прибывает и себе говоришь: «Нет, не сегодня, завтра». Живот весь порезанный. На шестом месяце беременности в 2019-м меня увезли в реанимацию – давление подскочило. И дядечка-доктор, хорошенький такой, сказал: «Вы знаете, в следующий раз спасти мы вас не сможем. У вас всё плохо». Но плохо было только физически, а морально я чувствовала себя довольно хорошо, потому что мои дети каждый день ходили в собор. Старший – Дима – на службу, дочка Света вечером забегала помолиться.
Роды ожидались 17 декабря. Но меня пять часов промурыжили с капельницей, и ребёнок родился как раз на Святителя Николая. Я была счастлива, что у нас теперь Николушка есть.
– Как вы вообще решились?
– Я не решалась. Когда узнала, что жду четвёртого, был шок. Но ещё до того, как пришла в Церковь, в 19 лет, я для себя раз и навсегда решила: «Абортов не будет». Мне тогда, в 2000-м, месяц пришлось проработать в сыктывдинской больнице, где насмотрелась я в гинекологии на то, что люди видеть не должны. Есть после этого не могла.
Так вот, про Колю. Ему сейчас два с половиной года. Захожу за ним в садик, уставшая, а он: «Мама, пойдём в церковь». «Давай я тебе лучше шоколадку дам», – пытаюсь отговорить. «Нет, пойдём в церковь». Идём, ставим свечки – доволен, теперь можно и домой.
На следующий день, когда я позвонил Алле, она смеётся:
– Коля сегодня опять нам всем устроил: «Хочу в храм!» – и точка.
Ещё поживём
– А как протекает ваша жизнь?
– Если говорить о работе, то её сейчас нет, если не считать того, что прибираюсь в храме. Ищу другое место. Наверное, тоже уборщицы, чтобы проводить время с детьми.
– Вы же педагог по образованию?
– Я когда приходила на урок в школе, чувствовала, как внутри всё сжимается от страха, словно у маленькой девочки (смеётся). В конце концов поняла, что учить и воспитывать могу только своих детей.
Если о духовной стороне, я стала спокойнее, трезвее. Прежде придёшь домой – хватаешь первым делом Псалтырь. Но, как говорил протоиерей Димитрий Смирнов, сначала нужно приготовить еду и лишь потом всё остальное. Не читать по тридцать пять псалмов, как я делала раньше, а пойти к детям и мужу.
Последнее открытие – Усть-Вымский крестный ход, когда пришло глубокое понимание, как любит тебя Бог. Хоть упади на пол и закричи, что больше не хочешь молиться, а Он всё равно нас любит. Такое чувство. Говорят, что так сходит на человека благодать.
Я частенько работала в ночную смену, и надо добежать до работы, а зимой скользко, и я часто падала. То коленку расшибёшь, то ещё что-то. Как-то раз падаю и обнаруживаю, что ступенька упёрлась прямо в макушку – я там, на парапете, едва не раскроила себе голову. Поняла: «Ну слава Богу, ещё поживём».
Семеро по лавкам
Пока разговариваем, Алла разбирает кокарду на шапке, состоящую из множества каких-то металлических деталек. Волнуется. Пока говорили, ничего от кокарды не осталось, но, думаю, пока будет собирать снова, вспомнит о том, о чём забыла сказать.
– Замуж я после первого неудачного брака вышла за Александра Кривошеева, – продолжает рассказ Алла. – Он электрик в ЖЭУ, мастер на все руки. Поначалу, по неофитству, надеялась, что он будет воцерковляться вместе со мной. Крестила его в воинском Александро-Невском храме. Можно сказать, затолкала туда и дверь подпёрла (смеётся). Какое-то время Саша даже причащался, но потом, знаете, как бывает: когда в булочной нам нагрубят, мы ходить туда не перестаём, а когда в церкви – появляется повод её избегать. Но тут уж остаётся положиться на волю Божию, каждому своё время: мне – одно, Александру – другое. Когда нужно чем-то помочь храму, скажем, гуманитарку отвезти или в монастырь нас свозить, отказа нет.
Вслед за Димой родилась Света, потом Ваня. Муж очень хотел сына, и однажды, когда мне по работе нужно было съездить в Петербург, я сходила к Ксении Петербургской, а потом к праведному Иоанну Кронштадтскому. Очень его просила: «Помолись, отче Иоанн, чтобы Бог послал нам мальчика». И родился мальчик. В роддоме, когда спросили, как хочу назвать, ответила: «Иван», – в честь деда. И только через два с половиной года спохватилась, что забыла поблагодарить отца Иоанна. Пока Ваню вынашивала, старшие были не то чтобы без присмотра, но порой оставались одни и учились жить самостоятельно. И я порой прислушиваюсь, о чём они говорят, и открыла: как мы с вами, взрослые, общаемся, так и они, нет никакой разницы, что нам за сорок, а им пять-семь лет.
* * *
– Из Визинги в Сыктывкар мы переехали в 2009 году, – рассказывает Алла. – Я прочитала акафист Николаю Чудотворцу и на следующий день уже нашла работу. Он всегда откликался, когда нужна была помощь. Домой придёшь, бывало, усадишь детей на стульчики кружочком и читаешь вместе с ними акафист Святителю. Им нравилось вместе с мамой заниматься чем-то важным. Детская молитва играет в семье большую роль. Как-то целую неделю мы проездили на машине с незакрученным колесом, и всё обошлось. Про то, как много для меня значили эти молитвы, когда была беременной Ваней, уже говорила.
Старшим читала сказки, что-то историческое, из литературы – Гоголя, «Три мушкетёра», но это старшим – Диме и Свете. Потом стало труднее, с большой семьёй больше хлопот, нужно больше готовить, так что они сами стали ходить в библиотеку.
Дмитрий всегда был очень послушным, но он довольно закрытый, о чём думает, к чему стремится, не всегда понимаю. Но при этом ему можно доверять. Он очень сдружился с отцом Иоанном Коюшевым, ездил с ним в военно-спортивный лагерь, ходил в собор, а потом вдруг сказал, что хочет поступить в духовное училище. Сам выбрал этот путь. Почему – не знаю, хотелось бы, чтобы и меня научил такой решимости в вере.
Стали думать, куда ему ехать учиться. После девятого класса берут только в трёх местах. В Выксунском училище – это Нижегородская область – учатся в основном на регентов. Варницкая гимназия в Ростове Великом всем хороша, но поступить туда слишком трудно. В результате выбрал Тюменское училище, после которого там же можно пойти в семинарию, а затем идти служить в армию. Мы от Дмитрия не требовали хорошей учёбы, как и от других детей. И вообще, главное – чтобы дети выбрали свой путь, поняли, чего хотят. Тяни на четвёрку, если можешь больше – прекрасно, но это уже твой выбор.
Светлана – отличница, целеустремлённая, организованная, много играет на пианино. Она всегда хорошо училась, наши вкусы в чтении совпадают – классика, а учится она сейчас в Гимназии искусств. Там среди педагогов много верующих людей, это очень помогает. Впереди училище при консерватории, потом, Бог даст, сама консерватория. В позапрошлом году решили побывать в Саратовской области, впервые отправившись в путешествие на поезде. Оказывается, не обязательно делать это на машине. Доедем до какого-то города, погуляем, потом садимся на следующий поезд.
Познакомились в Саратове с отцом Дионисием Каменщиковым, съездив с ним в село Стригай, где восстанавливается храм. Расспросили, как там живётся, а потом рассказали, как на Севере. Пожили в Хвалынском женском монастыре, где и поработали, и набрались впечатлений. Сёстры знакомили Свету с природой, деревья ей показывали, букашек, убеждали, что они очень хорошенькие. Всё нам понравилось, вот только жарко. Поэтому, наверно, выберем Петрозаводск, там тоже есть консерватория.
Да, Света рыбалку очень любит, с папой вместе ездят. Там всё по-взрослому, как-то раз 150 кило привезли, сами её и разделали. Довольные! Ваня тоже рыбалку обожает. Мы его баловали больше всех, Дима со Светой даже ревновали, но потом баловать перестали, чтобы отсечь все эти подростковые «хочу».
* * *
Кроме своих четверых, воспитывали троих приёмных. Дело в том, что я девять лет проработала в детском доме. Бывало, двоих, а то и четверых забирала домой на новогодние каникулы. Дети с удовольствием у нас гостили, мы вместе катались на коньках и лыжах, муж возил всю компанию смотреть на салют. Не мы одни принимали детей, так поступали и другие сотрудники детдома. На десятый день, правда, я сильно уставала, зато тренировались быть многодетной семьёй.
Потом взяли Настю, Ирину, они сейчас уже живут отдельно – выросли, с нами теперь только Кирилл, ему пятнадцать. Пять лет учился играть на скрипке, сейчас предпочитает тяжёлую атлетику, ну и то же, что остальные – хоккей, футбол. В музыкальной школе у нас учатся все – скрипка, домра, пианино. Всё, что может отвлечь от телевизора, компьютера, гаджетов, приветствуется: любые виды спорта, кружки.
– Это, получается, семеро своих и приёмных?
– Знаете я… рекомендую… приёмных.
Или «не рекомендую» – не расслышал. Алла продолжает говорить, но я её не слышу, потому что начинает бить колокол. Сначала размеренно, потом начинается перезвон. Где-то рядом с нами, разместившимися на колокольне, кирульский звонарь Борис Николаевич устраивает привычный концерт.
Телевизор, собака, морковь
Пытаюсь докричаться:
– Алла, простите, не расслышал: так вы рекомендуете или не рекомендуете брать приёмных детей?
– Рекомендую, – громко говорит она. – Без детей скучно, как только они начинают разъезжаться, наступает горькая печаль – не знаешь, куда себя деть. Можно и в пятьдесят взять, – задумчиво говорит Алла, глядя мимо меня куда-то в прошлое, а может, в будущее, потом продолжает: – Детям в детдоме нужна помощь, они должны иметь перед глазами какую-то модель семьи, чтобы потом создать свою. Жалость им не нужна, только помощь. Помочь организовать себя, распределить своё время. Но и для своих детей это важно. Учит чем-то жертвовать, переступать через «моё», «хочу» и всё то, что отравляет людям жизнь.
Нам до того, чтобы жить, как птицы небесные, пока далеко, но когда бывает трудно, помощь приходит отовсюду. Кто-то одежду пришлёт, порой дорогую – из Англии, из Финляндии. Как-то раз с обувью совсем плохо стало. И тут сестра привозит полный размерный ряд до тридцать седьмого – целый пакет. Ей кто-то из знакомых принёс в кабинет со словами, что некуда деть. Вещи хранятся по многу лет. Недавно младшему понадобилась курточка, нашлась в закромах – Светина, она в ней ходила года в три-четыре. Мои дети очень экономные. Я даю им деньги и предлагаю, мол, сами выбирайте, что купить: можно одну новую вещь, можно две подержанных и потратить оставшееся на что-то ещё. Выбирают обычно секонд-хенд, там вещи ничем не отличаются внешне от магазинных, но поскольку не первый одеваешь, это кого-то смущает. Но когда есть возможность выбора, это меняет дело.
* * *
– С телевизором было так. Однажды, в 2014 году, я поняла, что больше не могу его выносить, он меня нервирует и расшатывает. Телефоны старшим купили поздно, а Кириллу и Ване пораньше, потому что без них сейчас никак, в том числе и по учёбе. Но это не значит, что в этой области царит полное раздолье. Говорю детям: «Ищите занятия по душе». Музыкалка – понятно. Много сидят в библиотеке. Кроме того, спорт. Есть кружки при школе, где можно делать разные поделки, а потом отдавать их на православные ярмарки. Весь день все в движении. Один на каток идёт, другой ещё куда-то, и все без исключения выгуливают собаку – нашего милейшего спаниеля Жорика.
Идея завести собаку, честно признаюсь, принадлежала не мне. Когда мы её покупали, уступая просьбам детей, владельцы щенка что-то прочли на моём лице – увидели, что в собаках я не разбираюсь, – и сказали: «Мы даём вам на неделю, если не справитесь, принесите обратно». О, как я ждала седьмого дня, как радовалась его приближению! И вот он настал, но дети объявили: «Мы не отдадим его!» (Алла смешно копирует тонкие детские голоса.) Пришлось смириться. Они с ним нянчились, как когда-то я с ними. Чтобы щенок не хныкал, по ночам их будили – они с ним играли. Вынянчивали, вынянчивали, а потом наступила эпоха выгуливания.
Во время пандемии, когда отпало большинство причин выходить из дома, нас это просто спасало. Бедная собака, представляете, когда пятеро детей тебя выгуливают (смеётся). Нужно было видеть мордочку собаки, когда нужно гулять, а она забивается куда-то, не хочет. А надо!
Ближе всех, наверное, Жорик сошёлся с маленьким Колей. Пёс может куснуть слегка, когда-то что-то совсем не по нраву. Правда, потом у него такие глаза становятся: «Как я мог! Как я мог!» Поэтому мы за ребёнка немного опасались, но они стали лучшими друзьями. Как-то возвращаюсь в комнату, где их оставила, что-то уж больно тихо стало, а они с собакой спят рядом на коврике. Это его любимая игрушка, любимое существо. Объявляет как-то: «Мы будет спать вместе». Говорю мужу: «Пора в садик отдавать. Ребёнок перестал признавать кровать – предпочитает коврик». Когда ведём Колю в садик, Жорик начинает тосковать. Он по всем детям тоскует. А когда из дома уходят все – это просто стресс. А когда все дома, его радости нет конца. Русские спаниели – они такие, обычно жизнерадостные. Это вам не депрессивные немецкие курцхаары и дратхаары.
– Вы, как многодетная мать, рекомендуете собаку?
– Горячо рекомендую. В наше время даже для взрослых это не лишнее. Иначе детей от телефонов не оторвать. Ещё очень рекомендую завести свой садовый участок. У нас один недалеко, там дети дрова переносили с места на места, потом обратно, лишь бы чем-то были заняты. Но в какой-то момент чувствую, им эта бессмыслица начинает надоедать. Тогда арендовали участок в Нювчиме – тридцать соток, который выкупили потом за тринадцать тысяч. Обязательное условие – должны быть строения. Построили баньку небольшую, домик какой-никакой. С пятнадцатого года строимся.
В прошлом году дети собирали в Нювчиме для отца Ивана Коюшева иван-чай. У себя на участке этим летом тоже собрали первый урожай – полведра морковки, которую потом сожрала мышь (смеётся).
– У вас очень бурная жизнь.
– Всё как мы любим.
← Предыдущая публикация Следующая публикация →
Оглавление выпуска
Добавить комментарий