Тем, кто занимался когда-нибудь поиском мест захоронения репрессированных, известно, сколь это трудное дело. Многие годы редакция максимум чего могла разузнать, занимаясь поиском, так это неопределённое: «где-то в районе нынешнего аэропорта», «возле речки Чов» и т.п. И так везде по стране. Хорошо, что есть такие энтузиасты, как краевед Анатолий Смилингис в Корткеросе, который обнаружил более 50 заброшенных лагерных участков и спецпоселений, на кладбищах бывших лагерей установил двадцать памятных крестов. Недавно краеведы Сыктывкара выявили место захоронения «Священной дружины».

Но кто именно там захоронен, неясно. Ведь для этого нужно как минимум эксгумировать останки, провести экспертизу. На какие деньги это могут сделать общественники, да и кто даст разрешение? Между тем эти данные могут быть в архивах МВД и ФСБ. И до 2006 года худо-бедно до них можно было добраться. Сейчас практически невозможно.

10 декабря в Кремле на заседании Совета по правам человека вопрос об этом поставил перед Президентом единственный присутствовавший на заседании священник отец Глеб Каледа, служащий на Бутовском полигоне под Москвой.

«Дело в том, что в нашем законодательстве, к сожалению, нет чёткого определения, вообще такого понятия – “место массовых захоронений”, – сказал он. – Соответственно, нет регламентации, каким образом эти места должны быть найдены, как они должны быть обустроены и каким образом они должны защищаться.

Не прописано, какие государственные структуры должны этим заниматься и за счёт каких средств это должно происходить. В результате происходят конфликты типа того, что произошёл этой осенью в Перми, когда добровольцы попытались обустроить место массовых захоронений, находящееся на территории лесного фонда, а лесное хозяйство подало на них в суд за то, что были вырублены какие-то насаждения…

Имеются сведения, доказательства, в наших архивах имеются документы об этих местах. Например, вот эта схема захоронений в Левашово под Питером, которое было передано сотрудниками архива ФСБ тем лицам, которые стали заниматься этим полигоном. К сожалению, эти документы не лежат на одной какой-то полке в архивах, их надо искать».

В самом деле – время уничтожает следы захоронений в глубинке, вдалеке от жилья, а близ городов такие места оказываются в местах массовой застройки. Поэтому дело не терпит отлагательства.

Роман Романов, руководитель Музея истории ГУЛАГа, показал кусок консервной банки с выбитым номером «Б-36». Так отмечали захоронения расстрелянных. Кто именно был похоронен под таким знаком? Об этом могут знать только те, кто имеет доступ к архивам. Он призвал к созданию базы данных по жертвам политических репрессий – наподобие той, что сделало Минобороны по погибшим в Великую Отечественную. Президент, выразив опасения, что архивные документы могут скомпрометировать людей, всё же согласился с возможностью либерализации доступа к архивам, назвав поисковую работу благородной. Посмотрим, какие за этим последуют практические шаги.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска