Есть в России много мест, имена которых некогда были достославны и легендарны, но в наши дни почти забыты. Одно из них – Свято-Троицкий Макариево-Унженский мужской монастырь на Костромской земле. Расположен он в маленьком городке Макарьев, который и возник вокруг обители, и по ней же был назван.

В воскресный полдень подхожу к древним стенам. Из-за сплошного тумана едва-едва видны верхушки храмов. В обители ни души – после того как ушли последние, задержавшиеся после службы прихожане. Видно, что за чистотой здесь следят, всё выглядит довольно аккуратно. Разве что грязный тёмно-красный кирпич, выглядывающий среди белых стен, да место разрушенной колокольни напоминают, что работ тут предстоит ещё много.

– Исторически монастырь был мужским, почему же в 1993 году его возродили как женский? – спрашиваю игумена Варфоломея (Коломацкого). Он настоятельствует с 2016 года, когда монастырь вновь стал мужским, – прежде служил в соседнем городе Нея.

Настоятель монастыря игумен Варфоломей (Коломацкий)

– Наверно, преподобный так благословил. В девяностые годы, когда решили возродить монастырь, считалось, что набрать сестёр и создать женскую общину гораздо легче, чем мужскую. Но вот не сложилось. Может, потому, что сёстры уже физически не могли в полной мере решать все монастырские дела. Вместе с последней игуменией Верой здесь под конец жили четыре сестры: две согбенные старушки, одна несогбенная и одна монахиня лет сорока. И это в условиях, когда нет газа, отопление дровами.

– Что должно происходить в монашеской общине, чтобы признать её состоявшейся?

– Должна быть община, которая живёт по уставу, должно совершаться уставное богослужение, братство или сестричество должно заботиться о святыне и быть способно принимать паломников, чтобы был доступ людям, которые хотят посетить монастырь и помолиться.

Отец Варфоломей приглашает меня к трапезе. Уха просто выдающаяся – ни единой косточки, ни шкурки. Рыба, салаты, выпечка – творения иеромонаха Вячеслава. Рыба – от местных рыбаков, выловлена неподалёку, в реке Унже, на которой и стоят монастырь и городок Макарьев.

* * *

В конце лета 1439 года сюда пришёл девяностолетний старец Макарий – чудотворец и миссионер Поволжья. В двенадцать лет он тайно ушёл от родителей и принял иноческий постриг в Печерском Вознесенском монастыре близ Нижнего Новгорода, а затем всю жизнь, стараясь найти место для уединённой молитвы, уходил отшельничать. Однако всякий раз вокруг него собиралась братия – так возникли Макариев-Решемский монастырь в селе Решма недалеко от Кинешмы, Желтоводский Макариев монастырь на Нижегородчине и последний – Унженский.

Прп. Макарий Унженский и Желтоводский

– Преподобный Макарий сюда пришёл в 1439 году, а преставился в 1444-м, оставив после себя уже устроенный монастырь, – рассказывает отец настоятель. – В камне же обитель отстраивается уже после того, как становится под опеку новоизбранной царской семьи Романовых, посетивших монастырь в 1619 году.

Макарий был первым святым, который был прославлен при Романовых для всероссийского почитания. У них там свои отношения. Рассказать?

– Конечно!

В потопе Смуты

– Как вы знаете, Романовы в 1600 году попали в опалу у царя Бориса Годунова. Их обвинили в намерении отравить царскую особу. Старшие из рода Романовых оказались пострижены в монашество и сосланы в северные монастыри, где их старшие дети умерли.

Но Михаила, сына Фёдора Никитича Романова (ставшего в постриге Филаретом) и Ксении Ивановны (инокини Марфы), кто-то из родни привёз сюда, в Макарьевский монастырь, и отдал на воспитание настоятелю Давиду Хвостову. Юношу прислал в конце XVI века последний из рода Рюриковичей царь Фёдор Иоаннович. Причём вход в келью Михаила был через келью игумена Давида, так что настоятель был не только воспитателем, но и хранителем будущего царя. Провёл Михаил здесь несколько лет. После смерти царя Бориса в 1605 году инокиня Марфа получила свободу и по пути домой забрала наследника.

Ещё одно событие, которое нужно отметить, произошло в разгар Смутного времени. Литовский шляхтич Лисовский вместе со своим сподвижником Яном Сапегой разоряют Русь. В феврале 1609 года они осаждают Троице-Сергиев монастырь, подходят к Суздалю, а затем идут по Волге до Костромы, берут Галич, Решму, Кинешму, грабя и сокрушая всё на своём пути по всему правобережью Волги. А вот у Юрьевца поляки столкнулись с крестьянским ополчением, которое там самостоятельно собралось из окрестных сёл, одно из которых, Завражье, точно знаю, живо до сих пор. А крестьяне эти очень почитали преподобного Макария. По военным меркам сельское ополчение не представляло большой угрозы для обученного войска поляков и победу одержать не могло. Но без боя крестьяне сдаваться не хотели и крепко молились преподобному. И когда на следующее утро поляки стали переправляться на левый берег, они увидели следующее: по Волге плавает ладья, а на ней стоит седовласый старец с сияющим лицом. Те, кто на него смотрит, теряют зрение, а кто пытается пустить стрелу, тот получает её обратно. Началась паника, чем воспользовалось ополчение, разбив интервентов наголову. Сам Лисовский еле унёс ноги и всё оставшееся время, что он ещё был в России, никогда больше близко не подходил к макарьевским пределам. Эта победа стала предтечей того, что случилось в 1612 году, когда поляки были изгнаны из Москвы, а затем из России.

…Слушаю рассказ игумена и будто переношусь в то давнее время. Хорошо, что перед нашей беседой я прошёлся вокруг монастыря, спустившись по дороге, ведущей к реке, и своими глазами увидел то, что видел ещё совсем мальчишкой будущий царь Михаил. Конечно, не было тогда ни каменных стен, ни ЛЭП, но наверняка стояли примерно такие же покосившиеся деревянные домики, а долина реки Унжи и бескрайние леса за ней уж точно мало отличались от нынешних. Не раз, наверное, стоял здесь юный Михаил, вглядываясь в речную даль в надежде увидеть своих родителей, едущих, чтобы забрать его. Жизнь в далёком монастыре была для мальчика большим испытанием, но это было необходимо – спасалось в его лице будущее русского государства.

Как же важно бывать в исторических местах! Давно минувшие дни воспринимаешь совсем по-иному, когда видишь картину, на фоне которой разворачивались события.

Отец Варфоломей продолжает:

– Когда в 1612 году встал вопрос о выборе нового царя, Романовы были первыми претендентами. Разумеется, польско-литовские отряды, которых ещё не до конца изгнали, должны были их извести. Где искать Михаила, поляки знали: это либо Кострома, либо их фамильное имение Домнино. Туда они и направились. Марфа же с Михаилом загодя уехали в Макарьевский монастырь, где и пересидели грозу. А в Домнино поляков встретил русский крестьянин Иван Сусанин, судьба которого всем хорошо известна. Потом уже Марфа и Михаил отсюда уехали в Кострому, где приняли боярское посольство из Москвы, а в январе 1613 года шестнадцатилетнего Михаила Фёдоровича избрали на царство. Отец его, Филарет Романов, после смерти Годунова получил свободу и даже был рукоположён во епископа в правительстве тушинского лагеря Лжедмитрия Второго, но поляков поддерживать не стал, за что его арестовали и увезли в ссылку в Речь Посполитую.

Ну и вот, когда Михаил Фёдорович Романов с матерью сидели здесь, в маленьком деревянном монастыре, они имели очень много поводов молиться преподобному Макарию.

Во-первых, они почитали его как покровителя пленённых – молились ему, чтобы из плена был отпущен глава семейства Филарет. В 1439 году, во время нашествия казанских татар, предыдущая пустынь, которую основал Макарий на берегу Волги – ныне Троицкий Макарьево-Желтоводский женский монастырь, – была разрушена, большинство братии погибло, а самого Макария взяли в плен.

Впоследствии хан отпустил 90-летнего старца, запретив, однако, возрождать монастырь на прежнем месте. Воспользовавшись дозволением татар, святой Макарий смог вывести из плена доверившихся ему людей. Их было около четырёхсот – монахов и крестьян. Пришли в Галичскую землю, где святой и основал новую обитель, в ней мы сейчас и находимся.

Во-вторых, Романовы почитали Макария как покровителя народного ополчения – в связи с событиями 1609 года. Преподобный очень почитался в Нижнем Новгороде, и когда Кузьма Минин и князь Пожарский пошли на Ярославль, а потом на Москву, одним из тех святых, кому они молились, был преподобный Макарий. Ну и почитали его Романовы как святого, под покровом обители которого они и пребывали, где спасали свои жизни.

Поэтому, когда в 1619 году Патриарх Филарет получил свободу и вернулся, то первое, что он сделал, – это благословил инокиню Марфу с Михаилом Фёдоровичем отправиться в благодарственное паломничество – поклониться гробу преподобного. Доехали они до Красногорской Спасской пустыни, что в 25 километрах от монастыря на берегу Унжи, сейчас это приходской храм села Красногорье, там переночевали и оставшийся путь до монастыря прошли пешком. У нас сейчас каждый год совершаются два крестных хода. Один Царский – из Красногорья до монастыря – в память о том самом крестном ходе первых Романовых. Исторически он совершался накануне Покрова, а сейчас проходит 15 июля, за два дня до поминовения Царственных страстотерпцев. А 5 августа идёт крестный ход из села Унжа – это село, куда пришёл со своими спутниками из казанского плена преподобный Макарий перед тем, как основать обитель. Там же он отошёл ко Господу, и его тело отнесли в монастырь на погребение.

После посещения монастыря первыми лицами государства обитель оказалась под опекой царской семьи, получает много земель, вклады в ризницу, отстраивается в камне. Некоторые вещи для службы инокиня Марфа шила сама – её пелерины до сих пор хранятся в музее Ипатьевского монастыря. Так получилось, что сегодня Кострома известна как вотчина Романовых, но на самом деле вполне может быть так, что Михаил Фёдорович в Костроме был всего-то несколько дней, а здесь он провёл годы. Макарьево-Унженский монастырь, конечно, незаслуженно забыт всеми и вся, а ведь именно он – колыбель новой царской династии.

– Что остаётся для меня неясным, так это где хранятся мощи преподобного Макария: здесь или в Желтоводском монастыре?

– В Желтоводском монастыре находится честная глава преподобного Макария, остальные мощи – здесь.

Храм преподобного Макария Унженского и Желтоводского, построен в 1674 г.

Храм Прп. Макария Унженского и Желтоводского. Рака с мощами святого

С ними такая история. В стенах нашей обители мощи хранились с тех пор, как были обретены, но после закрытия монастыря их отвезли в краеведческий музей города Юрьевец и уже оттуда возвращены были нам. В 70-х годах один батюшка, который был знаком с начальством музея, из лучших побуждений забрал оттуда главу, чтобы сохранить святыню. А так как первым открылся Желтоводский монастырь, туда священник главу и передал. Отсутствие главы, кстати, музейщиков явно беспокоило, так что когда мальчишки на местном кладбище нашли вымытый талыми водами череп и принесли его в музей, то сотрудники не долго думая положили его к мощам. Но обман слишком сильно бросался в глаза, пришлось убрать. Нам передали уже только мощи.

Тяготы в наши дни

– Что было в стенах монастыря в советские годы?

– В Троицком соборе – дровяной склад, в Успенском – узел связи, в Макарьевском храме – машиннотракторная станция, а в Никольском – краеведческий музей. В братских корпусах разместили муниципальное общежитие, где давали жильё нуждающимся.

Храм Благовещения Пресвятой Богородицы, 1680 г., место рухнувшей колокольни и Собор Троицы Живоначальной, 1670 г.

– Я, конечно, оглядел всё поверхностно, но не увидел повальной разрухи, скорее, такой законсервированный от дальнейшего разрушения памятник старины.

– А я бы назвал это национальным позором, – не стесняясь говорит батюшка. – Из пяти храмов действуют только два, из трёх недействующих – два в аварийном состоянии, куда заходить опасно. У нас готов проект реставрации Троицкого собора по всем современным нормам, но который год нам отказывают в средствах. Выделяются деньги куда? На ремонт башен Троице-Сергиевой лавры, Донского монастыря и на прочие московские проекты.

– А как же местные, костромские, меценаты?

– Область – бедный дотационный регион. Какие-то богатые люди могут быть только в Костроме, в глубинке таковых практически нет. В Макарьеве всё производство давно развалилось, а то оставшееся, чем занимаются предприимчивые люди, – заготовка леса и производство пиломатериалов. В лучшем случае лесозаготовители могут со скидкой продать нам дрова, ну или пожертвовать пару кубов леса. Может быть, в Шарье есть какое-то промышленное производство, но не знаю, насколько оно вообще живо.

– Много ли гостей приезжает в монастырь?

– Туристов, можно сказать, нет, а паломники приезжают. Для них мы построили летнюю террасу. Принимаем, кормим. Но как сентябрь кончается, завершается и этот скромный поток паломников. Поймите, в вопросе реставрации речь идёт о десятках миллионов рублей, здесь таких денег в принципе нет.

– До Макарьевского монастыря вы служили в городе Нея. Я правильно понимаю, вы там восстановили храм?

– Наша община не восстановила, а отстроила новый храм во имя святителя Спиридона Тримифунтского. Но, понимаете, одно дело – строительство, другое – восстановление монастыря со статусом памятника архитектуры федерального значения. Как делать и что делать – нам понятно, и проект есть. Но, во-первых, сейчас совершенно другое время по сравнению с прошлыми годами – кризис. Люди, которые могли жертвовать какие-то серьёзные суммы, нынче уже не имеют такой возможности, хотя желание осталось. Во-вторых, очень изменились условия. Если раньше можно было что-то сделать собственными силами, без привлечения сторонних специалистов, то сейчас мы можем очень немного. Покрасить что-то, допустим. А работы, которые затрагивают общий вид и архитектурные особенности – штукатурить фасады, к примеру, – мы делать не имеем права. Нужно составить проект, отдать его в органы охраны культурно-национального наследия на экспертизу, получить заключение экспертизы, найти лицензионную организацию, которая имеет право проводить реставрационные работы на памятниках культуры, получить разрешение на работу от всех надзорных органов и только потом приступать. А это уже не просто другие деньги, нежели чем восстанавливать неспешно своими силами, тут разница раз в десять.

При входе в монастырь стоит здание бывшей городской бани, построенной из кирпича монастырской ограды, а в углу братского корпуса находилась прачечная. Сток воды из них не был толком организован и проходил прямо под Благовещенским храмом, задевая правую часть Троицкого собора. Итог – храмы эти стоят растрескавшиеся, а колокольня Благовещенского храма и вовсе рухнула. То есть теперь у нас стоит вопрос об экспертизе, об укреплении фундаментов, о стягивании и заделке трещин. Всё это довольно сложные инженерные работы, которые хозспособом не сделаешь. Поэтому нам и нужны госпрограммы.

– Перспективы есть или безнадёжно?

– Собираемся издать буклет про монастырь и о преподобном, общаемся с медиасообществом – чем больше о монастыре будут говорить, тем больше вероятность того, что что-то продвинется.

– Патриарх не приезжал сюда?

– Что вы, нет конечно! Что Святейшему здесь делать: смотреть на развалины? Ему своих хватает дел. Вот если бы восстановили Троицкий собор…

Из Москвы в глубинку

– Давно вы в монашестве?

– С 98-го года.

– Сами откуда?

– Из Москвы.

– Прямо коренной москвич?

– Да.

– Что сподвигло вас выбрать монашеский путь?

– В 1988 году компанией московских друзей мы присмотрели деревеньку в Костромской области, куда можно было бы приехать отдохнуть на каникулы или в отпуск: зимой покататься на лыжах, а летом пожить в своё удовольствие. Присмотрелись, каждый купил себе по дому, а я, приехав впервые, решил, что хочу здесь жить, да так и остался. Это был 1990 год. А спустя пять лет о сумасшедших москвичах, живущих в костромской глубинке, прознал настоятель московского подворья Троице-Сергиевой лавры игумен Лонгин, сейчас он митрополит Саратовский и Вольский, и приехал ко мне в гости. Приехал один раз, второй, а затем и с братией своей стал наезжать. А надо сказать, что подворье Лавры – это монастырь в центре Москвы на Садовом кольце, жить там безвылазно братии достаточно нелегко. Вот и решил игумен сделать что-то вроде дачи, скитом это назвать трудно было. Место, куда можно просто приехать, недельку пожить, перевести дух после огромного города, но в то же время сохраняя какой-то монашеский уклад жизни. Я помог им в их начинаниях, ну и, глядя на игумена, на жизнь братии, понял, что хочу тоже жить так же. Так всё и началось. И вот в тридцать с небольшим лет начал я ходить в приходской храм, а потом попал в монашеское братство.

– Чем вы занимались до монашества?

– Я окончил физфак МГУ, работал в НИИ ядерной физики при МГУ.

– А в каком направлении работали?

– Взаимодействие космического излучения сверхвысокой энергии с атмосферой Земли. Был акт сотворения мира – Бог создал материальный мир, в том числе и элементарные частицы: электроны, позитроны и гамма-кванты. Они до сих пор живы и иногда влетают в атмосферу Земли, образуя атмосферные ливни. Когда я учился, на территории МГУ стояли вагончики с аппаратурой, которая регистрировала эти ливни, а я уже работал с этими данными, вёл расчёты.

Это больше фундаментальная наука, базовые представления о сотворении мира, о физике космоса. Но потом встала дилемма, чем заниматься после окончания института. Думал идти в аспирантуру, но туда принимали только молодых коммунистов. Хотя диплом у меня был куда лучше, были и статьи в научных журналах, в том числе в зарубежном, доклады на международной конференции и так далее. Я без гордости это говорю, как факт.

Впрочем, потом я понял, что дело даже не в требованиях партийности. Просто у одного из молодых коммунистов шеф был председателем профкома МГУ, у другого – папа профессор. Так что ничего нового – и тут нужны покровители, знакомства.

Посмотрев на систему отношений в среде учёных, я понял, что это не моё, и пошёл на вольные хлеба – программистом. На тот момент я уже достаточно неплохо освоил имевшуюся вычислительную технику, мог писать и прикладные, и системные программы. Определился в свой же НИИ, но уже в вычислительный центр…

– Акт сотворения мира – это и есть тот самый Большой взрыв?

– Когда-то учёные называли это Большим взрывом, сейчас появились и новые теории, но давно этим не занимаюсь, мне хватает других интересов в жизни.

– Есть у вас ностальгия по Москве, по той работе?

– Нет. Что пора всё бросать и уезжать в деревню, я начал понимать, когда во сне стал находить ошибки в программах. Подумал: всё, хватит, можно свихнуться просто.

– То есть вы всё время думали о работе?

– Ну даже не сказать «думал» – само думалось.

Подошёл послушник.

– Алексей, покажи рабу Божиему храмы наши, к мощам своди, – дал указание игумен.

Что послушник Алексей и сделал.

Под бдительным присмотром приблудившихся котов мы вышли к центральному Троицкому собору, посмотрели остальные храмы. Макарьевский и Успенский достаточно восстановлены для совершения регулярных богослужений, в последнем наладили отопление, и теперь службы проходят в основном там. В Макарьевском храме почивают мощи преподобного Макария Унженского и Желтоводского. В Троицком соборе лишь голые стены и колонны, но кое-где сохранилась старинная роспись – впечатляет неимоверно!

Роспись Троицкого собора

За стенами монастыря, под склоном, облагорожен в камне святой источник, некогда вырытый самим преподобным. Чтобы сравнить «прежде и теперь», есть хорошее подспорье: фотограф Прокудин-Горский в начале прошлого века сделал много цветных фотографий городка Макарьева и ещё процветавшего тогда Макарьевского монастыря. В годы расцвета обители в монастыре подвизалось до нескольких сот насельников, сегодня здесь – 7 человек братии.

С. М. Прокудин-Горский. Макарьев монастырь на реке Унже. Фото 1910 г.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска