Путь на Пинегу

Монашеская судьба. Беседа с наместником Артемиево-Веркольской обители архимандритом Иосифом (Волковым)

Святой отрок

Житие Артемия Веркольского состоит из двух частей. Первая, очень короткая, посвящена его жизни и смерти. Вторая – рассказ о его посмертных чудесах, точнее самых известных из них.

Артемиево-Веркольский монастырь

Эта история по-настоящему поразила меня, когда впервые услышал её в середине девяностых. Случилась она во времена Иоанна Грозного, который Грозным, правда, ещё не стал, с Артемием они были почти ровесники. Жил-был крестьянский мальчик в деревне Веркола, довольно глухом углу Русского Севера. Однажды помогал он отцу боронить поле. Началась гроза, и рядом с мальчиком ударила молния. Умер ли он от электрического разряда или от страха – неизвестно. Односельчане были уверены, что это было наказание Божие, поэтому хоронить Артемия не стали и священника для отпевания не позвали, но отец бережно положил тело в сруб. Прошло тридцать два года, и однажды дьячок местной церкви увидел свет над тем местом, где лежал Артемий, и позвал народ. Так были обретены нетленные останки святого.

Св. Артемий Веркольский. Фрагмент иконы. Вторая половина XVIII в. Архангельский Север

Вот с этого и начинается история чудес по молитвам к святому, который не был ни преподобным монахом, ни даже известным своей праведностью мирянином. Просто мальчик, убитый молнией. Но Господь решил прославить – и прославил. На месте обретения мощей впоследствии появился монастырь. Монастырь гремел на всю Россию, очень был богатым и славным, пока не наступил 1918 год. Монахов богоборцы изгнали, но мощей святого отрока не нашли. Вместо них лежали уголь, горелые гвозди и битый кирпич. Похоже, братия унесла останки святого покровителя с собой, на этом следы их теряются.

Ансамбль-Артемиево-Веркольского монастыря. Конец XIX-в.

– О судьбе мощей святого отрока Артемия новых сведений не появилось? – спрашиваю я наместника монастыря отца Иосифа.

– Нет. Ясно лишь, что они не попали в руки гонителей. Когда пришли красноармейцы, то обнаружили пустую раку. Местные предания говорят, что монахи их спрятали вместе с церковной утварью. Легенда живописует, как целые обозы вышли из обители. Это, конечно, преувеличение. Время от времени нам сообщают о новом видении, мол, там-то или там-то находятся мощи. Некоторые даже сами пытались искать, в том числе на территории монастыря: стены промеряли, плитки поднимали в Успенском соборе. Думаю, придёт время и Господь всё устроит, явит мощи. Это и от нас зависит, насельников, от нашего благочестия. Быть может, случится это в трудный момент для страны или Архангельской земли.

Пока они под спудом, но у нас хранится частица мощей, которую преподнёс в дар монастырю протоиерей Артемий Владимиров. Она находится в новописанной иконе, перед которой мы совершаем молебны.

Есть ещё старинная икона, которая росоточит. Я ещё иеродиаконом был, когда увидел во время каждения, как это происходит, и происходит явно не в первый раз, потому что роса выступает там, где на ножке и ручке нет краски. Я пальцем макнул, помазался. Это случается перед какими-то серьёзными искушениями, скорбями, чтобы укрепить.

С этого и началась наша беседа о судьбе отца Иосифа и о том, как живёт обитель сегодня.

Архимандрит Иосиф (Волков)

До пострига

– Ваши родители были верующими?

– Неверующими, а отец даже некрещёным. Но все нравственные основы я получил именно от них. Школа повлияла минимально, главное – семья. Как воспитают, так всё и сложится потом. Учили не воровать, помогать ближним, беречь душу. Работали они инженерами в подмосковном Фрязино. Закрытый город, построенный после войны пленными немцами. Все предприятия работали на оборонку, наше не было исключением. Называлось НПО «Исток»; производило приборы для спутников, кораблей и так далее, что-то связанное с лазерами, магнетронами, СВЧ-техникой. Я тоже там трудился, но рабочим. После того как окончил институт по специальности радиоинженер, мог устроиться уже в новом качестве, но это совпало по времени с моим желанием пойти по церковному пути.

Крестился я в зрелом возрасте, уже после армии. Служил в Чехословакии, в роте связи танкового полка. Мог попасть совсем в другое место, так как меня поначалу записали в команду водителей, отправленную, как я потом узнал, в Афганистан. Чем бы это закончилось, не знаю, но водителей погибло очень много – наши колонны постоянно попадали в засады. Когда стоял на комиссии, я этого не знал, конечно, но уточнил, что я не шофёр, права любительские. Офицер внимательно посмотрел на меня и вычеркнул из списка. Бог знает, сколько таких развилок на нашем пути, некоторые из них ведут к гибели.

Родители мои были небогаты, инженеров в позднем СССР зарплатами не баловали, так что я никогда не был на море, да и вообще никуда толком не выезжал. А тут Чехословакия, горы Татры, совершенно другая жизнь. К счастью, наша часть располагалась в Словакии, местные жители относились к нам очень хорошо. Чехи, говорят, относились иначе: могли камнями забросать поезд с нашими военнослужащими, напасть на часового.

Как я пришёл к крещению? Через скорби, о которых не хочу говорить. Господь мне открылся, и я в конце восьмидесятых годов решил, что хочу стать православным – на этот счёт сомнений не было. Нельзя сказать, что в детстве я совсем не интересовался, есть ли Бог. «Ну вот, Солнечная система, Вселенная. А дальше что?» – спрашивал я у родителей. Бабушка говорила, что Бог есть. Отец недоумевал: «Где же Он, на облаке сидит? Ты веришь, что такое может быть? Люди на самолётах летают, Его не видят, в космосе тоже не нашли».

– Потом они изменили отношение?

– После моего воцерковления – да. Сначала мама воцерковилась, потом папа крестился. В середине девяностых с отцом случилась беда. Недалеко от заводской проходной его то ли сбила машина, то ли напали и избили – непонятно. Велосипед искорёжен, тяжелейшая травма головы. Врачи не верили, что он выживет, но отец выжил и рассказал, что видел и слышал, побывав на том свете. Ему там кто-то что-то показывал. Не знаю, как относиться к этим видениям, но то, что он поднялся на ноги, точно было чудом, и я верю, что в том числе и по нашим молитвам.

– Как вас звали до пострига?

– Дмитрий, а отца Владиславом звали.

Три инженера

– Почему вы избрали монашеский путь?

– Мне хотелось создать хорошую православную семью, я ничего не имел против такого поворота судьбы. Иногда думаю, каким бы я мог стать родителем. Мне кажется, неплохим. В то же время по мере воцерковления всё сильнее разгоралось желание стать монахом.

Старец Наум, к которому я обращался за советами, отправил меня к известной тогда блаженной Наталье. Она жила в Рязанской области, потом приняла постриг с именем Феодосия. Она много лет пролежала, будучи парализованной, и Господь дал такой дар. Мы ехали к ней по раскисшей дороге, машину заносило, и когда встретились с матушкой, она говорит: «Ой, я за вас молилась. Как машину-то кидало, то влево, то вправо!» – словно всё это видела. Ещё предсказала, что мне придётся много поездить по миру. И верно, где только не бывал, будучи наместником: в Иерусалиме, Греции, на Афоне, в Канаде, Болгарии. А по моему делу сказала, что я сам могу решить, какой путь выбрать. Хочешь стать монахом – становись, хочешь жениться – это тоже спасительно.

Меня иногда спрашивают, почему я не женился. Знаете, когда мне было лет шесть или семь, мы с другом играли во дворе, где соорудили из коробок крохотные кельи. Помню детские ощущения, когда меня словно осенило и мы решили дать друг другу обещание никогда не жениться. Это было очень торжественно, словно мы кому-то обет дали. Уже будучи здесь наместником, я узнал, что друг тоже не нашёл спутницу жизни, хотя и не пошёл церковным путём. Когда встал выбор, что же мне делать, я об этом случае не очень помнил. Но всё так складывалось, что монашество оказалось предпочтительней.

Как-то один батюшка почти убедил меня, что семейная жизнь – это тоже хорошо. Он, кстати, сам был иеромонахом – духовным чадом старца Кирилла (Павлова). Обычно не рассказываю эту историю, но уж ладно. Ну как убедил? – я и сам был не против. «Ну да, – говорю, – наверное, может быть». «Есть у меня девушка одна в приходе, – говорит, – которая может стать хорошей женой». Показал мне на неё: «Вон она стоит». Я растерялся. Словно что-то подсказывало: не надо тебе этого. Но раз священник говорит, значит, всё-таки надо. Тем более что и сам я девушками интересовался, как все нормальные молодые люди, и человек я семейного склада. Велел мне этот батюшка на воскресную службу прийти, после которой обещал нас с этой девушкой познакомить. Прихожу в этот старинный храм. Священник выходит из алтаря, движется ко мне, а я молюсь: «Господи, да будет Твоя святая воля. Господи, да будет…» Батюшка проходит мимо, едва не касаясь, но словно не замечая. Ещё раз проходит и ещё. Мне было очень неудобно о себе напоминать – видно, передумал или девушка не захотела со мной встречаться. Когда в следующий раз оказываюсь в храме на исповеди, батюшка спрашивает: «Слушай, ну как так можно? Я же обещал тебя познакомить, девушка ждала, расплакалась из-за того, что ты не пришёл. Что же ты?!» «Как не пришёл? – недоумеваю. – Стоял ждал, вы мимо меня несколько раз прошли и ничего не сказали». – «Да? Не увидел тебя». Не было воли Божией, и всё тут.

Поехал к отцу Науму, и благословил он меня уволиться с работы и поехать во Флорищи, это под Владимиром, в Свято-Введенский храм, где я прошёл своего рода школу молодого бойца, будущего инока. Был я там не один, вместе с другими мирянами, которым преподавали основы православия, катехизис, литургику. Одним из послушаний было – топить печку. Служба начиналась в три часа ночи, к этому времени должно было быть тепло. И однажды, пока я этим занимался, вдруг сошла на меня такая благодать! Чем я это заслужил? – понять не могу. Не молился, поклоны не клал – печку топил. И лишь позже узнал, что в этот день венчались мои родители – 23 февраля. Почему запомнил? – это была ещё и дата их свадьбы. Вот как важно это Таинство.

Пробыл я во Флорищах месяца три, наверное, после чего батюшка Наум благословил отправиться на Архангельскую землю. Не меня одного, поехали вдвоём с будущим отцом Варнавой (Лосевым), он сейчас благочинный академического храма в Троице-Сергиевой лавре. Сначала отправились в село Павловск на Виляди, восстанавливали храм вместе с отцом Христофором (Цупкиным), готовили к первой литургии – тогда там даже пола не было.

С отцом Христофором, кстати, мы когда-то работали на одном заводе и в одном отделе. Я знал, что он верующий, а когда встретились в храме, подружились. С тем давним временем связано одно событие. Поехали мы с отцом Христофором, тогда ещё мирянином, в паломничество, в Рязань. Жили у его знакомого священника, у которого на столе стояла иконка Спасителя со склонённой главой. Как-то раз молились перед ней и увидели, как в одном из глаз Христа выступает слеза. Это предшествовало внутренней брани, избирать ли монашество или нет. Вспоминаю прочитанное о священномученике епископе Серафиме (Звездинском). Он, если правильно помню, перед постригом поехал к своему духовнику в Зосимову пустынь, и только ногу заносит, чтобы сесть в поезд, как видит девушку, в которую был влюблён, и она его любила, но они расстались. И он пережил одну из самых больших внутренних браней в своей жизни, оказавшись перед выбором: то ли пойти поприветствовать её – и чем это закончится, неизвестно, то ли всё-таки добраться до старца и взять благословение на монашество. Но он всё-таки садится в вагон, после чего буря стихает.

В апреле 97-го года нас с отцом Варнавой повезли сначала к владыке Тихону в Архангельск, где он нас благословил на монашескую жизнь, а потом – в Сийский монастырь. Когда отправились в путь, было тепло, под ногами – каша из снега, а в Сие мороз ударил, тридцать градусов. И я впервые в жизни увидел северное сияние. Было необычайно красиво, и воспринял это как знак. В обители встретили и отца Христофора, который тоже готовился к постригу. Той же ночью нас постригли – настоятель обители отец Трифон (Плотников) и отец Гурий, ныне епископ Арсеньевский и Дальнегорский.

Ещё за полгода до Флорищ я отправился в Лавру к отцу Науму. Он принимал под алтарём храма Преподобного Сергия, где была такая холодная келья, что у людей шёл зимой пар изо рта. Батюшка, улыбаясь, протянул мне три монашеских парамана и три креста. Прозрел, что нас будут постригать втроём и его подарки пригодятся.

Отец Трифон интересно давал нам имена. Отец Варнава, получивший имя святого Варнавы Гефсиманского, знать не знал, кто это такой, зато хорошо пел, знал ноты. В общем, человек был музыкальный. Я же и читал о преподобном Варнаве, и был в Лавре на его прославлении, но меня – человека, лишённого слуха, – назвали в честь Иосифа Песнопевца. Что интересно, я после этого слышать стал, понимать, кто фальшивит, а кто нет, то есть какой-никакой слух появился.

– Отец Христофор тоже был инженером?

– Да, он работал в нашем отделе инженером. А мы с отцом Варнавой получили дипломы инженеров в своих институтах. Кстати, ещё один сотрудник нашего завода, ныне отец Симеон, служит у меня сейчас на подворье в Карпогорах. Долго я его звал, пока они с матушкой наконец не решились к нам перебраться.

После пострига мы с отцом Варнавой временно остались в Сие. Так-то нас сразу хотели в Веркольский отправить, но он в то время лишился наместника, так что учить нас монашеской жизни пришлось месяцев семь отцу Трифону.

– Как родители отнеслись к вашему постригу?

– Благословили, хотя и с трудом, со слезами.

«В тайге живём»

– Когда вы приехали в Веркольский монастырь?

– Когда там появился новый наместник – отец Варнава (Пермяков). Он приехал в Сию и забрал нас с Варнавой в январе 1998-го, в канун Крещения. Вот только не знаю почему, но отцы наместники у нас надолго не задерживались. Ни о ком не скажу плохого, что-то успевали сделать на благо обители и окрестных земель, но, конечно, до Сийского нам было очень и очень далеко. В лучшие времена Веркольский монастырь не особо уступал Соловецкому, так что управляли им викарные епископы. А в 2000 году владыка вызвал меня, молодого иеромонаха, который и в Церкви-то недавно, сказав, что так и так, будешь исполняющим обязанности наместника.

После того как нас с отцом Варнавой рукоположили в иеромонахи, служить стали каждый день, начиная в три часа утра. Людей тогда было совсем мало: кроме нас, из постоянных насельников были монах Рафаил (Бурмистров), приехавший из Ярославля, и архангелогородец Венедикт (Меньшиков), в то время инок. С прихожанами – ещё хуже. В тех городских храмах, где я бывал, люди часто руку поднять не могли перекреститься, так было тесно. Здесь же порой никто не приходил на службу в течение нескольких месяцев. Веркола – родина писателя Фёдора Абрамова, село не слишком многолюдное, к тому же на противоположном берегу Пинеги – путь до нас неблизкий. Когда река начинает замерзать, идёт шуга, а весной, когда река начинает киснуть одну неделю, вторую, третью, а потом ледоход, и вовсе не добраться.

Иеромонах Венедикт (Меньшиков)

Условия были жесточайшие. Не хватало еды, даже рыбу мы могли себе позволить в обычные, непостные, дни лишь по воскресеньям. Щитовидка после этого не сразу, но, слава Богу, наладилась. Зимой вокруг волки бегают – в тайге живём. Во время службы руки греть приходилось у лампы, которая светила на клиросе. Но благодать Божия помогала нам всё это переносить. Так было долгое время, пока не нашлись благодетели.

В других сёлах о нас и вовсе не знали, так что уже потом, когда слух о монастыре прошёл, стали приходить по одному, по двое. В округе ни одного прихода в те годы не было много десятилетий, и народ от Церкви отвык совершенно. В Суре, правда, была создана женская монашеская община, которую мы с отцом Варнавой окормляли по очереди, и в Карпогорах был оборудован храмик, где мы служили достаточно часто. Статус у монастыря миссионерский, и, когда начали ездить по окрестностям, дети за руку маму дёргали: «Мама, мама, смотри, а почему дяди в юбочках ходят?» Они не то что не видели священников, но и не догадывались о нашем существовании. Постепенно, однако, слава Богу, всё начало налаживаться. Пошёл народ креститься нарастающим потоком. Отец Наум благословил крестить полным погружением. Летом – в реке, но оно у нас короткое, так что остальное время – в купели, которую нам сделали.

Братия

– Самое плохое – не было преемственности, – вспоминает отец Иосиф. – Ещё недавно монастырь был школой для умственно отсталых детей. Отец Венедикт – в прошлом автослесарь из Архангельска, мы с отцом Варнавой тоже технари, с небольшим опытом церковной жизни. Поэтому до многого приходилось доходить самим, с Божьей помощью. К счастью, отношения с самого начала были хорошими, и сейчас, когда у нас пятнадцать человек братии и трудники, атмосфера хорошая.

Много было трудников с интересными судьбами: хирурги, военные…

Из монашествующих – отец Антоний, поступивший в обитель немногим позже меня, в конце девяностых. Был он намного старше меня, служил в армии замполитом. Потом алтарничал здесь, и мы просто любовались его армейской выправкой. Ни одного лишнего движения, как повернуться, как свечку поставить – всё идеально. Сейчас он у нас кем-то вроде заведующего канцелярией. Они с отцом Наумом земляки, родом из одной деревни в Сибири – Малоирменки. Прежде она называлась Шубинка, поэтому случается иногда путаница, откуда же наш батюшка, но это разные наименования одного места.

Иеродиакон Лазарь – из Таджикистана. Он из учёных, занимался охраной природы. Родители были учителями, крещёными людьми. Тоже батюшка Наум к нам благословил в конце девяностых, как и иеродиакона Матфея, педагога из Рыбинска. Он подвизался в сибирских монастырях, потом к нам приехал. Игумен Митрофан (Охалов) в середине девяностых был в нашем монастыре послушником. Долгое время служил на Брянщине, потом приехал к нам в отпуск – и так ему у нас понравилось, что остался, понятно испросив благословения у своего и нашего архиереев. Одно время пришлось ему окормлять женский монастырь в Суре, но, как только в селе появился свой священник, вернулся.

Как-то так получилось, что некоторые из монашествующих и многие трудники в прошлом – сидельцы. Отпечаток прежней жизни сохраняется, но они молодцы – нашли силы справиться с собой. Я не о склонности к преступной жизни, это само собой разумеется. Но знаете, какие там традиции, в этой среде? Пол помыть, туалет почистить – это не по чину, уронить себя. Представьте, на зоне бы заставить их это сделать! А тут люди имеют по несколько сроков, у них статус, были авторитетами в своей среде. Но в монастыре от всего этого нужно отказаться, смиренно служить Богу, исполняя послушания. И они смогли. Готовы выполнить любую грязную работу. Это подвиг, чудо. Недавно почил отец Серафим, тихо ушёл – заснул и не проснулся. У него было медицинское образование, учился в Архангельске, потом пошёл по преступной стезе – уже не помню, что с ним случилось. У нас и на клиросе читал, и просфорником был хорошим, но главное – занимался огородом, прекрасным огородником был. Одно время нам оказывал братскую помощь сийский огородник отец Елисей, многому научив отца Серафима, так что уже ранней весной, раньше всех, у нас появлялись редиска, зелень.

– А что у вас ещё есть, кроме огородов? Знаю, и трактора есть. А из живности что?

– Уже несколько лошадок сменилось – стареют. Иногда по две было, а сейчас у нас лошадка мезенской породы, очень ласковая. Мезенские для Севера очень хороши. Они зимой копытом разгребают снег и могут питаться травой, оставшейся с осени, а вместо воды, когда надо, есть снег. Такая порода, знаете, как олень. Ну, не прям на сто процентов, но близко – небольшая, но очень выносливая лошадка, северная. Выручает нас часто. Допустим, приехали школьники: дети сами идут, а их вещи лошадка везёт. Вообще-то он мерин, Иртышом зовут.

Монастырские послушания на «мезенке»

Ещё у нас хороший коровник, есть молочная кухня, где мы делаем самые разные сыры: и твёрдые, и мягкие, и маасдам, и другие. Пробовали делать и рикотту, потом с другими сырами экспериментировали, несколько сортов нам понравилось. Сейчас Дмитрий ими занимается.

– Кто он по профессии?

– По профессии? Как там в фильме? «Он кто по профессии?» – «Солист». – «А в каком театре пел?» – «На зоне капусту солил». Не помню, чем раньше занимался.

– Куда продаёте сыры?

– Мы не продаём. Мне так думается, что сначала нужно обеспечить братию, паломников, а излишков у нас нет. Не хватает людей, чтобы много коров держать, так что дойных всего пять. На столах молоко, творог, масло. Сыры выстаиваются в камере, а как готово – выставляются на стол.

Нашу жизнь трудно описывать, живём и живём. Поначалу приходилось очень тяжело, потому что не было ни опыта, ни человека, который мог бы его нам передать. Особых трудностей с людьми нет. Многие приезжают покаяться перед смертью, потрудиться во славу Божию, и мы их потом, воцерковлённых, очистившихся, провожаем в последний путь. У нас такая атмосфера, мы сильно людей не напрягаем. Нет такого, чтобы «налево!», «направо!», «ах, не хочешь приказов исполнять – иди отсюда!». У нас не так. Создаём условия, чтобы человек мог молиться и благочестиво жить. Остальное не так важно. Бывает, что, когда критическая масса определённых людей собирается, происходят срывы. Тогда приходится расставаться, но такое, слава Богу, случается очень нечасто. Если человек не скрывает свои проблемы, у него есть надежда, если скрывает, то враг его рано или поздно добьёт. Самые скорбные моменты – это когда обманываешься в человеке, которому доверял. Наверное, каждому через это нужно пройти. Самые радостные – когда приходит от Бога утешение, благодать.

«Иных уж нет, а те далече»

– Отче, вы рассказали о братии, которая и сейчас с вами. Можно ещё и о тех, кто прошёл через вашу обитель в прошлые годы, а ныне почил или отправился на новые места служения?

– У нас многие приехали по благословению отца Наума, и монахи, и трудники. Так было и с Артемием (Котовым). В миру его звали Виталием. Окончил лётное училище в Харькове, а когда началась перестройка, ушёл из армии, по благословению жил в Серафимо-Феогностовом скиту, что в горах Казахстана. Потом батюшка направил его сюда, вместе с девочками из Алма-Аты. Их определили в Суру, где была женская монашеская община. Артемий поначалу им помогал, потом пришёл к нам. Постригли его при игумене Варнаве, на празднование Артемия Веркольского, в тот день он и стал Артемием, а вскоре был рукоположён в иеродиаконы.

Иеромонах Артемий (Котов) Фото: сайт Архангельской епархии

Райцентр у нас – Карпогоры, где была лишь маленькая церквушка в бывшем магазине. Наш монастырь решил там всё как-то более основательно обустроить. Кому этим заниматься? Решено было благословить Артемия, который построил замечательную церковь во имя Петра и Павла, каменное двухэтажное подворье, создал хороший, дружный приход. Такие были у него организаторские способности. Почил он из-за аневризмы в сорок семь лет. Очень спортивный, лет на тридцать выглядел, и энергия была как у молодого, но вот так вышло. Господь призывал и в восьмидесятые, и в девяностые таких людей, далёких от Церкви, часто некрещёных, приводил через покаяние. Это разве не чудо?

Сейчас таких людей мало, это беда не только нашей обители, где молодых немного, но и других монастырей. А сколько в женские обители шло! Не всех брали: эту не возьму потому-то, ту – слишком старая, а сейчас на любую согласны. Не хватает людей, другое поколение, потому идут чаще всего не те, кто может чего-то достигнуть в миру, а побитые жизнью, кому особо некуда деваться. Тоже верующие, и за них слава Богу, но тех сил и умений, чтобы на пустом месте возводить подворья, поднимать из руин монастыри, у них, конечно, нет.

Продолжу вспоминать. Игумен Феодосий (Нестеров). Ещё один ученик батюшки Наума – я его постригал. Думал, будет помощником, правой рукой, людей всегда не хватало. Бауманский институт окончил, тоже инженер, специалист в области машиностроения. В Архангельске мы строили подворье, пришлось отправить туда, буквально от сердца оторвать. Подворье построил, приход хороший создал, стал благочинным Архангельска, а недавно его забрали у нас, назначив наместником Антониево-Сийского монастыря.

О ком ещё можно сказать… Отец Прохор (Кузнецов). В Сийской обители, когда мы познакомились, он был послушником. Потом постригли, рукоположили, и владыка Тихон отправил его к нам. Был у нас довольно долго – несколько лет, а потом отпросился в Петербург на Валаамское подворье. Человек больших дарований. Слух – идеальный, благодаря чему легко изучил английский, греческий языки. Однажды преподаватель попросила его воспроизвести какой-то текст, и он произнёс его на йоркширском диалекте. Но главное не это, а то, что отец Прохор – один из лучших знатоков знаменного пения в России, а может, и не только в России. Голос, конечно, замечательный. Несколько лет жил на Афоне, его направил туда Валаамский монастырь по обмену опытом, потом ещё раз попросился, а в третий раз, получив отпускную грамоту, жил поначалу на Святой Горе на птичьих правах, но в конце концов был принят в братию Ватопедского монастыря, хотя греки принимают русских неохотно. Занимается переводом с греческого на русский.

Духовник

– Отцу Науму, Царствие ему Небесное, пришлось пережить скорби, так как поступали жалобы от недовольных, – рассказывает архимандрит Иосиф о духовнике. – Старец не может быть угоден всем, угождает он Богу и говорит от Него. Батюшка устроил десятки монастырей – вымолил их. Десятки митрополитов, епископов, игуменов и игумений наставил на путь – это его ученики. Это признал наместник Лавры владыка Феогност, предложив: «Посмотрите на плоды!»

Мы знали, что нечего даже пытаться что-то утаить от отца Наума, шутили перед тем, как к нему отправиться: «Пойдём к батюшке на рентген». Мы каждый день совершаем обход монастыря с иконой Божией Матери, с молитвой. Как-то раз подумал, пока стоял в очереди на приём к старцу: «А почему бы на лошадках этого не делать?» – у нас их тогда было несколько, а территория большая. Батюшка и говорит мне при встрече: «А вы знаете, вокруг одного монастыря крестный ход на лошади совершают!» Пошутил, конечно, после чего я про конные крестные ходы больше не помышлял.

Нынешнему настоятелю Пантелеимонова монастыря на Афоне, отцу Евлогию (Иванову), отец Наум предсказал игуменство, когда и предположить такое было совершенно немыслимо. Это было в конце восьмидесятых, когда на Святую Гору была отправлена группа наших монахов, в том числе иеродиакон Евлогий. Братии в Пантелеимоновом монастыре тогда оставалось совсем уж мало, нужно было её укрепить. Отец Евлогий много лет нёс послушание огородника и садовника, но в нулевые годы возникли трудности, как мне рассказывали, хотели даже исключить его из монашеской братии. Настоятелю схиархимандриту Иеремии, почившему недавно в возрасте ста одного года, не хватало сил, многое делалось за его спиной, но тут он возмутился, стукнул кулаком по столу: «Евлогия не трогайте!» Гонимого отправили в Константинополь на подворье, лишь бы куда подальше, но когда начались выборы нового игумена, большая часть братии проголосовала за него. Он пытался отказаться, но – воля Божия, никуда не денешься! За тридцать с лишним лет до этого отец Наум всё провидел.

Однажды приехала к нему женщина из Молдавии, не знавшая русского языка. Понимать понимала, но предложения составлять не могла. А тут вдруг на чистом русском исповедовалась, не понимая, как ей это удалось. Подобных случаев в жизни отца Наума было великое множество.

В краю северного сияния

– Отче, северные сияния у вас часто бывают?

– Бывают, но, знаете, не так часто. В какие-то годы не по одному разу, а сейчас лишь изредка, хотя ночью-то спишь, можешь пропустить. Говорят, что они и летом бывают, но из-за белых ночей мы их просто не видим. Красиво. Северней они более красочные.

– Вы себя Севером не считаете? – улыбаюсь. – Какие у вас были самые сильные морозы?

– Несколько лет назад было минус 55, а самый сильный, что помню, – минус 57. Это было как раз в ту зиму, когда я поступил в Веркольский монастырь. Меня тогда отправили служить в Суру, где алтарником служил Владимир Стрельников, приехавший с семьёй из Алма-Аты. Сейчас он настоятель в селе Лешуконском, а тогда ещё только готовился к священству. Жили мы с ним в одной комнатке, а холодно было неимоверно. С одной стороны печка пышет жаром, так что пригораешь, как на вертеле, а с другой стороны мёрзнешь. И всю ночь крутишься туда-сюда. Как-то раз проснулись, а на столе кропило в ковше замёрзло – кусок льда. Спали в одежде и валенках, но и это не спасало, Владимир палец отморозил, не спасло и то, что сибиряк. Он мощный такой, да и матушка под стать. А старшая дочка, Варвара, если память не изменяет, в 12-13 лет один мешок под одну руку, другой под другую – а в каждом по пятьдесят килограммов – и несёт куда-то. Такая силища у всех Стрельниковых. Давно не виделись. На фотографиях отец Владимир седой уже весь, а тогда был молодой, чернобородый. Как раз из Суры его в Лешуконское и отправили после рукоположения.

– Как добираются люди в ваш монастырь?

– Едут на поезде из Архангельска до Карпогор, дальше на машине, потом через реку. У нас есть моторная лодка – шатуха, на которой мы возим людей с девяносто восьмого года. Шатуха – потому что шатается. Но хорошая – длинная, с полукруглым дном. Местная традиция, только раньше их делали деревянными, а сейчас обшивают железом. Помещается человек семь. Весь год плавает, кроме распуты, но и в распуту между льдинами пробираемся.

Напротив монастыря, на другой стороне Пинеги – село Веркола

Сейчас нам подарили катер на воздушной подушке: когда ледовая каша на реке, можно плавать, но торосы в ледоход для него опасны – можно юбку порвать, так что круглый год плавать не получается. Как я говорил, мы месяцами не видели поначалу местных в обители. Это ещё в ту пору, когда я был здесь насельником при отце Варнаве (Пермякове). С его назначением народ потянулся на праздники десятками, потом сотнями, однажды семьсот человек приехало. Нашей лодочки перестало хватать, приходится привлекать другие, ещё какая-то часть веркольцев переправляется на своих.

– Что построено за двадцать с лишним лет?

– Первые годы нам было не до этого, жили в большой бедности, молились. Потом, как появились помощники, восстановили Казанский храм. Но так как тут всё сплошь памятники федерального значения, лишний гвоздь забить боишься. Что могли, делали потихонечку, продолжая начатое первыми наместниками в девяностые.

Однажды пришло распоряжение из Патриархии: все здания принять в собственность. Владыка Тихон удивился, но раз пришла такая бумага – деваться некуда. Потом оказалось, что это была ошибка какого-то сотрудника. Его, говорят, уволили. А мы так восприняли: государство даёт нам понять, что, мол, раз ваше имущество, сами и восстанавливайте.

В своё время мы ничего не строили, но проводили богослужения каждый день, крестили, учили детей в воскресной школе при монастыре, окормляли Карпогоры и Суру. Всё это сейчас приносит плоды, район начинает возрождаться, сюда возвращается жизнь. У некоторых людей появилось понимание, что они живут временно, что надо познать Творца, принести покаяние, стать лучше и оставить после себя что-то хорошее. Хотя народ по-прежнему убывает (людям негде работать), но строятся храмы. Десять человек общинка, а Господь даёт им небольшую, но красивую церковь. И я думаю, что скоро начнётся обратный процесс, люди сюда потянутся.

Ради того, что люди начали обращаться к Богу, Он начинает что-то посылать. Нас включили в Арктическую зону, в район пришла группа компаний «Титан», а ещё УЛК (Устьянский лесопромышленный комплекс – крупнейший в России лесной холдинг по масштабам заготовки и производству пиломатериалов. – Ред.) строит огромнейший в Европе лесоперерабатывающий завод на площади в триста гектаров. Он будет выдавать миллион кубометров пиломатериалов и шестьсот тысяч тонн пеллет.

Когда мы начинали здесь, творилось что-то страшное. Кругом «синяки», то есть спившиеся жители, которые умирали десятками от каких-то очистителей. На лодке доплываешь до середины реки, оборачиваешься и видишь, как из нашей «буханки» сливают бензин. Что оставишь, крали мгновенно. Электропровода снимали целыми линиями. Стоило ослабеть власти, открылась дорога к греху – и началось обрушение. Сейчас очень многое по-другому. Когда по-настоящему вернулась Церковь, начали потихоньку возвращать свою землю обратно, всё больше становилось людей, которым не всё равно, что будет с их душой, и это сказалось на быте очень сильно.

Не знаю, надолго ли это и что нас ждёт впереди. Что можем – делаем.

Мирно живём, тихо и хорошо, не досаждая друг другу. Вся наша братия – хорошие люди, и мы так с самого начала установили: что лучше какое-то дело не сделать, но чтобы любовь сохранилась. Господь над нами, прекрасная северная природа вокруг, и слава Богу за всё. С праздником Рождества Христова вас!

 

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска

Добавить комментарий