Рубрика • ХХ век•

Епископ Иоанн (Максимович)

Имеет ли еще сербский народ друзей на свете? Он их имеет, но больше неизвестных, чем явных. Опишу одного из неизвестных – одного, но трудолюбивого и святого.

9 октября 1951 года монах с камилавкой на голове медленно шел по улицам Марселя к пристани. Он внимательно всматривался в мостовую и как будто что-то искал. Когда нашел, он остановился посреди улицы. Это была плита в мостовой, которая обозначала место гибели короля Александра и французского министра Барту.

Монах перекрестился, надел епитрахиль, зажег свечу, поставил ее на плиту и начал служить панихиду по королю Александру, в 17-ю годовщину его смерти. Уличное движение приостановилось, прибежала полиция, быстро собралась масса любопытствующих французов и, узнав, в чем дело, начала набожно креститься и молиться Богу об упокоении души великого покойника. Окончив панихиду, священник окропил плиту вином, сделал глубокий поклон и медленно, без слов удалился.

Что ему и говорить? Великие события являются великими проповедниками. Приехал из Парижа лишь для этого дела и немедленно же вернулся обратно. Кто он? В канун прошлого праздника св. Николая тот же священник прибыл из Парижа в Омишну, близ Триеста, чтобы навестить сербских беженцев из Югославии.

Среди них (2 000 человек) сербы и русские, тяжелая судьба которых доставляет большие заботы всем русским и сербским организациям в Америке. Многие русские празднуют день св. Николая как день своих именин, а сербы – как славу, но не было священника, т.к. сербский священник должен был в тот день служить в Триесте, в церкви Св. Спиридона, и народ был весьма огорчен. Но неожиданно явился этот чудный пастырь. Он отслужил сперва бдение, затем торжественную литургию, отслужил молебен всем русским именинникам – Николаям, торжественно разрезал сербам «калачи», сказал проповедь, с литией обошел брачную церковь и задержался там с 8 утра до 2 часов дня. Остался с народом еще три дня, утешая, укрепляя и благословляя каждого. Затем возвратился в Париж.

Кто же этот человек – слабый телом, со светлыми очами и улыбающимся лицом? Это бывший уличный продавец белградских газет. После Первой мировой войны он каждое утро приходил к зданию Патриархии, крича: «Газеты, газеты!» Мы покупали у него газеты, но никто из нас не подозревал, что еще до эмиграции в Сербию он окончил высшие учебные заведения в России: кадетский корпус в Полтаве и юридический факультет в Харькове. Продавал газеты и этим слабым заработком содержал своих родных и себя.

Окончив богословский факультет в Белграде, он принял монашество и был профессором богословия в моей Охридско-Битольской епархии. В 1934 году назначен епископом в Шанхай, в Китай. Избежал нашествия коммунистов и с 5 000 православными с острова Тубабао, около Филиппин, прибыл в Америку, где через два года был возведен в сан архиепископа и послан в Европу. Этот человек – преосвященный Иоанн (Максимович), ныне православный архиепископ Парижский и Брюссельский. Его предки были боярами и дворянами. Его прадед того же звания, Иоанн (Максимович), был во время царя Петра I архиепископом в Сербии и в русский календарь занесен как святой (митрополит Тобольский. Причислен к лику святых. Прославлен в 1916 году. – Ред.).

Владыка Иоанн рассказывал мне и другим, что его предки были сербами, бежавшими в Россию от турецкого притеснения. Эта память о своем сербском происхождении издревле возжгла в его сердце неизмеримую любовь к сербскому народу. В Шанхае он читал доклады по сербской истории, торжественно праздновал дни св. Саввы, Видовдан, св. Симеона Немании, св. Василия Острожского и всех сербских календарных святых и все сербские национальные праздники. От него китайцы в Шанхае впервые узнали о сербских именах. Одну церковь в этом городе он посвятил сербской святой Петке. С иконой св. Наума Охридского ходил по больницам и читал молитвы больным китайцам и многих исцелял, о чем имеются докторские удостоверения. Еще в Битоле он стал известен как великий постник и молитвенник. Каждый день служил литургию. Никогда не спал лежа в постели. Никто никогда не видел его гневающимся и не слышал от него грубого слова, и нигде он не называл чужого греха или же свои достоинства. Всегда смиренный, готовый каждому послужить, в течение двух лет жизни в Нью-Йорке он получал по 40 долларов в месяц. Это было все содержание. Люди, правда, из уважения к нему приносили ему дары в виде еды и одежды, что он тотчас же раздавал другим.

Однажды зимой я служил с ним службу в русской церкви в Бронксе (Нью-Йорк). Он затем проводил меня на улицу. На нем была одета легкая ряса из тонкого китайского шелка. «Хорошая у тебя ряса, брат Иоанн, и хорошо на тебе сидит», – сказал я ему между прочим. Как только я это произнес, он начал снимать рясу, чтобы мне ее отдать. Я удивился и убежал. Эта ряса была дар ему от кого-то и воспоминание о Шанхае. Таков он – и только он. Он и будущность свою не обеспечивает, и не заботится о ней. Заслуженная народная любовь – самый верный банк, который с наибольшим процентом обеспечивает Божьего слугу и в жизни, и по смерти. А Иоаннова легендарная самоотверженность – настоящая святая самоотверженность! О каждом он больше заботится, нежели о себе, а потому и все заботятся о нем. Благодаря этой беспримерной в наше время доброте и самоотверженности его всюду провожают со слезами и встречают с радостью. Как из Битоля в Шанхай, так и из Шанхая в Америку и из Америки в Европу.

Я часто в жизни был пристыжен перед лучшими меня, но должен признаться, что ни перед кем я не ощущал себя настолько пристыженным, как перед владыкой Иоанном, так как во всякой добродетели и во всяком христианском совершенстве он меня опережает, как конный пешего. Не могу достичь его духовной высоты. Но, с другой стороны, радуюсь и горжусь, что мой сербский народ имеет в таком Божьем человеке искреннего друга и постоянного молитвенника. Неоплатный друг, который вознаграждает, сам не будучи должником, без признательности остается верен, не будучи ожидаем, сам притекает на помощь, не будучи отмеченным и постоянно служит.

– Почему нет святых в наше время? – спросила меня девочка из детского летнего лагеря в монастыре Св. Саввы в Либертвилле, осматривая в церкви лики старых святых.

– Есть, доченька, есть они, – ответил я. – И будут до конца времен. Есть они и будут, так как святые – сыны Христовы, а Христос всесилен. Только те, наисвятейшие, являются наиредчайшими, как золото в песке, и не выдвигаются, а даже скрываются, дочь моя. Песок являет себя скреплением, а золото – сиянием.

Епископ Николай (Велимирович)

(«Православная Русь». Перевод с сербского, 1954 г.)

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска