«Если же не прощаете, то и Отец ваш Небесный не простит вам согрешений ваших»

Мк. 11,26

Моё любимое чтение – мемуары. Читаешь воспоминания пожилого человека – будто проживаешь его жизнь, а прошлое предстаёт перед тобой яснее, чем в любом учебнике истории.

Недавно подарили мне книгу мемуаров под названием «Против течения», вышедшую в московском издательстве «Сурож». Автор – протоиерей Сергий Щукин (1891-1977), эмигрант второй волны, известный в русском зарубежье общественный деятель. Поздним вечером лёг я с этой книгой в кровать, никак не думая, что от чтения разыграется у меня бессонница.

В предреволюционные годы автор учился в Москве в технологическом институте. Оказывается, далеко не все студенты тогда были увлечены революционными идеями. Были и такие, кто посещал студенческие христианские кружки. Обычно собирались в субботу после всенощной у кого-нибудь на квартире, изучали Евангелие, выступали с докладами, спорили. Автор книги был активным членом одного из таких кружков. Он описывает спор студентов, где один из участников говорит:

«Нет, так мы никогда не поймём учения Христа. Следует различать в Евангелии зерно истины и нагромождение суеверий того времени. Поэтому мне больше всего нравится метод Льва Толстого. Он говорил: “Если вы начинаете читать Евангелие, то приготовьте два карандаша: красным вычёркивайте всё, что противоречит вашему логическому мышлению, а синим – всё, что отрицается современной наукой. Что останется не вычеркнутым – это и есть чистое учение Христа”.

Присутствующие заволновались, и разговор перешёл на обсуждение учения Толстого».

Дочитав до этого места, я тоже заволновался, но вовсе не из-за учения Толстого: великое заблуждение великого писателя не было для меня новостью. Просто я кое-что вспомнил, и это заставило меня вскочить с кровати, одеться и рыться в книжном шкафу. С трудом вытащил из заднего ряда большущую старинную книгу и положил её на стол. Это была Библия в русском (филаретовском) переводе, изданная в 1882 году в Санкт-Петербурге в синодальной типографии. В волнении я открыл потрёпанную картонную обложку, пропустил страницы Ветхого Завета и стал листать Евангелие от Матфея. Так и есть! На некоторых страницах части текста были покрыты синим и красным цветами.

Это была наша первая Библия, и мы с женой так радовались, когда приобрели её, что не обращали внимания на раскраску. Тем более что цвета поблекли от времени, и прочитать закрашенный текст не представляло особого труда. Тогда, в 1970-е годы, достать Библию было очень трудно. Порой верующие люди доходили до того, что покупали книгу под названием «Библия для верующих и неверующих», написанную яростным борцом с религией Губельманом-Ярославским. Ножницами вырезали оттуда цитаты с евангельским текстом и аккуратно наклеивали их на тетрадные страницы, составляя текст Святого Евангелия.

Я сидел за столом перед старинной книгой, а в памяти мелькали картины далёкого прошлого.

* * *

Зимой 1975 года я поехал в командировку в Ленинград и остановился на Московском проспекте у своих дальних родственников. Хозяин дома Кирилл Иванович Вальков, профессор инженерно-строительного института, был человеком глубоко верующим (интервью с ним – «На границе познания», «Вера», № 694, октябрь 2013 г.). Я был тогда молодым инженером и только начинал задумываться о Божественном устройстве вселенной. В разговоре пожаловался, что мы с женой и детьми живём, не имея духовной литературы, кроме протестантских брошюрок.

«Хорошо, я поговорю со своим знакомым, – сказал Кирилл Иванович. – Помню, он говорил, что у него дома две Библии».

Кирилл Иванович был человеком немногословным, а его жена Ольга Ивановна с подробностями рассказала мне об этом знакомом:

«Ты же знаешь, Володя, что Церковь у нас отделена от государства, причём так крепко отделена, что мы живём под угрозой увольнения с работы. Приходится скрывать, что посещаем церковные службы. Как-то Кирилл увидел в храме коллегу и испугался: вдруг он засланный от властей. А тот тоже испугался. Так и ходили в храм полгода, не здороваясь и не глядя друг на друга. А когда увидели, что всё спокойно и никто не донёс, тогда подружились. Теперь Игорь Александрович бывает у нас в гостях и обязательно приносит пирожки. У него жена замечательные пирожки печёт».

Игорь Александрович пришёл на другой день вечером. Это был пожилой мужчина крупного телосложения, с седыми, но густыми вьющимися волосами. Улыбаясь, он выложил на стол пакет с пирожками и большую книгу:

«Эта Библия осталась мне от моего дяди. Немного потрёпанная. Посмотрите, устроит ли вас».

С трепетом открыл я книгу и полистал страницы старинной плотной бумаги. Конечно, с радостью принял такой подарок и привёз его домой. Правда, читать эту старинную Библию нам почти не пришлось: вскоре наши благодетели Кирилл Иванович и Ольга Ивановна подарили нам Новый Завет и Псалтырь – небольшой томик, вышедший за границей. Также давали нам читать православные книги. Большое впечатление на меня произвели «Дневники» Александра Ельчанинова, «Свет невечерний» Сергия Булгакова, воспоминания Мотовилова о преподобном Серафиме Саровском…

Было далеко за полночь, а я всё сидел за столом перед открытой книгой, и чувство досады не покидало меня: «Так что же, эта Библия побывала у толстовца? А ведь её владелец наверняка знал об этом, но почему-то ничего не сказал».

В комнату зашла Людмила, обеспокоенная моим ночным бдением. Я тотчас рассказал ей историю про толстовца и поделился своими невесёлыми мыслями. Она открыла Евангелие и с хваткой профессионального филолога стала изучать текст.

«Никакого вычёркивания здесь нет, – наконец сказала она. – Просто выделены цветом некоторые абзацы. Может быть, эта Библия принадлежала священнику и он готовился к проповеди… А ты спросонья не разобрался – и сразу осуждать».

Я снова стал листать книгу. И правда, на толстовскую правку это не похоже. Что за наваждение на меня нашло! Ни за что осудил человека.

Прочитал покаянный 50-й псалом, улёгся в кровать, но сон не шёл, а снова чередой шли воспоминания…

* * *

Спустя год после той поездки в Ленинград я вновь оказался в квартире Кирилла Ивановича. К тому времени я уже считал себя верующим и приехал с целью принять крещение. Приехал я вместе с женой, которая была крещена ещё в детстве, и с шестилетней дочкой.

Ранним морозным утром поехали электричкой в Мариенбург (посёлок на окраине Гатчины), где в храме Покрова Богородицы был настоятелем духовный отец Вальковых – протоиерей Пётр Белавский. Он и крестил меня, а крёстным был Кирилл Иванович. На всю жизнь я запомнил благодатное состояние, испытанное во время этого Таинства.

Крещение было тайным, без записи, что для нас в то время было важно. После крещения отец Пётр пригласил всех нас в свой скромный домик, расположенный рядом с храмом. Нас встречали матушка Ксения с дочерьми, угощали чаем. Отец Пётр был стар, болен, говорил мало, но вокруг него царила атмосфера любви.

Протоиерей Пётр Белавский

У него была трудная жизнь, как у многих священнослужителей его поколения. После церковного раскола 1927 года он примкнул к «иосифлянам», был арестован и отбывал 3-летний срок в лагере на «Беломорканале». В 1937 году, когда он с матушкой Ксенией и двумя дочерьми жил в Новгороде, его вновь арестовали, обвиняли в заговоре с целью подрыва новгородского кремля. Били резиновыми жгутами, требовали признания. В то время официально было разрешено применять при допросах «меры физического воздействия». Он отказался давать показания на себя и на кого-либо другого. К счастью, в это время глава НКВД Ежов был смещён, поэтому некоторые дела пересматривались, и отца Петра отпустили.

Он рассказывал своим духовным детям, что вышел из тюрьмы поздно вечером, пошёл на вокзал и сидел там, собираясь ехать к своей семье, которую выселили из города. Вдруг в зал ожидания заходит следователь, тот самый, что его допрашивал.

«Я подумал: ну всё, поведёт назад в тюрьму. А он подходит ко мне вплотную и тихо говорит: “Батюшка, вам, видно, ехать куда-то надо. Вот, возьмите деньги. Помяните меня когда-нибудь, если сможете”. Суёт мне деньги и быстро уходит».

А на рассвете, когда отец Пётр вышел на вокзальную площадь, он встретил священника, который его оговорил во время очной ставки. Тот смутился и забормотал: «Прости, брат, оговорил я тебя понапрасну, лукавый попутал, били меня».

«Обнялись мы с ним со слезами, поцеловались на прощанье, – рассказывал отец Пётр. – Он человек хороший, потом в нашей епархии служил».

С 1955 года и до конца своей земной жизни отец Пётр служил в Покровском храме Мариенбурга. Крестил и обеих наших дочерей. Он почти никогда не говорил проповеди, а относился к той категории священников, которых называют молитвенниками. В шестидесятые годы к нему не раз приезжал в гости митрополит Пимен, будущий Патриарх, и служил в храме простым священническим чином.

Скончался отец Пётр в 1983 году, когда ему был 91 год. После его кончины Кирилл Иванович с Олей издали замечательную книгу под названием «Слово об отце Петре». А в вышедшей недавно многотомной Православной энциклопедии, в 4-м томе, ему посвящена большая статья…

После крещения я изменился: как-то сразу повзрослел, почувствовал себя главой семейства и старался смягчить свой грубый характер. Дьявольская твердыня – гордость – вот что мешало мне жить. Самое трудное было прощать обиды и не осуждать людей. Для этого мысленно становился на место другого человека и старался понять его. Общаться с людьми стало проще. Мир вокруг стал меняться.

С оборонного предприятия я перешёл в университет на должность доцента кафедры радиофизики, поскольку был уже кандидатом наук. Помню, заведующий кафедрой предлагал мне вступить в партию. Я отказался, тем самым испортив себе служебную карьеру. Согласиться не мог, поскольку коммунист должен быть атеистом. Не устраивали и другие положения правящей партии.

Года через три у меня набралось достаточно материала для защиты докторской диссертации, но когда об этом моём намерении узнал заведующий кафедрой, он перекрыл мне кислород: поручал разрабатывать новые курсы, давал мелкие поручения. Наконец, организовал заседание кафедры, где меня осудили как плохого куратора студенческой группы и отменили мою командировку в Москву. Что же, эта история типична для вузов. Докторскую диссертацию я всё-таки защитил в учёном совете московского вуза. Это было 25 лет назад, когда мы уже переехали в Вологду. Давно нет на свете моего недоброжелателя, и, как мне кажется, я его простил, однако какое-то недоброе чувство всё-таки осталось.

Теперь я понимаю, что искренне простить своих обидчиков – это христианский подвиг. На него способен не каждый, а лишь люди высокой духовной жизни. Такие, как отец Пётр, который простил своих мучителей.

Вологда, январь 2020 г.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска