О том, как рождался музей Вятского Преображенского монастыря

«Она мало о себе говорила»

Тем вечером, когда мы с художником и искусствоведом Любовью Борисовной Горюновой беседовали о музее Спасо-Преображенской обители, имя игуменьи Софии (Розановой) было упомянуто не один раз. И очень захотелось с нею встретиться. Матушка была из тех христиан, которые пришли к вере ещё в 1970-е, и обладала редким даром, когда всё, чего касалась, начинало расти, строиться, расцветать, в том числе буквально. Через несколько недель покроется цветами созданный её трудами монастырский сад. Она была одной из тех, кто географическую Вятку преображал в Вятку удивительную и любимую.

Но не судьба, не встретимся. Её не стало на следующий день после нашего разговора с Любовью Борисовной. Заменить матушку Софию никто не сможет, но дай Бог, чтобы память о ней вдохновляла тех, кто продолжит её труды.

Любовь Борисовна Горюнова и игуменья София (Розанова)

* * *

– Любовь Борисовна, не могли бы вы немного рассказать об игуменье Софии?

– Она мало о себе говорила. Родилась в Москве, в семье конструктора. Отец работал в области, связанной с освоением космоса, участвовал в запуске первого спутника. Погиб в тридцать четыре года, возвращаясь с Байконура. В шестнадцать лет Наталья Розанова – так тогда звали матушку – задалась вопросом, как жить дальше. Культурная молодёжь в то время ездила по древним городам, интересовалась прошлым своей страны, но веры ещё не было. Как вспоминала матушка, они стояли на пороге Церкви, а зайти боялись. Потом произошла её встреча с отцом Дмитрием Дудко. Часто бывая в Троице-Сергиевой лавре, она познакомилась со старцем Наумом и в какой-то момент решила, что настоящая жизнь для неё – это монашество. Несла послушание в Богоявленской обители Костромы, где стала, по её словам, «счастливой послушницей». Потом были постриг и благословение ехать на Вятку.

Сначала она служила в Макарьевском монастыре, затем получила благословение восстановить Преображенскую обитель.

Матушка София

Музей на берегу Вятки

– Любовь Борисовна, начнём с музея в Вятском Преображенском монастыре, который вы помогали создать. Как всё происходило?

– Сначала возникла идея выставки. Это произошло в храме нашего Преображенского монастыря. Когда служба закончилась, я подошла к игуменье Софии, поделилась задумкой. «Давай попробуем», – согласилась матушка. Так было положено начало. В тот момент у нас почти не было экспонатов, поэтому пришлось думать, как это восполнить. Год мы готовились, собирали материал, определялись с концепцией выставки, которая получила название «Неугасимая лампада». Посвящена она была истории монастыря. Разместили в зале фотографии и краткие биографии настоятельниц. Охватили отчасти девятнадцатый век, двадцатый, историю гонений. В центре стоял небольшой бумажный макет обители. Благодаря дизайнеру удалось сделать всё довольно красиво. Выставка проработала месяц, и среди отзывов мы находили пожелания создать музей. Какой музей? Из чего? Этого мы тогда ещё не знали, и всё, что было дальше, случилось по Божьей милости.

Любовь Борисовна Горюнова, фото из архива

В девяностые, когда Церковь была занята выживанием, восстановлением самого необходимого, было не до музеев, но потом они начали появляться при храмах и монастырях. Появился, наконец, и у нас на Вятке – первый. Матушка София не жалела ни сил, ни средств, поддерживали и горожане. Постепенно начало что-то получаться. Появились экспонаты, подиумы из натурального дерева, для оформления использовался шёлк, а витрины были вручную созданы вятскими мастерами. Такой музей не стыдно иметь даже большому городу.

– Как он устроен?

– Он состоит из трёх залов. Первый зал посвящён архитектуре монастыря, возникшего однажды на берегу Вятки, близ древнего Хлыновского кремля. Строить его начали вскоре после окончания Смуты, и назывался он тогда не женским, а девичьим. Изначально был деревянным, а нынешний вид начал приобретать, когда в 1696 году был возведён первый каменный храм – Преображенский. Потом начался так называемый век Просвещения, очень трудный для Церкви и трудный для обители, которой запретили постригать новых сестёр. Указ об этом дошёл не сразу, да и поверить, что такое возможно, сёстры были не в силах. Надеялись, что это какая-то ошибка, так что постриги продолжались. Но однажды за них взялись всерьёз, и всего за два года было расстрижено более пятидесяти монахинь. Это делалось, конечно, не из богоборческих соображений, как в советское время, а ради экономии. Лишив монастырь всех средств к существованию, государство обязалось выдавать на каждого монашествующего пять рублей деньгами и сколько-то хлеба. Отсюда и желание сократить число монастырей или хотя бы уменьшить общины. Так как большинству сестёр деваться было некуда, ведь они давно потеряли связь с миром, то вряд ли покинули родные стены, а обитель погрузилась в такую нищету, что жили впроголодь, на столе порой не было ни куска хлеба.

В девятнадцатом веке в России, наоборот, начался расцвет монашества, который прервался, когда к власти пришли враги Церкви. Сохранилось письмо сестёр, написанное в начале 1920-х: «Мы молим и просим только об одном: оставьте нам нашу церковь – это наша жизнь. Нам всем легче лишиться жизни, чем потерять эту церковь. Мы все труженицы-крестьянки, эту церковь строили своими руками. Мы сами носили на себе камни, кирпичи, глину, и только мастера мужчины нам выложили стены. Мы сами шпаклевали, делали резьбу на иконостасе, золотили, писали иконы. Эта церковь – наша душа, наша радость. Оставьте её нам». Но в 1924 году обитель была закрыта.

Мы заказали в Ярославле новый макет монастыря, очень красивый, с подсветкой, – он главный экспонат первого зала, детям так нравится. Наш местный художник Татьяна Дедова написала акварели с панорамами обители и другими её видами.

Макет обители в музее монастыря

А однажды матушка София предложила на репродукции карты, созданной когда-то Виктором Васнецовым, обозначить крестами женские монастыри епархии, места, где они стояли до революции.

Васнецовская карта и другие экспонаты

– Можно подробнее об истории карты?

– Виктор Михайлович уехал в Петербург в 1866 году для поступления в Академию художеств. Сдал экзамены, но вышло недоразумение, и, не зная, что поступил, он год перебивался с хлеба на воду. Тогда обратился в поисках заработка в типографию Ильина, где делали карты и атласы. То ли сам предложил, то ли ему предложили сделать карту Вятской земли, естественно не обычную, а очень красивую и интересную. Там были нарисованы сюжетные картинки: изображения вятских промыслов, ремёсел, которыми была славна губерния, отмечены металлургические заводы, созданы сценки народного быта, которые потом станут одной из главных тем творчества Васнецова. В Яранском уезде тогда бурлаки тянули баржи, это тоже было отмечено на карте.

Ну и мы в наше время внесли свою лепту, обозначив на Васнецовской карте монастыри Елабуги, Яранска, Уржума и так далее, всего девять. Все они были непосредственно связаны с нашим – Преображенским, который поддерживал как мог уездные обители. Здесь проходили школу их игуменьи, обучались монахини, в том числе в мастерских – слесарных, вышивных, иконописных и прочих. Ныне все эти монастыри разрушены, кроме нашего и Слободского. Мы почти ничего о них не знали, существование Покровской общины так вообще стало открытием. Благодаря трудам нашего краеведа Надежды Шевелёвой, много работающей в архивах, завеса неведения постепенно рассеивается. Мы тоже стараемся внести свою лепту.

Здесь же, в первом зале, рассказывается и о гонениях на Церковь, когда закрывались и рушились обители, арестовывались игуменьи и сёстры.

Во втором зале размещены мемориальные вещи. Главный экспонат – саккос владыки Виктора (Островидова), в котором он, предположительно, приехал к нам на Вятку в 1919 году. Саккос хранился в епархии, но был передан нашему музею. Он вращается, подсвечивается. На экране можно увидеть рассказ о жизни епископа Виктора. Владыка закончил Казанскую академию, служил в Иерусалимской миссии, Александро-Невской лавре, откуда приехал к нам. Потом был арест, Соловки. А путь свой закончил в Нерице Усть-Цилемского района Коми. При жизни он говорил, что хотел бы, чтобы, когда умрёт, его хотя бы пронесли мимо Вятки. Это пожелание было исполнено. После обретения мощей они, благодаря игуменье Софии, оказались в Вятке. Рака с ними находится теперь в нашем монастырском храме. Роль матушки в прославлении владыки Виктора вообще была выдающейся, они боролись за это вдвоём с ныне покойным отцом Алексием Сухих.

«Во втором зале размещены мемориальные вещи»

В этом же зале мы начали делать монашескую келью, страдая от нехватки подлинных вещей, принадлежавших сёстрам. Вдруг нашлись родственники одной из последних игумений монастыря – Рафаилы. Они подарили нам её вещи: Библию, Псалтырь, замечательное кресло, которое мы отреставрировали, стол, подсвечник, часы. Так появился наш Кабинет игуменьи. Сделали иконостас, где разместили образа, тоже подаренные, дореволюционные, – преподобного Серафима, Евфросинии Полоцкой с использованием ростовской финифти – очень красивый образ, Казанской и Тихвинской Божией Матери.

Постепенно начали воссоздавать облик мастерских. Их было двадцать пять, так что работ, наверное, сохранилось много, кое-какие из них начали появляться и у нас, например шитьё и иконы, представленные монастырём в 1904 году на выставке в Петербурге и получившие тогда малую золотую медаль. В 1920–30-е годы матушки зарабатывали на жизнь, делая стёганые одеяла. У нас хранится несколько из них.

– Какие из экспонатов вы могли бы назвать самыми любимыми?

– Очень дороги мне фрагменты алтаря, расписанного темперой. Сам алтарь был разрушен во время хрущёвских гонений, но кое-что, к счастью, уцелело. Ещё люблю вышивки матушки Серафимы (Мошкиной). Она подвизалась в Покровской общине, но оказалось, что потрудилась и у нас в Преображенском монастыре. Художественное образование получила в Петербурге, а в тридцатые годы была казнена за веру. Родственники матушки подарили нам её швейную машинку «Зингер», несколько работ – полотенца, скатерти, салфеточки, где вышиты инициалы мастерицы.

Так и заполнялись наши залы.

Когда открыли музей, жители города – священники, миряне – понесли иконы, книги, фотографии. Знаете ли вы такого фотохудожника мирового уровня – Сергея Александровича Лобовикова? Он жил на рубеже веков, о нём вышло несколько книг, известен он далеко за пределами России. Но никто не знал, что у него есть серия, посвящённая монашеству. Однажды приехали родственники Лобовикова и показали нам фотографии наших вятских монахинь, в том числе преображенских. Когда поняли, насколько это для нас важно, мы уж очень умоляюще смотрели – подарили их нам.

Таких историй множество. Настоятель храма Святой великомученицы Екатерины пожертвовал уникальный гарднеровский фарфор – чашечки и паломнические розеточки. Космонавт Виктор Савиных принёс икону, написанную отцом Фёдором Конюховым и побывавшую в космосе. На ней знаменитый путешественник изобразил своего близкого родственника – священномученика Николая Конюхова. Из епархии нам передали портрет известного вятского священника-иконописца Анастасия Максимовича Черногорова. Его работы есть и в Казанском соборе Петербурга, и в Вятском художественном музее. Иконописное творчество вятских художников мы знаем пока мало, но постепенно оно раскрывается перед нами, и будет, полагаю, ещё немало открытий. В общем, музей у нас, конечно, прежде всего монастырский, но постепенно превращается ещё и в собрание церковной культуры.

Глиняный мир

– Третий зал музея – наша гордость, место, любимое взрослыми и детьми. Посвящена эта комната, не удивляйтесь, дымковской игрушке – там расположена композиция, созданная знаменитой мастерицей Людмилой Дмитриевной Верещагиной. Интереснейшая история, тоже связанная с нашей матушкой игуменьей. В 2004 году она попросила Людмилу Дмитриевну, тогда ещё не слишком верующего человека, вылепить для обители красивый храм из глины. Верещагина согласилась, начала изучать историю монастыря, беседовала с матушкой, потом обратилась за духовной помощью к священнику, который стал её духовником. Как она сама говорила, игрушка – явление скорее языческое и, чтобы превратить её в православную, нужно много потрудиться над своей душой. Лепила и воцерковлялась, признаваясь, что без молитвы ничего бы не вышло. Так родилось это собрание. Коллекция – подлинный шедевр, впечатление потрясающее! Игрушки располагаются на трёх уровнях, это своего рода лествица, поднимающая нас от мира дольнего к миру горнему, показывающая преображение человека, – библейское слово, воплощённое в глине.

Коллекция, созданная знаменитой мастерицей Людмилой Дмитриевной Верещагиной – подлинный шедевр.

– Все игрушки сделаны Верещагиной?

– Да, там четырнадцать сюжетов, а самих игрушек 174. Однажды эту композицию увидели в Москве, и Музей декоративно-прикладного искусства захотел её выкупить. Здесь, в Кирове, к Людмиле Дмитриевне тоже обращались частные музеи с просьбой что-то продать. Но как-то раз мастерица собрала все свои работы, в двадцать с лишним коробок, и привезла в монастырь, со словами: «Это моя малая лепта Богу». Это была её жертва.

Верещагина отошла ко Господу, а мы создали музей в музее, посвящённый ей. Нижний ряд композиции – мир дольний. Там сенокосы, птичий двор, гулянья: люди вышли, причастившись, из храма и прохаживаются по набережной Вятки. Верхний ряд – храмы, крестный ход, а средний – радуга, символ примирения Бога и человека.

Лучшие свои работы мастерица подарила музею возрождающейся обители.

Матушка неслучайно говорит, что наш музей – это преддверие храма, готовит людей к тому, чтобы в него войти. С этим связана и система экскурсий, которые я провожу – это такое моё послушание. Одна экскурсия посвящена музею, вторая – богословию в камне, архитектуре монастыря, третья – храмовой иконописи. У нас только образов с мощами около сорока. Рассказываю о палехской иконе, как она связана с Вяткой, разъясняю смысл сюжетов. Эту экскурсию очень ценят, некоторые приходят на неё не по одному разу.

Ещё одна экскурсия посвящена монастырскому саду, где стоит памятник купцу Гостеву – именно его трудами был построен в конце семнадцатого века наш первый каменный храм и многое другое в обители. Мы рассказываем о Гостеве, о его трудах. Потом подводим гостей к поминальному кресту в память об игуменьях обители. В саду растёт множество яблонь, вишни, груши, черешня. Очень красиво, особенно когда начинается цветение. «Кусочек рая на земле» – так говорила матушка София. Летом распускаются цветы. Есть у нас и маленький лес, где стоят ели и сосны, саженцы которых были привезены из Великорецкого. На огородиках рядом со звонницей растут земляника, зелень и овощи.

Сад разбит там, где когда-то стояли кельи, в которых жило около четырёхсот сестёр. Сейчас их можно пересчитать по пальцам, мы словно вернулись в самое начало, в первые десятилетия семнадцатого века, так что для обители многое осталось в прошлом, но многое и впереди.

Возобновлённая Преображенская обитель (фото: вятская-епархия.рф)

Настоящая жизнь

Здесь, в Преображенском монастыре, каждый день начинается с богослужения. Потом матушка благословляет и у Любови Борисовны начинается работа…

– Здесь я нашла себя, – говорит она. – Когда веду экскурсию, рассказываю об иконе, очень хочется, чтобы люди увидели её живой, глазами верующего, ведь икона не просто произведение искусства. После недавней экскурсии одна женщина сказала: «Я была то ли на небе, то ли на земле». В такие минуты осознаёшь, что живёшь, трудишься не зря.

Но этому выбору Любови Горюновой предшествовал долгий путь, который легче понять, когда она рассказывает о своих предках.

– Мой дедушка, директор обувной фабрики, был репрессирован. Тем не менее отец повесил на стену репродукцию картины с изображением молодого Ленина. Называлась она «Мы пойдём другим путём». У бабушки в деревне картина тоже имелась – «Три богатыря», из старорусского прошлого. И конечно, иконы. Помню, ещё ребёнком я просыпалась на полатях и видела, как бабушка молилась, а по дому растекались чудесные запахи – пеклись пироги и прочие вкусности. Их запах для меня неотделим от бабушкиной веры, от счастливых минут моего детства. Так я и росла, то в городе, то в деревне, но деревня в конце концов победила.

Бабушка ходила когда-то в крестный ход на Великую, она была великой молчуньей. Вспоминая её, думаю об этом умении – молчать, смиряться, терпеть, погрузившись в свою внутреннюю пустынь. Увы, я другая, мне всю жизнь приходилось много говорить. Но именно память о бабушке сподвигла меня в 1980-е потянуться к Церкви. То, что вобрала в себя в детстве, взошло. Сейчас, когда занимаюсь с внучкой, говорю ей о каких-то сложных вещах, о вере, то прихожу к выводу, что именно пока человечек маленький, нужно успеть ему рассказать как можно больше. Дети легко принимают то, что потом приходится обретать с огромным трудом. Но как бабушка передала мне это почти без слов? Это, наверное, тайна любви.

В середине семидесятых я окончила пединститут, факультет иностранных языков, а второе образование получила в Ленинграде, в Академии художеств. В храм начала бегать именно там, в Петербурге, а в 1991 году впервые отправилась в Великорецкий крестный ход. Когда преподавала в университете, на культурологическом факультете, рассказывала об этом ходе студентам – мне казалось, я что-то о нём знаю. Но действительность обнаружила беспочвенность этих иллюзий. Понимание начало приходить, когда я сама пережила тяготы тридцатикилометровых переходов, открывая для себя этот мир молитвы и красоты. Ночью идёшь: певчие поют, несут фонарь, иконы, а рядом идут бабушки, которые ходили на Великую ещё в советские годы. Слушаешь, как это было, их рассказы о Боге – живом Боге, а не о книжном, воображаемом, – и чувствуешь: это и есть настоящая Россия.

Когда отправилась в путь, взяла с собой рюкзак. Не знала, насколько это тяжело – идти по солнцу день за днём. На первой стоянке подошла машина и нам предложили подвезти вещи. Рассталась я с рюкзаком, иду налегке, и стало мне как-то неудобно. Предлагаю бабушке рядом, ей лет восемьдесят, свою помощь – понести её сумку. Неожиданно она отказывается. Подхожу к следующей: тоже нет. Наконец, одна объясняет: «Грехи свои несу сама». А я, выходит, свои с машиной отправила! Приходим на последний в тот день привал, уставшие, изнемогающие, а машины нет. Совсем стемнело, а она всё не приезжает. Оказалось, что за несколько километров от нас закончился бензин. Только поздней ночью я смогла вернуть свои вещи, больше с ними не расставалась. Потом было возвращение в Киров, когда несколько дней пришлось привыкать к тому, что мир лишился многих красок – стал тусклее, потерял большую часть тех смыслов, которыми я жила целую неделю. Ведь в крестном ходу нет ничего, кроме Христа, Богородицы, Святителя Николая. Это очень насыщенная, настоящая жизнь.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска