Отец Михаил Попов и его жена, Елена Бускина. Он похож на капитана корабля и, как уроженец поморской Онеги, возможно, имел шкиперов среди предков. Она – красивая женщина. И даже человек, не знающий её, может догадаться – певица. Друг на друга не похожи совершенно, пока не начинают говорить. Оба немногословны, но интонация – она у них очень схожая. Вроде и неуверенно говорят, словно спрашивают себя, правы ли, проверяют каждое своё слово, но их голосу веришь.

Отец Михаил Попов с матушкой Еленой Бускиной и внучкой

А познакомился я с ними, заинтересовавшись театром «Лестница», недавно появившимся в Архангельске. Елена – его руководитель. Отец Михаил в первом спектакле играл на гармошке. Крест на нём как на актёре был поставлен два года назад. Крест в буквальном смысле, во время рукоположения. Теперь только гармошка, баян или что там ещё – гитара, рояль, если будет время. Театр ведь не только православный, но и музыкальный. А познакомил нас давний знакомец нашей газеты Дмитрий Хорин. Именно он пишет для «Лестницы» сценарии. И получается, рассказ у нас не столько о недавно появившемся на свет театре, сколько о людях, которые его создали.

Елена Бускина

– Елена, как рождался ваш театр?

– Дима, как у нас театр рождался? – переспрашивает Елена Валентиновна у Дмитрия.

Пока он вспоминает, Елена начинает рассказывать:

– Сначала мы восемь лет устраивали Сретенские вечера. Всё начиналось с маленьких сценок, а в прошлом году мы сделали первый большой спектакль – «Пётр и Феврония», и зрители встретили его хорошо. Теперь Дима сам пишет сценарии или дорабатывает готовые – он у нас мастер художественного слова, и мы с отцом Михаилом зовём его волшебником. Отец Михаил Попов – мой супруг. Священником он стал два года назад, а до этого сам играл роли в наших постановках. Он музыкант, хормейстер по образованию.

– Можно подробнее о вашей семье…

– То, что мы встретились, – это чудо. Я с Урала, а он из Онеги, с Поморья. Мы вместе окончили филиал Ленинградской консерватории в Карелии, который сейчас называется Петрозаводской консерваторией. Рядом была старинная церковь, где мы обвенчались, а потом ходили туда. В Ижевске я стала солисткой филармонии, а Михаил занимался хорами. Были радости, были и печали. Так случилось, что первая моя доченька умерла. Она родилась преждевременно и прожила лишь сутки. Я очень тяжело это пережила. Трудно давались каждые роды – не хватало здоровья. Александра родилась семимесячной – не смогла выносить её до конца. У меня отказали почки. Потом сыночек. Тоже семимесячный. Врачи сказали, что он не выживет – весил 1,6 килограмма. Это был август 98-го. А Михаил открыл в день крещения святцы и сказал: «Сегодня день Антония Римлянина. Ты согласна на это имя?» Я только головой кивнула, не могла говорить после операции. Антоний выжил. У дочки не так давно тоже роды были тяжёлые, я читала акафист Феодоровской Божией Матери, и случилось маленькое чудо. Как только я прочла последнее слово, раздался звонок и мне сообщили, что у Саши всё хорошо.

Театр… вы спрашивали о театре. Вообще-то, моя специализация – камерное оперное пение, но я очень увлекалась театром, ходила в студию. Одно время сомневалась, заканчивать ли консерваторию или пойти в театральный институт. В конце концов мы с Михаилом подумали и решили совместить пение и театр. Так появился наш с ним «Театр романса Елены Бускиной». Своё имя мне пришлось включить в название, чтобы оно стало узнаваемо, запоминалось. После консерватории мы жили в Ижевске, ездили с гастролями. Помню, как приехали с программой на Кий-остров в Белом море. Привезли туда в дом отдыха спектакль «Звезда любви» – романсы и стихи поэтов Серебряного века: Цветаевой, Ахматовой, Волошина, Блока. Это был мой сценарий, где раскрывалась судьба женщины. По романсам Чайковского был спектакль «Сладкие грёзы», ещё один – по «Лету Господню» Шмелёва. Всё это время воцерковлялись, пели на клиросе, работали с воскресными школами.

Почему переехали на Север? Нас спрашивали об этом многие. В Ижевске у нас всё было замечательно. Свой круг, публика очень поддерживала, город куда богаче, да и намного южнее – всё цветёт. Когда уезжали оттуда в 2004-м, на месте будущего собора Михаила Архангела был котлован. А уже через два года поднялся огромный храм. А в Архангельске кафедральный собор строят столько, сколько мы здесь живём.

– И всё-таки что побудило уехать?

– Притяжение Архангелогородчины и одна грустная история. Дружили мы с Лидией Васильевной, певчей из хора, которым руководил отец Михаил.Она привязалась к нашим детям – мы очень сочувствовали, что она одинока, и как-то в ответ на вопрос, почему не вышла замуж, услышали от неё такую историю. По молодости они с подругой влюбились в одного однокурсника – его звали Славой. Лидия Васильевна решила им не мешать и отошла в сторону. Прошло сорок лет. Однажды приходит взволнованная, говорит: «Лена, Миша, я вчера ехала поздно в троллейбусе, а напротив сидел мужчина. Вдруг он восклицает: “Лида!” Поднимаю глаза, вижу – это тот самый человек, который мне так нравился, когда мы с ним были студентами, – Святослав». Это случилось 17 июля, и 17 числа каждого месяца они праздновали день своей встречи. Поженились, были очень счастливы. Ровно через год, 17 июля, я позвала их к нам на дачу, где росло море клубники. Предложила набрать сколько захотят – нам её девать было некуда. Поехали на машине Славы, малюсенькой «Оке»: они с Лидией Васильевной и мы с Михаилом и детьми – шесть человек. У Святослава незадолго до этого случился лёгкий инсульт – одна половина тела действовала неуверенно, но он всё равно продолжал водить. Ягод набрали несколько вёдер, радостные поехали обратно.

И случилась беда: в нас врезалась большая машина, наша «Ока» несколько раз перевернулась. Мы все побились, Лидия Алексеевна сломала руку, а Святослав погиб. Почему именно в этот день – такой счастливый для него? Я не знаю. Мы помогли Лидии с похоронами, но после этого перестали общаться. Она не винила нас, но мы стали для неё напоминанием о трагедии. Спустя какое-то время она куда-то уехала из города. Но и нам было тяжело оставаться.

Так мы оказались в Онеге, подружившись с отцом Александром Коптевым. Пели его песни, у нас даже группа сложилась – «Земля Рос». Спустя несколько лет переехали в Архангельск, где я стала преподавать в музыкальной школе, так что, можно сказать, мы теперь местные, хотя и приезжие. Воцерковление наше началось ещё в Карелии, а желание стать священником у отца Михаила появилось очень давно, но меня это немного пугало, и я говорила ему: «Миша, ведь каждый человек на своём месте может служить Богу. Музыкант должен служить творчеством». Он соглашался, алтарничал, пономарил – из храма не вытащишь. Но когда ему в очередной раз предложили рукополагаться, решил, что это Промысл Божий. Так что он у нас теперь молодой священник, окормляет три сельских прихода.

– А откуда эта идея – создать театр-студию «Лестница»?

– Когда восемь лет назад появилось «Сретение», мы с Димой делали обычно мини-сценки, а потом иногда на год всё успокаивалось. Что такое православный театр, я примерно представляла – у меня подруга в Ижевске создала свой, он называется «Странник», и я не то чтобы завидовала, но хотелось, чтобы и у нас появилось нечто похожее. А в этом году случилось чудо. Предложили сцену, нас поддержал отец Леонид Перчугов из молодёжного отдела епархии. Так всё и сложилось.

– Как вы собирали труппу?

– Мы писали объявления, предлагая присоединиться… Вырос театр из моих детей, из талантливой православной молодёжи из разных приходов, учеников моего ВИА «Архангелогородчина», исполняющего древнерусские песнопения византийского распева и знаменного.

– Какой спектакль в своём театре «Лестница» вы поставили первым?

– По Шергину, «Про счастье». Дима предложил, а мне сразу понравилось. Мы там поём старинные архангельские песни, которые я очень люблю.

Сцены из спектакля «Про счастье»

Пока мы разговариваем, раздаётся какой-то непонятный звук: др-р-р-р-р.

– Отец Михаил дрелью работает, – объясняет Бускина.

Слышен умоляющий голос батюшки:

– Остался один шуруп!

Дрель затихает.

– Архангельская песня архаичная, стихийная, самобытная, непривычная на слух, – продолжает Елена. – Не знаю, что сказать. Давайте лучше спою:

Жил мальчишка, лет семнадцать,

Не женатый парень, холостой…

Вот эту поём.

И в спектакле по Шергину тоже поём. Мама отца Михаила была певуньей. Некоторые по деревням ездят, записывают, а у меня рядом была чудесная свекровушка, которая мне их напевала:

Лучше бы я, девушка, у батюшка жила,

О-ой, с утра день и до вечора

улочку мела…

Придётся к вам в Сыктывкар с концертом приехать. Жаль, что газета не может передать музыку. Вы уж простите, что смогла, то рассказала.

Отец Михаил Попов

Отец Михаил хотя и не слишком энергично, но участвует в спектаклях «Лестницы», без него она бы не появилась.

– Я крестился в 90-м году, Божией милостью через скорбь, – начинает он свой рассказ. – Друг у меня погиб, его под машину на мотоцикле затащило. Я в это время учился в консерватории в Петрозаводске. Я даже теоретически на похороны не мог успеть, но так получилось, что приехал вовремя. Ночь у гроба просидел и сказал себе: «Раз так случилось, нужно креститься». Не сомневался, что Бог помог, что Ангел Хранитель подсказал, что делать.

Поступил я в консерваторию уже в зрелом, можно сказать, возрасте – тридцать лет мне было. Служил в Мирном, в военном оркестре. Вроде и жениться пора, о детях подумать. Какая уж тут учёба? Мне и женщина-попутчица в поезде, когда ехал поступать, сказала: «Выходи со мной на станции, у меня дочка хорошая, женись на мне». Но нет, что-то внутри подсказало – нужно доехать. На втором курсе познакомились с Еленой, но не сказать, что понравился ей – шумный был очень, активный, а она по складу характера совсем другой человек. Я на дирижёрско-хоровом факультете, она – вокалистка. Солисты они – ого-го! А хоровики что? Хором поют. Но через какое-то время мы друг друга каким-то образом увидели. Время уже было такое – жениться не обязательно, можно просто вместе жить. Но я понял – это не дело, надо венчаться. Матушка меня услышала, и мы после дворца бракосочетаний прошли ещё пятьсот метров до храма и венчались.

И потом так получалось: то я Елену, то она меня к Богу подталкивала – соглашались, что нельзя сосредотачиваться на быте. То идём на службы, то просто молимся. А однажды, в середине 90-х, приехал домой в Онегу и мне предложили стать священником. Я даже прошение написал. Но потом мы уехали из Петрозаводска в Ижевск и нужно было обустраиваться, так что дело с моим священством расстроилось. Дочка родилась, потом сын. Я его на третий день окрестил, как меня научили.

– Сами?!

– Никто из отцов не смог в роддом приехать, хотя много было знакомых священников, даже двое будущих епископов. «Крести, – сказал один из них, – сам, как бабушки раньше в деревнях делали, я тебя сейчас расскажу как». Вот и крестил. Но потом его миропомазали, всё как положено.

– Почему не дождались, когда в храме можно будет это сделать?

– Он был безнадёжный. Матушка лежала в больнице на сохранении, когда у неё отказали почки. Медики стали её спасать, сделали кесарево, а ребёнок… он живой был, но маленький, как буханочка хлеба. И врачи сказали: «Не надейтесь». А как не надеяться? Сын ведь! И мы молились Божией Матери: Елена в больнице, я – дома. А крестил прямо в роддоме. Прочитал всё, как учили, предначинательные молитвы, брызнул святой водой. «Во имя Отца, аминь, и Сына, аминь, и Святого Духа, аминь», – сказал. Сорок лет мне тогда было. Посмотрел я, кто 16 августа по святцам. Святой Антоний. Так тому и быть. Когда сына Антоном называют, он поправляет: «Я Антоний». Два месяца пробыли они с Еленой в реанимации. Я весы купил, всё смотрел – вопрос жизни. И однажды вижу: прибавил ребёнок в весе – значит, будет жить. Врачи, конечно, сильно удивлялись.

– Вымолили?

– Вымолили.

Переехали в Онегу, потом в Архангельск, где начали преподавать музыку, в храмах помогать, ну чем могли. Сретенские вечера организовали, где мне тоже приходилось играть в мини-спектаклях. Однажды роль императора Александра Первого, в другой раз отца Гурия – игумена, который подвизался в Троице-Сергиевой лавре после войны. Один знакомый батюшка дал мне свой клобук, мантию, сказал: «Иди играй».

Так вот жили потихоньку, укрепляясь. Господь не оставлял. Однажды на Страстную пятницу отправился на маршрутке из Архангельска в Онегу. Микроавтобус перевернулся. У меня – компрессионный перелом, который не сразу дал о себе знать. Успели спектакль поставить в воскресной школе, а потом всё хуже и хуже. А матушка в Сырье была на фестивале «Зари Отечества», где платочек приложила к раке святого Кирилла Сырьинского. Когда увидела, что со мной, предложила: «Миш, приложи, может, легче станет». Я приложил к позвоночнику, к месту перелома. Через пятнадцать минут боль прошла и больше не возвращалась.

А однажды дочка говорит: «Тебя отец Капитон просил позвонить». Отец Капитон – келейник нашего владыки. Велел передать, чтобы назавтра я пришёл в кафедральный собор, где владыка собрался меня рукополагать. Как кипятком ошпарили! А сын успокаивает: «Папа, что ты паришься. Если владыка сказал, то так тебе и надо». Я успокоился, пришёл. Рукоположили меня. Полтора года дьяконом служил, потом – во иерея.

– О вашем согласии не спросили?

– Владыка уточнил: «Будешь рукополагаться или нет?» «Буду», – отвечаю. Сколько лет постоянно в храме, всё бросаю, бывало, бегу на службу. Так в 60 лет я стал, наконец, священником.

У меня три прихода, все на берегу Северной Двины. Самый ближний в 100 километрах от Архангельска – новый храм Вознесения Христова в Копачево. Старый был разрушен. Второй приход километров через двадцать, в селе Ракула, известном с 1137 года. Несколько лет назад свою старинную часовню местные жители обшили сайдингом, но оказалось, что это памятник архитектуры. Староста уже пострадать собралась, боялась, что посадят в тюрьму. Спешно создали приход, стали просить, чтобы им дали священника. В часовне обустроили маленькую церковку… Третий храм стоит в селе Брин-Наволок. И все они – на шоссе М-8 в сторону Москвы. Меня как-то в семинарии спросили, где я служу. «Да ближе к Москве», – говорю. С тех пор народ смеётся, называя меня настоятелем трёх подмосковных приходов.

В Брин-Наволоке прежде служил игумен Варсонофий (Чугунов), с которым мы в очень хороших отношениях. Он непоседа, в хорошем смысле: туда идёт, сюда идёт – всех к Богу ведёт. Очень много к нему людей с разных мест приезжало со всей страны, учителя местные ходили. Они переживают его отъезд – он сейчас служит в Сийском монастыре. Но ведь и моей вины нет, что так вышло. Нужно идти за Богом, а не за нами, людьми. Но служим, славим Бога и постепенно открываемся друг для друга.

– Вы упомянули семинарию. Тяжело учиться в вашем солидном возрасте?

– Когда поступал в Вологодскую семинарию, мне было 58. Провошкались мы тогда, извините за выражение, не успели заявление вовремя подать. В канцелярии Вологодской епархии сначала руками развели, мол, если что, поступай на следующий год. Потом звонят – приезжай. В один день три экзамена сдавал. Ох и тяжело было! Со мной вместе были такие же, как я, успевшие пожить. Возле ларёчка в монастыре, где пирожки продают, смотрю: два мужика моего возраста стоят. Один из Мурманска, как оказалось, подводник – Валентин. Говорит: «И зачем меня владыка послал?! Мне уже 56». «Да ладно, – говорю, – мне на два года больше». Другой, колоритный дядька с большой бородой, Александр, улыбается: «Эх, ребята, не переживайте, мне вообще 60».

На следующую сессию приехали, вижу, идёт такой колоритный монах. Пригляделся: да это же Александр! «Привет, Михаил», – здоровается. «Привет, Саша». – «Да не Саша я уже теперь, отец Савватий». Он то ли агроном был, то ли биологом – картошкой всю жизнь занимался. Переселили его от нас к монахам, а к нам – отца Иоанна из Инты, бывшего шахтёра, и Женю из Мурманска. Он на государственной службе, налоговик, важный чин имеет. Тоже хочет стать священником, но молод ещё, жениться ему перед рукоположением надо. Был бойцом-рукопашником, помимо всего, но сейчас отошёл от этого. Преображается человек, когда идёт этим путём. С сессии возвращаюсь другим человеком. Словно на тридцать лет назад вернулся – опять студент. Набираюсь знаний, впечатлений.

– По театральным подмосткам не скучаете?

– Я, знаете, тридцать лет Дедом Морозом был, героя-любовника играл и другие роли. Но теперь главное – служение. А помогать всё равно помогаю: аккомпанирую, ну и чем могу.

Дмитрий Хорин

О Дмитрии я знал, что он педагог по образованию, создатель клуба православных астрономов, несколько лет был помощником благочинного Архангельска. Ну и, конечно, автор «Веры». На таких деятельных людях держится вся общественная, внехрамовая жизнь нашей Церкви.

Дмитрий Хорин

– Дмитрий, можно немного о себе?

– Больше десяти лет служу старшим алтарником в Свято-Никольском храме Архангельска. В прошлом году окончил магистратуру в области теологии, заканчиваю аспирантуру в Университете имени Герцена.

– Как вы пришли в Церковь?

– Ничего интересного, не было яркой точки входа. Но есть Промысл Божий о человеке, в чём я смог убедиться. В алтарниках сначала был один, так что приходилось тяжело – год вообще обходился без выходных. Но было то, ради чего стоило потерпеть… Хотя историй о замечательных по-своему случаях прихода в Церковь знаю немало. Скажем, в 90-е у нас около половины священников вышли из сообщества рок-музыкантов. Это Александр Коптев, Алексей Денисов, Андрей Меньшин, Мефодий Лапшин и другие. В связи с этим даже возник проект съёмки документального фильма «Архангельский рокопоп». С отцом Александром Коптевым в какой-то степени связана и наша театральная деятельность: Елена Бускина исполняла песни на его стихи, он что-то писал и для наших спектаклей.

– Большие постановки до появления «Лестницы» у вас уже были?

– Зрители, кстати, упорно называют наш театр «Лествица», и это название прижилось. Да, были большие постановки. Скажем, о Петре и Февронии. Спектакль получился, хотя у меня лично сложное отношение к этой теме. Житие Петра и Февронии – это, по сути, легенда, неслучайно митрополит Макарий, автор первых русских Четий Миней, отказался включить её в свой великий труд. У нас на сцене тоже получилась сказка. А вообще это большая, сложная тема: нужно ли нам сосредотачиваться на религиозных постановках или обращаться к формально светским, но христианским по духу произведениям.

– Интересный вопрос для православного театра.

– Мы пытаемся понять для себя, что такое православный театр. В начале ХХ века в Синоде разбирали пьесу Константина Романова «Царь Иудейский». С одной стороны, автор – Великий князь. С другой – членам Синода его пьеса понравилась. А с третьей… они решили запретить её ставить на сцене. Мысль прозвучала примерно такая: благотворное влияние драмы будет перекрыто несомненным вредом от постановки. При том что роли Христа там не было, автор нашёл возможность поведать о Нём через Его учеников и ближних. Но смогут ли эти актёры передать всё трепетно, благочестиво? Синод пришёл к мнению, что нет, а значит, не стоит метать бисер.

Поэтому основа православного театра – это создание духовной корпорации. Актёры должны понимать, во что они верят, что хотят пробудить в душах зрителей. И, конечно, чувствовать друг друга. Мы приглашали профессионального режиссёра, но общего языка найти так и не смогли. И дело не в нём, как в человеке, специалисте, а в том, что он не прошёл с нами весь путь.

И ещё одно, о чём можно долго спорить: стоит ли нам играть святых, священников, есть ли у нас на это право? Не знаю. Но вот, скажем, есть такой фильм, «Девчата», над которым поработала советская цензура, но даже в таком виде наши батюшки используют эту картину для своих лекций о любви, о семье. А книга Бориса Бедного, по которой написан сценарий, ещё более христианская. Очень хотелось бы подготовить на её основе постановку для нашей «Лестницы».

Но это в будущем, а свой первый спектакль «Про счастье» мы с Еленой Валентиновной и ребятами подготовили по творчеству замечательного архангельского писателя Бориса Шергина. Сценарий я готовил на основе более чем десяти его рассказов и сказок, а главный герой – это Капитон, который живёт со своей маманей и надумал жениться. И отправляются они сватать царскую дочь, а заканчивается всё тем, что герой берёт в жёны местную девушку хорошую. Известный шергинский сюжет, на который нанизано многое из его книг. Спектакль музыкальный, в нём используются наши северные песни. Вообще поморские истории, северный фольклор ждут своего нового Гоголя, который сможет придать им общемировое значение. Это не только песни и сказки, но и обычаи, традиции. Скажем, крестовое братство и сестричество – обмен крестами, ведь у нас очень трудно бывает, особенно в море, где люди плывут на утлых судёнышках, и они должны быть уверены друг в друге.

– Можно рассказать о тех, кто у вас играет?

– Раньше мы уговаривали принять участие в спектакле. Но когда человек один раз сыграет, его это захватывает. Тут дело не в тщеславии. Он открывает для себя возможности роста, учиться понимать, чувствовать других людей, иначе их видеть. Режиссёр учит проявлять себя так, чтобы не заслонять других. Это очень хорошая школа. Сдружились, конечно, очень. Костяк коллектива: Кирилл Милин – хормейстер ансамбля «Сиверко», Лиза Лялюшкина – регент, Марина Христинюк – она специалист по выхаживанию людей после инсульта, работает в 1-й городской больнице, матушка Мария Слинякова, Егор и Алёна Мосякины – молодая, но уже многодетная семья. Следом тянутся дети, сёстры, братья. Сидят на репетициях, советы дают. Они зрители, им многое виднее.

– Как встретили зрители ваш спектакль «Про счастье»?

– Реакция хорошая, хотя я ожидал, что будут больше смеяться. Тут я ещё раз убедился, что православный театр – это необязательно формально православные спектакли. Думаю, что это – когда мы, христиане, идём к людям, которым нужны.

Сейчас ставим пьесу «Внучка» на основе книги «Восемь сантиметров» – воспоминания разведчицы Евдокии Мухиной. Девушка семнадцати лет, почти ребёнок, заканчивает разведшколу и в качестве радистки забрасывается в тыл к фашистам. Там она появляется у мнимого дедушки – и дальше речь об их отношениях, плюс немцы и всё прочее. Работа большая, готовим её к Сретению 2020 года.

– Итак, начиналось всё со Сретенских вечеров, первый из которых прошёл восемь лет назад?

– Да, появился священник отец Артемий Ведерников, он был тогда секретарём епархии, а сейчас подвизается на Урале. В то время, когда мы встретились, он учился в Московской духовной академии, где студенты любили создавать литературно-музыкальные композиции. Отец Артемий предложил и нам сделать что-то подобное. Я в то время к театру относился с сомнением, но когда мы начали работать над первым сюжетом, посвящённым 400-летию Дома Романовых, оказалось, что это очень интересно. Впоследствии мы подготовили ещё немало постановок, прошли через многие неудачи и успехи, постепенно всё лучше понимая, что необходимо зрителю.

Три года назад отец Андрей Слиняков на основе наших композиций создал полноценный спектакль о Царской Семье – это был ещё один шаг к созданию нашего театра. Мы пришли с этой идеей к новому руководителю молодёжного отдела епархии Леониду Перчугову. Он был рад, поддержал, помог нам договориться с Домом офицеров, который сейчас находится в ведении Центра патриотического воспитания «Патриот». Нам предоставили там замечательную сцену для репетиций и спектаклей. Так и появилась «Лестница».

Было много всяких историй. Скажем, Областной театр дал нам для премьеры костюмы, которые пришлось потом вернуть, и выступать стало не в чем. И вдруг один из актёров приносит полный комплект костюмов разных эпох, подходящих размеров. Это было чудо. Одно из многих. После репетиции понимаешь, что мы не готовы, нужно ещё месяца два, чтобы довести спектакль до ума. Но времени нет, а на премьере всё проходит, можно сказать, идеально. Это одно из постоянных чудес. Надеюсь, и в будущем Господь нас не оставит.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска