По-хорошему эту операцию надо было сделать ещё лет пятнадцать назад. Но у меня, что называется, руки не доходили. В итоге для поддержания нормальной жизни я в последнее время стала всё больше и больше употреблять лекарств. Так бы и длилась эта история, пока однажды мой духовник, приложив к моему лбу распятие, не произнёс: «Благословляю на операцию». Я кивнула головой, а про себя привычно подумала: «Как-нибудь потом…»

«Потом» случилось через несколько недель. Однажды ночью перенеся мучительную боль, я наутро записалась к участковому врачу, который меня направил на рентген, узи, экг, флюорографию, анализы… И добавил: «ПЦР не забудьте». И тут же выписал направление на операцию, прибавив: «Постарайтесь сделать в ближайший месяц, а не то будет хуже».

Только тогда до меня дошло понимание сути предстоящего: я должна перенести общий наркоз и восстановление, надо понимать, небезболезненное… Делать нечего – иду в стационар записываться, согласовывать дату. Тем более врач говорит, что в ближайшее время есть «окно» и большинство анализов не устареют.

О предстоящем стараюсь не думать. Самое главное – настроиться. Сама себя подбадриваю. С кем ни заведу разговор про операцию, все говорят, что да, давно пора. Прошу молитв, заказываю требы, особенно Пантелеимону Целителю и Луке Крымскому, читаю каноны, тропари, а вот акафисты уже не могу – долго стоять не получается.

В назначенный день прихожу с документами и вещами в отделение. Меня быстро оформляют и показывают палату: «Сидите ждите, сейчас к вам подойдёт анестезиолог. Пожалуйста, на все вопросы отвечайте подробно».

Едва я расположилась на кровати, входит врач, представляется Абдуллой, расспрашивает об аллергиях, заболеваниях, перенесённых операциях, часто употребляемых лекарствах, нормальном для меня артериальном давлении…. И всё с улыбкой. Узнав, что я накануне собралась поститься, эту затею отвергает, рекомендует пообедать, а вечером выпить горячего чаю, чтобы к утру самочувствие было в норме. Затем так же скрупулёзно отвечает на мои вопросы, убеждает не бояться. Говорит, мол, всё будет хорошо, а потом ещё лучше, потому что болезнь не является нормой – нормой является здоровая жизнь… Не поспоришь. Как бы между прочим спрашиваю, какой медвуз он окончил. Абдулла со всё той же улыбкой отвечает:

– Ташкентский мединститут.

– Да, – уже улыбаюсь я, – там преподавал профессор Лука Войно-Ясенецкий.

Источник изображения: obitel-minsk.ru

Собеседник продолжает:

– Я в этом корпусе, где он преподавал, учился первые три курса… Каждый день проходил мимо его портрета.

Страх и скованность отходят, теперь я уже верю, что операция пройдёт хорошо.

Абдулла продолжает:

– Наш мулла, например, у Валентина Феликсовича многому научился, он ещё и лекции читал, прямо на улице… под деревьями.

Сердце замирает.

– Что ещё мулла говорил?

– Мулла много про профессора рассказывал, но я его, к сожалению, не застал, а только внуков муллы. Они говорили, что у профессора руки были тёплые и мягкие, а когда он осматривал пациента, прикосновение было еле заметным… Один внук тоже стал врачом, в Германии работает, портрет профессора Войно-Ясенецкого в кабинете у него на видном месте.

В столовой большая репродукция иконы Казанской Божьей Матери, маленькая икона Матроны Московской и ещё меньше – Пантелеимона Целителя. Некоторые перед ними осеняют себя крестом: в операционном отделении вера больше всего нужна. Она здесь неотъемлемая часть жизни.

Утром ко мне заходит Абдулла и с видом старого знакомого говорит:

– Собирайтесь!

– Господи, помоги.

На стол ложусь, слышу: «Вена… Наркоз…»

Абдулла улыбается:

– Всё будет хорошо, обещаю.

Входит хирург, появляются какие-то звуки, будто колесо на машине накачивают.

…Я вижу много маленьких озёр с синей водой. Озёра, островки… нас с мамой и с ещё какими-то родственниками привозят на один островок. Мы начинаем радоваться, что теперь будем вместе среди красоты, синевы, благодати.

Абдулла будит:

– Вставайте, операция прошла хорошо.

В тот день дежурила прекрасная кухарка Ирина – она, как увидела меня, сразу стала называть почему-то тётей, хотя я ей в дочери гожусь. Уговаривала поесть, но, видя моё сопротивление, махнула рукой. «Ушла», – вздохнула я облегчённо. Ирина вернулась с напитком из шиповника и поставила его на тумбочку. Большую, просто огромную кружку! О, какую глубокую благодарность я испытала к ней ночью, когда проснулась с сухими губами и горячим языком. Даже сейчас я то и дело повторяю: «Господи, благослови Ирину». Эта кружка шиповника меня буквально вернула к жизни.

Наш хирург Виталий недоступен, как популярный артист. С утра к нему очередь, его речь кратка и лаконична, операции проводит блестяще, а обход по два-три раза за смену, чтобы, не дай Бог, не было у пациентов осложнений. И их нет. Он задаёт тон, при нём все работают как часы.

Я не сплю, учусь жить после наркоза, хожу туда-сюда. Приходит смена другого врача. Его зовут, кажется, Андрей. Система работы та же самая: несколько обходов, расспрос медсёстры и пациенты, пациенты, пациенты…

Ночью, ближе к двенадцати, привозят больного на скорой. В отделении появляется полиция – видимо, что-то криминальное. Андрей с персоналом заходят в операционную и проводят там время до утра. Утром слышу: «Большая кровопотеря, но будет жить».

Настало дежурство вредной санитарки Нины, она пришла и объявила: «Если ещё раз увижу волосы в душе – закрою». Она со всеми на «ты». При ней нельзя проветривать палаты, иначе «двери на ключ закрою». Нужно срочно пересмотреть продукты в холодильнике, выкинуть старые и поставить новые даты на записки, иначе «сама пересмотрю и выкину». Нина входит с ведром и шваброй в нашу палату и, увидев, что я пишу в телефоне сыну заказ принести жареной картошки, бесцеремонно заявляет: «Вычеркни картошку, напиши куриный бульон, рано тебе картошку есть». Я пишу в просьбах: «Сладкого сока», Нина редактирует: «Два литра простой воды». Тяжело вздыхаю и дописываю: «…и сыра». Нина опять вмешивается, поправляет: «Нежирного творога…»

Почти у всех детей, которые посещают родителей, взгляд немного растерянный, в них читается недоумение: «Как так? Как может такая, казалось бы, вечная величина, как родитель, взять и заболеть? Ведь родители не должны болеть по определению. Папа и мама должны быть всегда и здоровыми».

– Пап, тебя когда вы-пишут-то? – кричит с улицы в окно взрослый мужчина пожилому отцу.

Он не может и не хочет принять тот факт, что у папы сложная операция. Обещает привезти какие-то дефицитные лекарства и поговорить с главным врачом, устроить отца в санаторий и перевезти к себе.

– Ладно! – машет рукой отец.

– Ма-ам, а ты здесь надолго? – вытирает слёзы молодая девушка, прильнув к телефону на лестнице – в палату её не пускают.

– Ну… ну… когда тебя ждать? – подбирает слова мой сын.

Он принёс много, пожалуй, слишком много еды, и на моё предложение забрать половину возражает: «Лучше отдай тем, к кому не приходят…»

После операции мир видится чуточку другим. Хочется заниматься домом, детьми, встречаться с друзьями, приглашать и ходить в гости…

У родителей, которые приходят к детям в больницу, в глазах совсем другое выражение. Кажется, сейчас предоставь им возможность поменяться местами с чадом – согласятся не раздумывая. Моя мама сейчас далеко, она не может приехать, поэтому её боль за меня ещё сильнее. Звонит по видеосвязи и интересуется, когда снимут трубки, катетер, сколько капельниц было за день… Говорит долго, перекладывает телефон из руки в руку. Вижу в углу открытое Евангелие – наверное, читала накануне. В другой раз во время звонка что-то делает во дворе, цитирует псалмы – мама их наизусть знает, – и в палату, помимо её голоса, врываются кукарекание петуха и хрюканье поросёнка… Нет, моё место в больнице.

В окно соседней мужской палаты кричат:

– Касым! Касым!

Из любопытства встаю посмотреть: внизу стоят мужчина и женщина, видимо отец и мать. Увидев бледного сына, мать инстинктивно отшатнулась и закрыла рукой рот. Отец глотнул ртом воздух, быстро пришёл в себя и сказал:

– Мы тебе передачу принесли. В шортах нурофен. Не терпи боль. Выпей сразу две таблетки.

Мать кричит:

– Нам сказали, всё прошло хорошо, быстро поправишься. Будешь гранатовый сок пить. Из Раменского будем кумыс привозить. Эй! Через полгода уже можно жениться! Мы внукам имена придумали, назовём в честь бабушки и дедушки Айшат и Асадулла. Красиво? Не переживай, сынок, даже не думай… вот увидишь, войдёт в наш дом счастье! Что тебе привезти?

– Ничего… я пойду, лягу. Не могу стоять.

Сын уходит. Они ещё какое-то время смотрят с надеждой в окно, а затем, убедившись, что он больше не подойдёт, женщина начинает плакать. Муж её успокаивает, мол, неудобно, вдруг сын выглянет, а тут слёзы… нужно сдерживать себя.

Через минуту из этого места кричит моложавая женщина:

– Слава! Слава!

Картина та же: видя бледного сына, она инстинктивно отшатывается назад, быстро приходит в себя и рассказывает:

– Я тебе, Слава, брюки купила! Ты таких ещё не видел. Там столько скрытых карманов, как раз для экзаменов! Придёшь в себя, отлежишься, каждый день будешь свежие соки пить… Я, как чувствовала, две грядки морковки посадила. К первому сентября уже восстановишься на сто процентов.

Я не знаю, что Слава ответил матери, у меня голова закружилась, пришлось лечь на кровать. Закрываю глаза и думаю, думаю…

Болезнь – это шанс пересмотреть свою жизнь, как бы свериться с Евангелием, правильно живёшь или нет. Вся наша жизнь, судьба, здоровье – в Его и только в Его руках. В повседневности этого, увы, не осознаёшь. Глядишь на себя иными глазами, тем более близкие наглядно демонстрируют твою необходимость.

– Лена! – соседке по палате звонит муж. – А ты детям сколько соли в кашу кладёшь?

Лена отвечает, а он снова спрашивает:

– А если каша в варочных пакетах, её всё одно надо солить?

Другой соседке звонит бабушка:

– Вот, Настя, поздравь меня, я сегодня полдня промаялась и не смогла показания счётчиков передать по Интернету.

– Ну я же сто раз объясняла, показывала, как зайти в личный кабинет…

Бабуля возражает:

– Не в коня корм. Выпишешься, дай-то Бог, и сама всё сделаешь. Я Целителю Пантелеимону за тебя каждый день молюсь, он ведь при всех болезнях помогает…

Понемногу придя в себя, начинаю готовиться к выписке. Хочется домой. Назначенного часа жду с нетерпением, и пока врач заполняет документы, я успеваю мысленно купить арбуз, сварить борщ и постирать больничные вещи.

Наконец бумажка оказалась у меня в руках, в ней написано, что мне многое нельзя, но разве в этом дело?..

Вспоминаются слова схиархимандрита Илия: «Бог – рядом, Он крепок и силён».

И вот я уже уверенно спускаюсь по лестнице…

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска