Здравствуйте, дорогая редакция нашей газеты!

В 1981 году мы въехали в квартиру, где одну комнату занимала бабушка Вера. Родилась Вера Семёновна в 1902 году в деревне Черницыно Угличского уезда. Дед её работал в Питере приказчиком в большом магазине, и на 15-м году жизни девочку отправили к дедушке. Её отдали в помощницы на кухню в семью профессора медицины. Сначала она выполняла самую простую работу: мыла посуду, прибиралась. Аккуратная, ловкая, честная и внешне приятная, девушка постепенно перешла в помощницы поварам, а затем стала прислуживать в столовой и в комнатах у жены профессора. Это были англичане. В Петербург профессор прибыл ещё молодым врачом. Отношения со всеми окружающими у этой семьи были очень человечные и добрые. Их прислуга обедала вместе с ними за одним столом.

Веру сосватали и выдали замуж за молодого человека по фамилии Кушмирук. Он был поляк, работал в банке, снимал небольшую квартиру. Профессор помог молодой семье приобрести хорошую квартиру в центре, где проживала его семья. Вера с мужем жили в большом согласии, и лишь одно омрачало их счастье: она православная, он католик, им нельзя венчаться.

Революционные годы ломают всё в стране, в том числе людские отношения и семьи. Семья профессора вынуждена была покинуть Россию и отправиться на свою родину (хотя Россия для них была уже давно родной). В семье подрастало четверо детей. Во время прощания с прислугой профессор зашёл на кухню и услышал, что у одного из работников умерла жена и осталась девочка грудного возраста. Присутствовавшие сокрушались: что же теперь с ней будет? Не рассуждая, профессор берёт девочку в свою семью, тем более что у них с женой младшая дочь того же возраста. Впоследствии из Англии профессор присылал фотографии, где вся семья вместе и в центре всегда две малышки-сестрички.

У Веры с мужем появляются дети – две девочки и мальчик (обе дочки умерли ещё маленькими). В 1937 году мужа Веры арестовывают – он иностранец. Идёт следствие. Вера Семёновна в это время работает в больнице – её рекомендовал профессор перед отъездом. Раз в месяц она, собрав что возможно из продуктов, идёт пешком, чтобы передать мужу посылку в тюрьму. Очередь большая к окошечку приёма. Если не взяли передачу и объявили о выбытии арестанта без права переписки – это значит, что он расстрелян. Такой же ответ однажды получает и Вера… Сын Олежка всегда радовался, когда мама являлась домой после похода в тюрьму. А когда она пришла, спрятав на дно сумки непринятую передачу, скрывая от мальчика страшное, он, глядя ей в глаза, сказал, что знает о том, что передачу не приняли. Оба плакали, и сын как мог утешал маму.

1941 год. Война. Вера Семёновна работает в госпитале. Ночью дежурит на крыше дома – тушит бомбы-зажигалки. Олежка, несмотря на запрет, то и дело прибегает к маме наверх. Зима, стужа, в квартире холод. Мальчик заболел воспалением лёгких и умер, было ему всего 10 лет. В конце войны Веру Семёновну, как жену репрессированного, лишают всех гражданских прав, конфискуют квартиру и ссылают на Север, в район Уренгоя. Семь лет отбыла она там, работая в бригаде на ловле рыбы. Потом попала в госпиталь врачом. Рассказывала мне, как с женщиной, главным врачом, ездила в тайгу за ветками кедра, сосны, как привозили на больших санях огромные мешки хвои, рубили, настаивали в больших металлических бочках и этим отваром лечили ссыльных от всего: цинги, простуды, воспалительных кожных заболеваний, ревматизма и пр. Почти никаких лекарств не было для «врагов народа». Благодаря доброму отношению к ней главврача Вера Семёновна смогла уехать из ссылки досрочно. Основание – сложное лёгочное заболевание. К своему отъезду успела насушить мешок сухарей, которыми и питалась всю дорогу, и ещё с собой в деревню привезла. В дороге помогала проводникам, и они её подкармливали.

Долго, больше месяца, добиралась в родные края. В семье к тому времени изменилось очень многое. У сестёр и брата свои семьи, мама очень постарела, деревня обнищала. Вера как могла помогала семье, работая в колхозе. Но для всех она как чужая, ведь уехала из деревни ещё девочкой и жила совсем не так, как её родственники. И мать решает отправить её в Углич к тёте Марии. Тётушка Мария с 12 лет пребывала в Угличе, в Богоявленском монастыре. После закрытия обители она жила сначала по добрым людям, зарабатывая рукоделием: шитьём, стёжкой одеял. Насельницы монастыря всегда отличались особым прилежанием и искусно шили, вышивали, вязали кружева и т.д. Потом Мария работала в пошивочной мастерской, пела в церковном хоре единственного не закрытого в Угличе храма Царевича Димитрия «на поле». У неё был низкий сильный голос, за что она получила прозвище Маша-бас. Заработала она небольшую пенсию и даже комнату в коммунальной квартире.

Вот к ней-то и велела ехать мать Веры, видя, что дочери тяжело приходится в семье. Напутствовала иконой (вся семья верующая, никто не отступал от Бога).

Вера перебралась в Углич. Характер тётушки Марии, надо сказать, был довольно крутой, но со своей толковой племянницей она уживалась. Вера поступила в школу медсестёр и работала в районной больнице, стараясь помогать своей деревенской родне.

Реабилитация, восстановление всех прав, возможность снова жить в Ленинграде – это уже после смерти Сталина. Вот только её мать не хотела расставаться с любимой и очень работящей дочерью. Документы на восстановление в правах она спрятала за божницу и отдала их Вере уже перед самой своей кончиной, со слезами просила простить её за неразумный поступок. Вера Семёновна рассказывала, что, когда мать лежала в гробу, от него было цветочное благоухание. Дело в том, что приготовленный гроб много лет стоял на чердаке дома и мама Матрона просила своих дочек в их детские годы собирать туда цветы. Гроб до следующего лета был полон сухими цветами, а потом их сжигали и опять наполняли гроб свежими.

Тётушка-инокиня Мария умерла в 1972 году. Вера Семёновна всю оставшуюся жизнь прожила в Угличе. Когда мы познакомились в 1981 году, ей было около 80 лет. Была она высокого роста, очень аккуратная, благообразная. Вот только зрение очень подводило. Она говорила, что скоро совсем ослепнет, что и произошло. Но Вера Семёновна всё делала сама: стирала, прибирала в своей комнате, готовила. Только перед праздниками просила обмахнуть пыль с потолков, стен и шкафов да иконы протереть; ремонт в её комнате мы тоже брали на себя. Как-то, делая ремонт у бабушки Веры, мы нашли посылочный ящик, а в нём – старинный деревянный сундучок. Там были небольшие иконы, Псалтирь, несколько маленьких книжечек с акафистами и принадлежности для рукоделия. Вера Семёновна сказала, что это монастырское наследие тёти Марии, и отдала всё нам. По этой Псалтири я училась читать по-церковнославянски, а потом и внучка Лиза училась (ей было около 5 лет). Акафисты как реликвии отдали в Богоявленский монастырь, когда он открылся. Кружева, связанные инокиней Марией, и старинная посуда бабушки Веры находятся в музее городского быта.

В церковь бабушка Вера ходила к Царевичу со своей знакомой Лизаветой, такой же старенькой бабушкой. На Пасху они обе всегда были на ночной службе. Как же радовалась бабушка Вера, когда с 1992 года мы стали постоянно бывать в храме Михаила Архангела! В те годы она начала мне рассказывать о своей жизни. Я ей читала утренние и вечерние молитвы, Псалтирь, рассказывала о поездках в храм, о службах, встречах с людьми – всё ей было интересно и радовало. Вера Семёновна говорила, что ещё до нашего приезда в этот дом она, начиная слепнуть, плакала и жаловалась батюшке, что не сможет читать Слово Божие. Батюшка утешал её, говоря, что рядом будет человек, который будет читать ей. Когда она это мне сказала, я всё думала: кто же это будет? Сначала ведь к ней приходило много людей: родственники, знакомые – такие же старенькие бабушки, соцработники. А читать-то стала я сама, вот ведь как.

Всякое было за время совместной нашей жизни, и её молитвами управлялась наша «круговерть» – это я потом стала понимать. Ведь всё бегом, скорей, вприпрыжку: учёба, работа, дочка, командировки, друзья, поездки, встречи… Когда началась приватизация, бабушка Вера подписала на нас с дочерью по дарственной свою комнату.

Инокиня Мария (Масленикова)

Инокиня Мария (Масленикова)

В последние годы жизни бабушка Вера уже не могла ходить в храм, и я приглашала батюшку отца Владимира Бучина из храма Царевича Димитрия её причащать. К тому времени её никто не навещал: старые знакомые поумирали, племянники деревенские бывали, но не радовали – все сильно пьющие. Вот так мы и жили рядом. Когда у нас что-то происходило неприятное, я шла к ней со своими бедами, да она и сама чувствовала, что у меня что-то не ладится; даже когда я ничего не говорила, сама спрашивала, что случилось. Расскажу, а она: «Ты, Наташа, иди, у тебя дел полно, а я помолюсь за вас». И через некоторое время на душе туман рассеивается, всё проясняется и налаживается. В слепоте физической была она в сотни раз более зрячая душой своей чистой и многострадальной, чем мы, бестолковые и суетные (особенно я).

В тихие минуты особого откровения поведала мне Вера Семёновна, что удостаивается видения ангелов. Я не дыша слушала эти рассказы. В её комнате было всегда какое-то чистое веяние свежести и никакого неприятного старческого запаха, как иногда бывает с одинокими старенькими людьми.

Только в последний год её жизни мне пришлось полностью ухаживать за бабушкой Верой – мыть её, готовить еду, стирать бельё. Всё это тогда было совсем не сложно. С сентября 1994 года она уже не вставала. Хорошо, что я тогда работала дома (творческая работа) и всегда была рядом, обихаживала, кормила с ложки. Отец Владимир приходил причащать и соборовать свою бывшую прихожанку.

Отошла она ко Господу тихо-мирно под Новый 1994-й год, 31 декабря. Похоронили мы свою бабушку Веру в одной оградке с её тётушкой, инокиней Марией (Маслениковой). Жалуюсь отцу Владимиру: кому же за нас теперь молиться? А он: «Теперь сама молись – и за своих, и за неё, а она там у Господа за вас молится». – «Да я же ничего не умею!» – «Учись!»

Царство Небесное им всем и вечный покой.

С уважением – Наталия Смолина, г. Углич

Подготовила Е.Григорян

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска