Полуостров Рыбачий
(Из книги «Осиротевшие берега», 1995 г. В сокращении)
Михаил ОРЕШЕТА
Воспетый в песнях и стихах, омытый солёными водами Ледовитого океана, каменным исполином стоит он у входа в Кольский залив. Глазами маяков встречает и провожает суда, укрывает в бухтах моряков от шторма.
Полуостров Рыбачий – историческое место. Здесь имеются памятники различных периодов и наскальные рисунки раннего каменного века. Рыбачий не одинок. Рядом «братишка» – полуостров Средний. Пуповиной перешейков соединяет он Рыбачий с матерью-землёй. Около восьми тысяч лет появился на их скалах первый человек.
Время неумолимо идёт вперёд. Меняются приоритеты, ценности, обычаи, военные доктрины. Неизменной остаётся земля, где всё это происходит.
ПЕРЕВАЛ
Никакими словами не описать его суровую красоту. Летом он поражает голубыми озёрами в ладонях тёмных гор. Зимой – безбрежьем белого одеяния. Осенью «кровоточит» редкими гроздьями рябины, рискнувшей забраться так далеко.
Собственно перевал начинается от Пьяного ручья, бурный поток которого дорога пересекает, едва свернув от реки Титовки. Дорогу через перевал торили монахи Печенгского монастыря. Была она пешеходно-конной и до тридцатых годов нашего века устраивала людей. А затем на перевал пришли военные, технике которых дорога не соответствовала, и сюда направили 14-й сапёрный батальон с несколькими тоннами динамита. Солдаты вручную долбили в граните углубления, закладывали в них взрывчатку и взрывали скалы, чтобы сделать дорогу крепче и ровнее.
В годы войны перевал был у фашистов. Они выровняли полотно и построили ещё одну тыловую дорогу, которая выходит к хребту Муста-Тунтури. Отступая в сорок четвёртом, егеря в нескольких местах взорвали скалы. Таким перевал предстал перед бригадой ПВО, передислоцированной на Средний и Рыбачий в шестидесятые годы. Дорога была жуткая. На самой проходимой технике 14 километров перевала путники преодолевали за полтора часа. Происходили аварии, гибли люди. Что сделал русский человек, чтобы положить этому конец? Кто сказал «привёл дорогу в порядок»? Нет, конечно.
В шестидесятые, семидесятые, восьмидесятые годы все машины, которые шли через перевал со стороны Титовки, неизменно останавливались у ручья, где принято было пропустить по одной за благополучное преодоление препятствия. Так и стал ручей Пьяным.
РУЧЕЙ КОРАБЕЛЬНЫЙ
Лет сто назад в губе Кутовой поселились рыбаки. В тридцатые годы XX века на смену им пришли военные: сначала пограничники, затем батальон 135-го стрелкового полка и отдельные пулемётные роты. К 1941 году в Кутовой был военный городок. У берега моря, в домах, оставленных рыбаками, располагался пост наблюдения и связи Северного флота.
С началом войны батальон стрелкового полка был отправлен для отражения возможных десантов в район Пумманок. Никто не предполагал, что фашисты прорвут нашу оборону на границе и выйдут к Кутовой со стороны перевала. Но вечером 29 июня это случилось. В бой с горными егерями вступили малообученные солдаты отдельных пулемётных рот, повара, клубные работники и новобранцы из Мурманска, которые ещё не успели надеть военную форму. Противостояли им опытные, хорошо вооружённые солдаты вермахта.
30 июня нашу пехоту поддержали артиллерийским огнём корабли Северного флота. Они помогли удержать перешеек в самый трудный момент обороны.
Из Кутовой хорошо видна высота 122,0, со скал которой корректировал огонь артиллерии офицер Иван Лоскутов – прототип героя поэмы Константина Симонова «Сын артиллериста».
В районе Кутовой много политых кровью мест. Вот (справа от дороги) валун с мемориальной доской. Это в честь артиллеристов батареи Селиверстова, которые в критический момент вступили в бой один на один с пехотой противника.
С началом войны из более-менее комфортабельных домов люди ушли в землянки. Берег ручья Корабельного покрылся ими как бородавками. В редакционной землянке готовились к выпуску номера самой северной фронтовой газеты «Североморец», а Константин Симонов читал свои стихи и делал наброски поэмы «Сын артиллериста». На берегу Корабельного родилась и знаменитая песня «Прощайте, скалистые горы».
ГОРА МОТКА
Когда стоишь на высоте триста метров, а внизу море, когда ветер толкает тебя в спину к обрыву, появляется страх. Возникает желание уцепиться за что-нибудь и вжаться в скалы. Это летом, а зимой? Сколько раз я был на Мотке в то время, когда там нёс службу дивизион, и постоянно поражался условиям жизни людей (они на грани возможного) и неописуемой красоте открывшейся взору панорамы.
В годы войны на горе Мотка был командно-наблюдательный пункт. В книгах Константина Симонова он назван «орлиное гнездо». Сегодня о наблюдательном пункте напоминают лишь аккуратно выложенные замшелые камни.
С горы отлично видна губа Эйна, тоже одно из красивейших мест на полуостровах. Издревле губа славилась семужьими уловами и сочными травами. По переписи 1888 года, на её побережье проживало 10 финнов. Но не спешите искать фундаменты их домов. Они уничтожены войной. Люди в серых шинелях стали обживать Эйну с мая 1940 года. <…> На прибрежной террасе стоят осиротевшие постройки. По рассказам рыбачинских старожилов, в конце пятидесятых годов двадцатого столетия в губе был построен то ли маяк, то ли станция контроля за движением судов в Мотовском заливе. Вскоре после постройки выяснилось, что произошла ошибочка и объект никому не нужен. Финал: всё побито, разграблено, захламлено…
Мыс Городецкий – самая южная точка полуострова. Каменным исполином поднимается он из морской пучины на высоту 238 метров. В 1942 году этот мыс увидел с моря командующий Северным оборонительным районом Северного флота генерал-лейтенант Кабанов. В своём дневнике он записал: «На вершине одной из скал торчит чёрный деревянный крест-веха, похожий на памятник погибшим морякам. Он стоит на мысу Городецком». Скалы тёмные, неприветливые. Обойти бы их по тропе, но соблазн найти то, что осталось от креста, велик, и мы лезем наверх. Вот он – самый краешек Рыбачьего. У ног – обрыв, а за спиной, насколько глаз хватает, холмы да сопки. Игрушечным кажется кораблик, выходящий из Ура-губы.
Без труда находим место расположения креста. Оно обозначено каменным гурием высотой метра в полтора. (Гурий – пирамида, выложенная из камня, как правило, на вершине сопки. – Авт.). В центре – остатки дерева. То, что сохранилось от креста, лежит на камне в виде полуистлевших деревянных плах. Бережно всё осматриваем, ищем надписи.
– Есть! – радостно восклицает Володя (Владимир Смирнов – мурманский поэт. – Ред.) На седом дереве сквозь замшу лишайника еле просматриваются цифры «1705» и две буквы: «..Г..И…» Всё. Больше мы, как ни старались, ничего понять не смогли. Предположим, что крест был установлен в 1705 году. Кем? В честь чего? Это останется вечной загадкой.
За разговором не заметили, как дошли до мыса. В довоенные годы здесь стоял пост наблюдения и связи Северного флота. В годы войны пост усилили, и он исправно служил делу защиты Заполярья до победы. Точно неизвестно, когда поступила команда «законсервировать» пост, зато мы знаем, что за ней последовало. Хорошо обустроенный объект с жилыми домами, дизельной станцией и рубленной из брусьев баней закрыли, повесили на строения замки.
ЗУБОВКА
Древние люди оставили в Зубовской губе уникальные наскальные рисунки, расположенные недалеко от впадения реки Пяйве в море. Интересно, как был открыт этот исторический памятник. В 1979 году офицер Владимир Спивчук выехал с товарищами на рыбалку на реку Пяйве. К ночи рыболовы стали искать место для ночлега. Побегав туда-сюда, забрались под козырёк скалы. Развели костёр, и тут кто-то обратил внимание на странные рисунки. Утром присмотрелись повнимательнее: на камне бурой краской были нарисованы олени, человечки, лабиринты.
Но только летом 1985 года у памятника появились специалисты. Учёные обнаружили 21 изображение – геометрические фигуры и силуэты оленей. Большинство рисунков выполнено красной охрой, смешанной с жиром и костным мозгом. По мнению учёных, наскальные рисунки относятся к концу каменного века, им 3-4 тысячи лет. Качество краски, которой пользовались наши предки, не может не вызвать восхищение.
ХРЕБЕТ МУСТА-ТУНТУРИ
Вот мы и у подножия легендарного хребта Муста-Тунтури. Недалеко от дороги видны фундаменты бывшей финской погранзаставы, которая называлась «Казармы Ивари». У берега Волоковой белеет шпиль обелиска героям Рыбачьего, установленный молодёжью лет тридцать назад.
Муста-Тунтури стал знаменит в годы Великой Отечественной войны.
По количеству погибших на один квадратный метр, по насыщенности беспредельным мужеством Муста-Тунтури не имеет равных. По погодным и геологическим условиям – тоже.
Всю войну линия фронта строилась и совершенствовалась с применением лучших технологий того времени. Одетая в камень и бетон, она впечатляет и сегодня. Но теперь это своеобразный музей под открытым небом.
Ветераны-рыбачинцы помнят одну историю, связанную со строительством огневых точек на Муста-Тунтури.
Было это на высоте «Погранзнак». Горные егеря оперативно построили вдоль линии фронта свои пулемётные доты. А наши солдаты должны были сделать то же самое под вражеским огнём. Они прятались за наспех сложенными каменными брустверами и от этого несли большие потери.
Осенью 1942 года на опорный пункт приполз телефонист Фома Шапиро. Это был балагур и выдумщик, непревзойдённый мастак писать письма девушкам. Отремонтировав телефонные аппараты и опробовав связь, Фома травил анекдоты отдыхающей смене боевого охранения. Тут один из моряков ему и пожаловался: «Хорошо тебе, Фома, ты нас повеселишь и уползёшь в тыл, а мы тут камни кровью красим. Немец дотов наворотил, а мы локтем от пуль прикрываемся». «А вам что мешает так же устроиться?» – поинтересовался Фома. «Ясное дело – немец. Только шевельнёшься, он, гад, пулемётом шарит, а то и миной угостит». Фома на минуту задумался, затем спрашивает: «У вас пара простыней и пара жердей найдётся?» «Ты что, со скалы упал? – засмеялись матросы. – Мы ватники не снимаем месяцами. От вшей избавляемся только в тылу, а ты про простыни». «Олухи вы. Только и можете, что зубы скалить, – огрызнулся Фома. – Я для дела спрашиваю. Вы мне – простыни, я вам помогу дот построить». «Простыни могут быть в лазарете, он у нас под горой, возле кладбища, – подсказал командир опорного пункта. – Только не пойму я вашу затею, товарищ Шапиро».
Фома не поленился, спустился в лазарет, где за самодельный портсигар выменял у врача застиранные простыни. По его просьбе медсестра Аня Зотова тут же сшила их в одно полотно. Затем в ход пошли сломанные санитарные носилки.
Снова забравшись на опорный пункт, Фома натянул белое полотнище между жердей и головешкой из костра нарисовал на нём портрет Гитлера. Фюрер получился на славу: с усиками, фирменной причёской, выпуклыми глазами и требовательным взглядом. Ночью Фома с матросами перетащил своё творение на нейтральную полосу и установил его рядом с погранзнаком, повернув лицевой стороной к немецкой линии обороны.
С рассветом горные егеря увидели перед собой изображение их главнокомандующего. Что делать? Стрелять по фюреру нельзя. Снять не дают русские пулемётчики. Двое суток красовался рисунок Фомы на Муста-Тунтури. За это время под его прикрытием сапёры успели построить два отличных дота. И сегодня видно, что они получились добротнее других.
← Предыдущая публикация Следующая публикация →
Оглавление выпуска
Добавить комментарий