Найти свои слова

Несколько лет назад в Зуевском районе Кировской области среди школьников проводили конкурс на лучшее сочинение о Великой Отечественной. Как писать о войне детям, живущим, слава Богу, под мирным небом? Как найти свои слова, когда пишешь о ком-то, пусть даже о родном прадеде или о прабабушке? И один из ребят, 17-летний Иван Гумлянко из села Суна, придумал: надо писать от первого лица – будто ты и есть тот человек, о котором рассказываешь. И писать о том, что было и будет самым важным: как сохранить в себе человека, когда жизнь толкает тебя на грех? С сочинением Ивана мы и хотим вас познакомить, дорогие ребята.

Рисунок Елены Григорян

7 июля 1942 года. Сегодня день роковой для меня. Около полудня я стал жертвой случая, а может, и Божьего провидения, не знаю. Но факт остаётся фактом: сегодня в результате немецкой бомбардировки я оказался в темнице, из которой нет выхода. Всё, что я нашёл в подвальчике, – вот эта тетрадь, карандаш и кое-какие припасы. Теперь я обречён на то, что каждое слово в этом дневнике будет уносить у меня частичку жизни, пока я не умру. Обидно, ведь до своих 16 лет я отлично умел выживать. Трудно говорить о смерти, когда знаешь, что надежды нет…

Сколько себя помню, у меня не было ни матери, ни отца. В 12 лет я сбежал из приюта. Тогда мне казалось, что сразу же найду работу, пойду учиться и меня обойдёт стороной роковая судьба, преследующая моих друзей по приюту. Но всё было не так. Во «взрослой» жизни я оказался никому не нужен. В лавках, куда я просился помощником, меня гнали взашей. Однажды в меня даже кинули сапогом. Я всю ночь тогда проплакал, а после этого обозлился на всех и начал воровать.

8 июля 1942 года. Не знаю, для чего пишу; видимо, с приближением смерти каждый человек желает излить душу, покаяться в совершённом, в надежде, что Бог простит. Я верю, что Он смотрит на меня сейчас и знает, что я воровал не по доброй воле. Нужда заставляла. За каких-то два месяца я приноровился к этому злому ремеслу. Конечно, без побоев не обходилось, но они не могли остановить меня – ужасный голод приносил больше боли. Хлеб – вот всё, что нужно мне было для счастья. С ним у всех было туго. Возможно, что те, у кого я воровал хлеб, умирали от голода, но я не думал об этом, меня заботила только своя жизнь.

9 июля 1942 года. В июне 1942 года из-за атаки фашистов мне пришлось бежать из родного Севастополя. Я много раз представлял себя в образе советского солдата, беспощадно убивающего врагов. Казалось, что близость опасности пробудит во мне смелость и я встану на защиту Родины, как многие мои сверстники. Но в очередной раз я разочаровался в себе. Взрывы и выстрелы, убитые и раненые, стоны и мольбы о помощи – всё это заставило меня бежать, как последнего труса. Ох! Лучше бы было погибнуть под тёплыми лучами солнца. А теперь я тут, во мраке, где единственный источник света – тонкий луч, просочившийся сквозь обломки. Как бы мне хотелось увидеть солнце!

10 июля 1942 года. …Я долгое время ходил по лесу, пока не набрёл на село. Обстановка та же, что и везде: худые мрачные лица, старые полуразрушенные избы. Проходя по улице, я заметил идущего куда-то старика. Он прихрамывал на одну ногу. В руке у него что-то было. Это «что-то» заинтересовало меня. Я подошёл поближе… Хочется навсегда забыть о том, что было дальше. Какой же я подлец! В руке старика был кусок хлеба. Небольшой, но его было достаточно, чтобы утолить мой голод… Не могу писать, слёзы не дают мне изложить мысли. Может, если посплю, станет легче?

11 июля 1942 года. Легче не стало, даже наоборот. Во сне я снова видел лицо старика в тот момент, когда я вырывал у него кусок хлеба. В его лице не было злости или гнева – лишь жалость. Он будто жалел меня… Единственный человек, который за многие годы пожалел меня, стал моей жертвой. В тот день за деревней я нашёл какой-то настил из брёвен и устроился на ночлег. Но совершённая мною подлость не давала уснуть. Мысль о том, что старику пора умирать, а мне ещё жить, не успокаивала.

12 июля 1942 года. На следующий день, шатаясь по улицам той деревни, снова повстречал того старика. Прячась за заборами и кустами, я проследовал за ним до ветхой лачужки. Старик открыл кривую дверь и вошёл в дом. Я заглянул в окно. Я увидел девочку лет пяти, с печальными глазами и чрезвычайно худую. Услышав шаги деда, она приободрилась, приподнялась с рваного матраца, служившего ей кроватью. Дед жалобно посмотрел на девочку и покачал головой. Последняя искра надежды в глазах девочки погасла, она заплакала… Дедушка подошёл к внучке и крепко обнял. Я не мог больше продолжать подглядывапать. Я бежал и бил себя кулаками, не сдерживая рыданий. Мне казалось, что их бедственное положение мог исправить тот злосчастный кусок, который я украл. И самое верное было – вернуться и попросить прощения у несчастных, но…

Я долго бежал и оказался в какой-то глуши. Над деревьями возвышался какой-то пик. Оказалось, что там находилась заброшенная церквушка. Мне захотелось попросить прощения у Бога за мои грехи. Я зашёл в церковь и встал на колени. Вдруг раздался пронзительный свист, за ним грохот. Я припал к земле и закрыл голову руками. Одна из бомб взорвалась буквально в шаге от церкви. Очнувшись, я пожалел, что не погиб. Ветхое здание храма обрушилось, и внутри образовалось небольшое пространство, ставшее моей тюрьмой.

14 июля 1942 года. Я всё ещё надеюсь на прощение и верю, что Бог послал мне это наказание для того, чтобы я страданиями искупил свою вину. Я верю в это, ведь иначе моя душа попадёт в ад и будет обречена на вечные муки.

…Мой конец близок. В глазах темнеет, и нет сил держать карандаш. Как же хочется есть, хоть немножко хлеба… какой же всё-таки я подлец…

* * *

Седьмого июля 1956 года этот дневник попался на глаза девушке, забредшей на развалины старого храма. Волнуясь, она раскрыла его и стала читать, не в силах сдержать слёз. Дочитав до последней строки, девушка прижала тетрадь к груди и долго смотрела в небо. А потом отправилась на кладбище. Девушка шла быстрыми, уверенными шагами. Лицо её имело странное выражение: оно было счастливым, но в то же время казалось, что девушка готова разрыдаться. Но вот, наконец, она пришла к нужному месту. То была могила какого-то Ивана Григорьевича, который умер в июле 1942 года. Она упала перед ней на колени и зарыдала. Успокоившись, она сказала: «Дедушка, тот юноша… Ты был прав. Он очень жалел о том, что совершил. А я тебе не верила. Его постигло несчастье. Мне жаль его. Но, надеюсь, он обрёл покой. Ты уж, дедушка, позаботься о нём, пусть хоть на небе он не будет одинок». Сказав это, девушка вытерла слёзы, убрала с могилы завядшие цветы и на их место положила дневник.

(Печатается в сокращении)

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска