О Свято-Исидоровском храме и малоизвестных страницах истории

На берегу канала

В Санкт-Петербурге близ Никольского морского собора, который никогда не закрывался, даже в советское время, есть ещё один храм довольно внушительных размеров. Сколько раз в 80-е годы проходил я мимо, не особо-то его замечая. Тогда в нём хранились какие-то фонды и была художественная мастерская. Лишь позже, заинтересовавшись религиозно-философской жизнью Петрограда 20-х годов, узнал, что в этой Свято-Исидоровской церкви располагались Высшие богословские курсы – последний в России легальный, разрешённый государством центр богословской мысли, просуществовавший аж до 1928 года. Да и само название храма уникально – нигде в России больше нет церквей, освящённых во имя священномученика Исидора, убиенного католиками в 1472 году в Юрьеве (нынешнем Тарту).

Эстонский Свято-Исидоровский храм в Санкт-Петербурге

Был ясный солнечный апрельский день, зелёные купола храма недвижимо отражались в холодной глади канала Грибоедова. Перейдя по Могилёвскому мосту, приближаюсь ко входу в церковь, и странное такое чувство – сколько лет я жил в Ленинграде-Петербурге, а сюда вхожу впервые. Внутри как-то по-домашнему.

– Многие говорят, что у нас обстановка как в домовой церкви, хотя нижний храм большой, торжественный, – подтверждает работница Дарья. – И на службы приходят все свои, захожан почти нет. Как бы одна семья. По воскресеньям это человек 60-80, в праздники до сотни. Некоторые приезжают с другого конца города, хотя храмов-то в Петербурге знаете сколько – не сосчитать.

– Слышал я, что ваша церковь стоит на святом источнике. Верно это? – спрашиваю Дарью.

– Не знаю, считался ли он раньше святым. Наверное, просто родник. Это, конечно, удивительно, потому что в нескольких шагах канал, но вода пробивается не оттуда, а из земли. У нас под церковью, в подвале, сруб устроен, но он крышкой накрыт, и мы никого туда не пускаем – это же подвал, разные там коммуникации, трубы и прочее.

Служительница ведёт меня в верхний храм, который в будние дни обычно закрыт. Там как-то всё воздушно, словно не на полу стоишь, а паришь над землёй. Стены белые, без фресок. Может, поэтому так вверх утягивает, к самому куполу?

В храме «всё воздушно, словно не на полу стоишь, а паришь над землёй»

– А вот у нас икона святых Петра и Февронии, – показывает Дарья. – Не во всех храмах такая есть, поэтому к нам некоторые специально приезжают, чтобы поставить свечку перед покровителями семьи.

Замечаю, что много здесь икон и других древнерусских святых. На мой вопрос, связано ли это как-то с Исидором Юрьевским, служительница отвечает:

– Вообще-то говорят, что священномученик Исидор был не русским, а эстонцем. И храм наш всегда считался эстонским. Некоторые, кстати, видят на табличке слово «эстонский» и думают, что он не православный. Но ведь и там православные есть. В прошлом году к нам на престольный праздник из Эстонии митрополит приезжал, служил с нашими батюшками.

– Получается, раньше этот храм эстонцам принадлежал?

– Вы лучше у нашего батюшки, отца Константина, спросите, он учёный, кандидат исторических наук, всё вам и расскажет.

– А как его фамилия?

– Костромин.

Вот те раз! Несколько лет назад на презентации очередного выпуска журнала «Палеоросия. Древняя Русь во времени, в личностях, в идеях» я же брал у него интервью о предыстории Крещения Руси («Воля и чудо», «Вера», № 736, июль 2015 г.). Не потому ли в его храме столько икон древнерусских святых?

Ныне отец Константин проректор по научно-богословской работе Санкт-Петербургской духовной академии. В его кабинете с видом на Обводный канал я и записал рассказ об истории Свято-Исидоровского храма. И эта история живая, отражённая в нашем текущем времени. Знакомясь с ней, как-то начинаешь понимать, что неслучайно на историческом переломе Господь послал нам именно Патриарха Алексия II, который вырос как раз в православной среде в Эстонии. И видишь какой-то скрытый смысл в том, что перед самой своей смертью Санкт-Петербургский митрополит Иоанн (Снычёв) освятил вновь открытый Свято-Исидоровский храм, и это было последнее его служение. Жизнь складывается из разных вроде бы незначимых событий – и проходят годы, даже столетия, пока не открывается понимание, зачем всё это было нужно.

Эстонцы в Петербурге

– Отец Константин, давно вы заинтересовались историей Свято-Исидоровского храма?

Протоиерей Константин Костромин

– Да, собственно, сразу, как пришёл туда в 1997 году.

– А кем вы были тогда?

– В школе учился, в 10-м классе. Ходил я тогда в Никольский собор, и священник Святослав Мельник сказал: «Нашего иерея Фёдора Любова в Исидоровский перевели, там полная разруха, иди помоги ему». Я и пошёл, благо от Никольского это рядом. Пономарил, был чтецом, оттуда поступил в семинарию-академию. Когда решил получить ещё одно образование – историческое, в Санкт-Петербургском университете, то диплом задумал посвятить своему храму. Подошёл к потенциальному научному руководителю: «Я служу в храме Исидора Юрьевского, хотел бы заниматься изучением его жития и его временем». Он засомневался, мол, тема-то маленькая – не смог тогда оценить масштабов этой темы. Да и я только потом понял, насколько она глубока. Предложил мне: «Давайте расширим, возьмите в целом православно-католические отношения». – «Хорошо, как скажете». И далее предлагает: «А может, имеет смысл начать с древности?» И так меня занесло в самую древность, а тема кандидатской диссертации потом была: «Церковные связи Древней Руси с Западной Европой до XII века».

– То есть не про защиту от католической экспансии, а про связи?

– В ту пору противостояния практически не было. Негативное отношение к католицизму складывалось очень медленно, в течение веков, только к концу XV века оно совсем обострилось.

– И с этим совпал священномученический подвиг Исидора Юрьевского?

– История тут такова. К 1472 году в городе Юрьеве, нынешнем Тарту, было два православных храма. Один, видимо, для себя держали псковичи, другой – новгородцы. И вот в одном из них, скорее всего псковском, служил священник Исидор. Что он был эстонцем – это только гипотеза. И вот в том году по обвинению, что он там какую-то пропаганду против католиков разводит, местные власти решили его наказать. Арестовали, провели довольно быстрый суд и приговорили его к смертной казни – вместе с прихожанами, число которых символически называется в 72. Всех их утопили в реке Омовжа, ныне она называется Эмайыги. Утопили в проруби, в которой они собирались освящать воду на Богоявление. Руководителем города был католический епископ Андрий, приехавший незадолго до этой истории, но потом он вскоре уехал. Что касается почитания священномученика Исидора и 72 мучеников, с ним пострадавших, то оно то появлялось, то затихало, потом его почти забыли и помнили о нём только старообрядцы. Окончательно же их прославили только в 1896 году.

Храмовый образ священномученика Исидора Юрьевского

– А почему забывали?

– Трудно однозначно сказать. Особенно популярным житие Исидора Юрьевского стало при царе Иване Грозном и в последующее столетие. Настолько популярным, что в предисловие печатного служебника 1642 года была добавлена даже цитата из его жития, касающаяся запрета на пострижение бороды. Но как только появилось первое издание служебника уже Патриарха Никона, из предисловия это убрали. Думаю, забвение священномученика Исидора с этим как-то и связано – с тем, что он воспринимался как ревнитель древних порядков, не европейских. А веяния европейские начались уже при царе Алексее Михайловиче. Так что только старообрядцы не забывали об этом святом, а у нас всё как-то заминали, даже в святцы не всегда включали.

– Между тем в центре имперской столицы в честь него был построен огромный храм.

– Это связано уже с самими эстонцами. Примерно в 1820–1850-х годах в Эстонии произошёл, видимо, какой-то демографический бум и большое количество народу оттуда стало переселяться на территорию Северо-Запада, в основном в Петербургскую губернию. Появились целые кусты эстонских деревень, особенно их много было в районе Волосово – там земля хорошая, картошка замечательно растёт. Понятно, что это были в основном лютеране, которые на тот момент составляли почти 90 процентов от всех эстонцев. Но уже с XII века велась и православная проповедь в Эстонии. С конца 1850-х годов ряд епископов, назначенных в Ригу, оказались очень активными по отношению к латышам и эстонцам – там начался подъём храмостроительства, появилось много школ, православных братств, которые поддерживали православные приходы, и семинария Рижская достаточно хорошо поднялась.

Вслед за лютеранами в Петербургской губернии стали появляться и православные эстонцы, и даже эстонское духовенство. Известно, что один из священнослужителей поселился в какой-то глухой деревне под Гдовом, а другой – где-то в районе Луги. А ещё один, отец Адам Симо, попытался устроиться в Петербурге. Был он простым деревенским батюшкой, без семинарского образования. По национальности, скорее всего, латыш, он служил и для латышей, и для эстонцев. Никто, естественно, на него в Петербурге внимания не обращал. А был это отец будущего священномученика Николая Симо.

Надо сказать, батюшка он был специфический. Регулярно его наказывали за разные проступки, один раз даже с занесением в личное дело.

– Пил?

– Нет, с прихожанами ругался. Один раз чего-то начудил, так его даже отдали под суд церковный и ввели мораторий на присуждение церковных наград. Был, видимо, конфликтный человек. Служил то в Кронштадте, то в Гатчине, а в Петербурге – только в тех храмах, где удавалось договориться. Например, известно, что его пустили в надвратную церковь Александро-Невской лавры для совершения служб на эстонском и латышском языках. Там его заметил митрополит Палладий (Раев) и поддержал, мол, давайте совместно послужим. Тогда отец Адам решил устроить показательное богослужение на национальных языках. Петь он пригласил эстонца, студента Духовной академии, который помог ему и хор организовать. И вот это было первое появление на публике будущего священномученика Платона Ревельского.

Тут надо сказать, что за всю историю Петербургской духовной академии из эстонцев в ней училось человек пять-шесть. Связано это с тем, что из Рижской семинарии, где две трети студентов были русские, сюда целевым распределением отправляли только лучших учеников, да и то, чтобы поступить в академию, нужно было выдержать ещё отдельный экзамен. И вот таким лучшим студентом стал эстонец Павел Кульбуш. Отец Адам был доволен помощью этого дельного молодого человека. Прихожане-эстонцы тоже присмотрелись к студенту и предложили ему такой вариант: дескать, всё равно ты захочешь в Петербурге остаться, поэтому давай напишем прошение митрополиту, чтобы эстонский приход учредить, а потом ты быстренько женишься и тебя поставят к нам на приход, будешь настоятелем. И всё у них блестяще получилось. Павел Кульбуш за две недели женился и был готов к рукоположению.

– Женился на петербурженке?

– Он поехал в Ригу, пришёл в консисторию и спросил местного чиновника: «У тебя или у знакомых дочка на выданье есть?» – «У меня есть». – «Я собираюсь стать священником в Петербурге, отдадите?» – «Отдам. Езжай, документы все выправляй». Примерно такой диалог был. Он съездил в Питер, документы оформил, вернулся, тут же сыграли свадьбу – и сразу в столицу.

В итоге семья у них получилась не очень удачная, к сожалению. Забегая вперёд, скажу, что спустя время они развелись. Осталось двое детей, у которых судьбы сложились трагически. Дочка погибла в годы войны – говорят, покончила с собой в эвакуации из-за того, что её, учительницу немецкого языка, дети затравили якобы как немку, хотя была эстонкой. А сын оказался очень серьёзным человеком, инженером, стоял у истоков создания советских подводных лодок. Но в 37-м году его расстреляли. После него остался только один сын – Андрей Георгиевич Кульбуш. Как внук священномученика Платона, он ходит к нам на день памяти его. Уже старый человек, за 80 лет. У него тоже один сын, которому за 60, детей у того нет, так что род пресекается, к сожалению.

Развод случился накануне революции. А вначале всё было хорошо, отец Павел вернулся с женой в Петербург, тут же создали эстонский приход – благодаря поддержке митрополита и обер-прокурора. Поначалу приход был полубездомный, квартировали в огромном Воскресенском храме в Коломне, так называлась часть нынешнего Адмиралтейского района. Это место было удобно тем, что больше всего гастарбайтеры требовались на Адмиралтейской верфи, поэтому там рядом много приезжих эстонцев и жило. На Офицерской улице, нынешней Декабристов, и кирха лютеранская была, для эстонцев.

Жизнь вошла в своё русло – отец Павел служил, одновременно участвуя в Обществе распространения духовно-нравственного просвещения, куда его затянул друг по академии отец Иоанн Лагутин. А потом всё стало очень бурно развиваться…

Появление храма

– Приход был, православная эстонская школа тоже, для которой снимали помещение. Стали думать, чтобы объединить православных эстонцев уже всей губернии. И в 1900 году под отца Павла Кульбуша создали благочиние эстонских приходов. Сначала было пять приходов, потом восемь, на большом расстоянии друг от друга. Благочиние росло, появились свои школы, некоторые очень хорошие – в Нарве, например, эстонская школа забивала по конкурсу не то что церковно-приходские русские, а даже местную земскую.

– Преподавали на эстонском?

– В основном. Какова была ситуация с приехавшими в Петербург эстонцами? Приехав в столицу, русского языка они не знали, а потому тут ему на помощь приходит другой эстонец, устраивает на работу. В итоге этот приезжий попадает в полную зависимость к работодателю, обычно лютеранину. И в эстонскую кирху идёт, которых здесь было чуть ли не два десятка, а эстонских пасторов ещё больше – они колесили по всей округе, проповедуя среди эстонцев. И вот отец Павел предлагал таких приезжих привлекать в православную школу, где бы не только Закон Божий преподавался, но и русский язык. Так их можно будет интегрировать в российскую действительность, после чего они свободно смогут выбирать место работы и ходить на службы в обычные православные храмы, где служба на церковнославянском.

Так была запущена серьёзная программа по православному просвещению эстонцев, которая имела свои последствия. Позже большая часть эстонцев вернулась на родину, и благодаря этому Православная Церковь в Эстонии после революции не исчезла, а, наоборот, расцвела.

– Тогда же был построен и храм Исидора Юрьевского?

– В 1907 году. Перед этим несколько лет согласовывали место для строительства. Хотели в Коломне, но там были участочки маленькие, на месте домов под снос. Затем подали заявку на землю в центре Нарвской площади, перед Нарвскими воротами. Им сказали: вы что, с ума сошли? – там и места мало, и конка ездит, со всех сторон движение, ваших прихожан передавят просто. И только тогда выбрали нынешнее место, на берегу канала у Могилёвского моста. Им сразу сказали: это совершенно невозможно, ещё при Государе Александре III эта территория запрещена для каких-либо реконструкций.

– А что там было?

– Судя по всему, скверик, в котором из земли источник бил. Он и сейчас есть, под нашим храмом. И вот подали сначала заявку городскому голове, через него она поступила в городскую Думу, оттуда губернатору, от него – самому императору. Тут выяснилось, что ещё до составления проекта требовалось получить разрешение на изменение городского ландшафта и нужно начинать всё сначала.

С деньгами тоже были сложности. Средства на храм начал собирать ещё отец Адам Симо – было у него примерно десять тысяч рублей. Отец Павел долго из него эти деньги выбивал, с большим трудом их забрал. Но их было недостаточно. Попробовали с эстонцев собрать, но те в большинстве своём бедняки. Решили устроить всероссийский сбор. С начала ХХ века количество таких сборов росло в прогрессии, но пока ещё их не было столь безумно много. Деньги присылали отовсюду, даже с Дальнего Востока, и к 1904 году скопилась достаточная сумма. Но тут началась русско-японская война, и государство часть денег реквизировало на военные нужды. Опять не хватило. Выручили русские купцы, жившие рядом со стройкой.

В общем, достроили храм, иначе бы по существовавшим тогда правилам долгострой отобрали в государственную казну. Тут выяснилось, что наполовину храм построен в долг. Поставщики стройматериалов подали в суд. Замять это дело удалось лишь одним способом: кто-то где-то через кого-то сообщил императору про назревающий скандал и некий инкогнито вдруг заплатил все долги.

– Получается, русские купцы помогали эстонцам?

– Один из них, Парфентьев, был очень известным православным жертвователем. На его деньги было построено храмов восемь по всей губернии. Делал он это для Бога. И ещё был купец Богданов, окна дома которого выходили прямо на Свято-Исидоровский храм. Многим жертвователям эстонцы отплатили добром, когда те после революции эмигрировали в Прибалтику. Архитектору храма Александру Полещуку, сделавшему проект фактически благотворительно, также помогли эмигрировать в Эстонию и найти там работу – он был профессором техникума в Таллине.

Храм возвели с большой пристройкой, где разместилась эстонская школа, даже для Петербурга заметная по размерам. Училось в ней около 200 человек, часть из них была на полном пансионе. Ещё там были работный дом, книжный склад и так далее. Приход, говоря по-современному, участвовал во множестве социальных проектов. В 1912-м отец Павел Кульбуш тяжело заболел. У него была опухоль в мозгу, и он готовился умирать, уже место себе заготовил на кладбище. Но вдруг неожиданно исцелился. После страшного потрясения с болезнью он немного отошёл от «эстонской темы», стал заниматься и другими делами. Известно, что в 1917 году очень активно участвовал в комиссии по эвакуации духовенства из города в случае наступления немцев на Петроград. Тогда же, летом 17-го, возникла идея пригласить его в Эстонию епископом.

Год служения епископа Платона

В Лифляндии и Эстляндии на тот момент были очень сильны националистические настроения, особенно у эстонцев. Поэтому напрашивалось такое решение: ставить на кафедры в этих землях архиереев местных национальностей. В Дерпте (Тарту) был проведён съезд, на котором быстро сошлись на кандидатуре отца Павла Кульбуша, поскольку знали про его развод – он мог стать монахом. В начале декабря 1917-го отца Павла постригли в монахи с именем Платон.

Сразу отправиться на место служения ему не удалось: большевики как только взяли власть в Петрограде и в Ревеле, с разницей в один день, так первым делом перекрыли железную дорогу, чтобы воинские части с фронта не догадались до Петрограда доехать и навести порядок. В Ревель монах Платон приехал только под самый конец года, и 31 декабря его рукоположили там во епископа. Так он стал епископом Ревельским, викарием Рижской епархии. В те дни Рига была захвачена немцами, поэтому Рижская кафедра переместилась в Дерпт. Но она пустовала, поскольку архиепископ Рижский оттуда сбежал – уехал в Рязань. Так что владыке Платону пришлось формально занять обе кафедры.

Съездил он в Москву, к Патриарху Тихону, и, духовно укрепившись, вернулся в Эстляндию. Тут немцы вдруг перешли в наступление и захватили всё – вплоть до Нарвы. Для епископского служения это было и плохо и хорошо. Если прежде дорога в Ригу была закрыта, то теперь, оказавшись в полной оккупации, можно было поехать туда и служить. В Риге владыку встретили с радостью – уже три года там не было архиерея. А вот немцы заподозрили неладное – уж больно активный какой-то епископ, всюду служит, с народом разговаривает. Стали ставить ему палки в колёса. Запретили даже ездить по железной дороге. Закончилось тем, что немецкая администрация фактически заточила его в Дерпте, чтобы он за пределами этого города не показывался.

Служил владыка Платон и вправду много – за год епископства совершил около 70 литургий. И администратор был выдающийся: умело тушил все конфликты – в этом смысле у него было чутьё, с кем надо поговорить, на кого надавить, чтобы всё выправить. В архивных материалах я не обнаружил ни одного примера, чтобы он делал это как-то грубо.

В ноябре 1918 года в Германии произошла революция, и Эстляндия как бы подвисла в воздухе. Немецкая армия там решением Антанты оставалась, но только в качестве полиции, и постепенно её должны были заменить местные вооружённые силы, которые сформируются непонятно как. Процесс происходил болезненно, и этим большевики воспользовались. Красная Армия ударила в двух направлениях, и один из них пришёлся на Дерпт. Туда они вошли в середине декабря. Начались аресты и убийства. Сначала арестовали лютеранских пасторов, потом – православных священников, а затем на улице наткнулись на епископа Платона. В то время была эпидемия испанки, владыка тяжело ею болел, но на это не посмотрели – посадили в камеру вместе с остальными. Там, в тюрьме, владыка просидел около двух недель.

В середине января эстонские части при частичной поддержке Антанты стали наступать на Дерпт. Уходя из города, большевики принялись расстреливать заложников. При этом епископа Платона убили зверски. Это был не просто выстрел в затылок – штыками кололи и дыр от разрывных пуль нашли на теле и в голове штук восемь.

– Видимо, перед казнью он не склонился перед мучителями, поэтому те и озверели?

– Возможно, они что-то требовали от епископа, а он не согласился. Происходило это в подвале местного банка, в котором в наши дни располагается библиотека. Сохранился и подвал, где его мучили. Среди трупов его сразу опознали – по панагии, которую он спрятал под рубашку. А также по лицу, которое оказалось не до конца обезображено, что видно по сделанным тогда фотографиям. Похоронили его в Тарту рядом с Успенским храмом, а потом, в начале 20-х годов, перезахоронили в Преображенском соборе Таллина. Там его мощи до сих пор и пребывают.

Храмовая икона священномученика Платона Ревельского

Расстрелы и расколы

– После того как в 1917 году отец Павел Кульбуш оставил Свято-Исидоровский храм, кто в нём служил?

– Там остался второй священник – отец Александр Пакляр. Он тоже был эстонцем, выпускником Рижской семинарии. При его настоятельстве в 1925 году в Свято-Исидоровском храме, в помещениях бывшей эстонской школы, открылись Высшие богословские курсы. Инициатором их создания стал протоиерей Николай Чуков, бывший ректор Петроградского Богословского института, созданного вместо закрытой Духовной семинарии-академии и также закрытого в 1923 году.

Если в Москве в Высоко-Петровском монастыре богословская школа существовала на нелегальном положении, то в Свято-Исидоровском храме курсы действовали вполне официально – были зарегистрированы властями. В их рамках был проведён интересный литургический эксперимент – богослужение без сокращений чинопоследования всенощного бдения и со знаменным распевом. То есть как должно быть в идеале, как было в старину. В архиве я нашёл несколько документов по поводу того, как Алексей Афанасьевич Дмитриевский, преподававший на Высших богословских курсах в Свято-Исидоровском храме, такие богослужения организовывал.

– И сколько времени служба длилась?

– Часов 10-12. У меня есть знакомые единоверцы в Ленинградской области, когда-то служил у них немножко. Так вот, раз в год, на Тихвинскую, на престольный праздник, они так и служат. Правда, помимо всенощного бдения, они включают в службу часы, крестный ход, литургию, молебен. Начинают служить в три часа дня и заканчивают в полночь или в час утра следующего дня. Служат, конечно, конвейерным способом: то есть пришли, помолились часа три, пошли отдыхать, на их место приходят новые…

Радует, что Свято-Исидоровский храм умудрился не побывать в обновленческом расколе. Тогда ведь, к концу двадцатых, под давлением властей почти все ленинградские храмы были захвачены обновленцами. Устояли только четыре церкви: Спаса-на-Крови, Троицкая «Кулич и Пасха», Афонское подворье на Дегтярной улице и вот ещё Исидоровский храм. Но в 1935-м его всё же закрыли. Отца Александра Пакляра перевели настоятелем в Никольский морской собор. Служил там два года, а в 37-м его забрали и расстреляли. Говорят, была попытка его прославления в лике святых, но не удалась, потому что комиссия по канонизации нашла в архивах какие-то компрометирующие его материалы. На кого-то показал, видимо, во время допросов. Сколько здесь правды, я не знаю.

– В бумагах ГПУ могут быть и подложные документы, сфабрикованные показания.

– Ну, так решила комиссия. А вот с бывшим дьяконом Исидоровского храма Карпом Эльбом никаких вопросов не возникло. Семинарию он не заканчивал, имел только педагогическое образование и в храме как раз занимался школьным делом. Когда храм закрыли, его перевели священником в Казанский храм у Красненького кладбища, это в Автово, оттуда его забрали и расстреляли. Ныне он прославлен как священномученик. В отличие от владыки Платона отец Карп оставил большое потомство: было три дочки, от которых есть и внуки, и правнуки, чуть ли не три десятка человек. Со многими я общался и в Петербурге, и в Великом Новгороде, ещё одна приезжала из Ярославля.

– Они эстонцы?

– После смешанных браков считают себя русскими. В большинстве своём они не церковные, но в последние года три дружно заинтересовались своим предком.

– Ничего эстонского в Петербурге не осталось?

– Православных эстонских общин точно нет. Есть эстонцы-лютеране, но мало. А в самой Эстонии ситуация диаметрально противоположная, сегодня там религиозное большинство православное.

– Это за счёт неверующих?

– Да, из лютеран вышло больше атеистов, поэтому соотношение так поменялось. Вообще из постсоветских республик Эстония, наверное, самая неверующая – только по официальным данным, там процентов 45 атеисты. А те, что верующие, – это по большей части русские и русскоязычные. Причём эстонцы, если они верующие, ходят чаще или в православные храмы Константинопольского Патриархата, или в лютеранские кирхи, которых мало осталось. В 2011 году в Эстонии насчитывалось примерно сто тысяч лютеран – почти десять процентов от населения.

– Они модернисты или старолютеране, так сказать?

– Наверное, полумодернисты. Как-то к нам в храм зашёл известный виолончелист Аллар Каасик – это такой эстонский Ростропович, человек мира, ездит по всей Европе, организует фестивали. Он гражданин Эстонии, но больше времени живёт в Финляндии. Пришёл и рассказал, что очень почитает священномученика Платона Ревельского. Стали мы с ним и дальше общаться, переписываться, в конце концов он вытянул меня в Эстонию на Фестиваль духовной музыки в честь первого епископа Ревельского Платона. Было это как раз накануне пандемии, в 2019 году, когда исполнялось 100 лет со дня смерти владыки Платона и 150 лет от рождения. Вот там мы разговорились с Алларом. Он, кстати, даже не лютеранин, а баптист. Он сказал, почему священномученика Платона любит: на его взгляд, христианство в Европе находится под сильным давлением и людям верующим нужны примеры христианского исповедничества. И, как ни странно, в настоящее время его баптистская церковь в Эстонии оказалась более консервативной, чем лютеранская, модернистская. И, мол, мы, баптисты-евангелисты, теперь главные союзники православных в отстаивании традиционных ценностей. Вот такая удивительная ситуация.

Наследие священномучеников

– Подытоживая, можно ли сказать, что Свято-Исидоровский храм в Петербурге стал источником той мощной православной жизни в Эстонии, которая спустя десятилетия помогла возрождению православия в России? Ведь один Пюхтицкий монастырь чего стоит – сёстры оттуда возрождали женское монашество во многих наших заброшенных обителях. Выходцем из Эстонии был Патриарх Алексий II, возглавивший нашу Церковь на историческом переломе.

– Так и есть. Отец будущего Патриарха, протоиерей Михаил Ридигер, хоть и родился в Петербурге, но священником стал в Эстонии, там же со своей женой, дочерью русского офицера Еленой Писаревой, активно участвовал в Русском студенческом христианском движении. Эстонцем он не был, дворянский род его происходил из балтийских немцев, которые живут там с XII века. Считается, что один из его пращуров, рыцарь фон Ридигер, участвовал даже в крестовом походе в Иерусалим. А православными Ридигеры стали в конце XVIII века. Между тем православная обстановка, в которой вырос наш будущий Патриарх, конечно, отчасти сложилась из настроений тех эстонцев, так или иначе связанных с нашим Свято-Исидоровским храмом.

Тут ещё такой момент. В 1922–1923 годах на головы православных эстонцев свалилась автономия в составе Константинопольской Патриархии. Это привело к тому, что они разорвали отношения с нашей Церковью. Это всё очень болело и болит до сих пор. Поборники автономии пытаются поднять на щит священномученика Платона, мол, он был бы за автономию. Но при этом никаких документов, писем владыки, где бы он высказывал такие мысли, не публикуют. Приводят один аргумент: когда ему подарили мантию в цветах эстонского флага – бело-сине-чёрную, то он в ней служил. Но, думаю, сам владыка относился к таким вещам просто, без задней мысли, и вообще, находясь под немецкой оккупацией, идеям автономизации или автокефализации он вряд ли симпатизировал. Сами автокефалисты это чувствуют и в своих книгах, статьях о владыке Платоне стараются умалчивать, хотя его именем и назвали свою богословскую академию в Таллине. Я считаю, он до конца был верен Патриарху Тихону, ни о каком расколе или уходе в автокефалию не помышлял.

– Наши приходы в Эстонии ведь тоже есть. Как там почитают священномученика Платона?

– Его почитают все. Но мощи его находятся в Преображенском соборе, который принадлежит Константинопольской Патриархии. Когда в 1996 году создавали автономную Церковь, то власти предложили выбор: либо Александро-Невский собор в центре Таллина, самый большой и самый красивый в Эстонии, либо Преображенский храм с мощами священномученика Платона – кто что возьмёт себе? Патриарх Алексий сказал, что давайте нам собор – он символ Таллина.

– А священномученика Исидора Юрьевского как там почитают?

– В Эстонии есть только два храма Исидора Юрьевского. Один в Пюхтицах. Это маленький деревянный крестильный храм, причём там даже два посвящения, два престола, хотя он и маленький. А второй в Валге. Это старый храм, ещё дореволюционный. Он сейчас в ведении Константинопольского Патриархата и совсем какой-то заброшенный. Наши православные, лишившись этого храма, рядом построили свой, маленький, деревянный. Священномученику Исидору посвящён лишь малый придел, а главный освящён в честь Владимирской иконы Божьей Матери.

– А в России сколько храмов ему посвящено?

– Только один, наш. Ещё в Краснодаре есть, но он маленький, домовой, был устроен ныне покойным митрополитом Исидором в честь святого, во имя которого его постригли в монахи. Ещё там при больнице масложиркомбината «Краснодарский» есть часовня Святого Исидора, к ней собирались пристроить алтарь.

– Вы говорили, что священномученика Исидора то забывали на Руси, даже в святцы не включали, то снова вспоминали о нём – было это при царях Иване Грозном и Николае II, когда он только взошёл на престол. Есть ли в этом какая-то историческая логика?

– Может быть, совпадение в том, что это было накануне великих потрясений – Смутного времени и двух революций, когда нашему народу понадобились неимоверные усилия, чтобы сохранить своё историческое предназначение, если можно так сказать. Смысл многих событий открывается лишь спустя время.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска