Я родилась и выросла на Крайнем Севере. Люди и обычаи Севера навсегда вошли в мою судьбу, выведя чёткую формулу в сердце: чем тяжелее условия жизни, тем человечнее люди.

Простой пример. Идёт человек по обочине оживлённой трассы. Где угодно такую картину можно встретить. На моём любимом Севере пешеходу не дадут далеко уйти, обязательно сердобольные автомобилисты подвезут да ещё и ароматным чаем из термоса угостят. Так принято. Пешеход не должен быть одиноким.

«Человек должен человеку помогать всегда», – внушали нам в школе. Если у соседа случился пожар или несчастье, без лишних слов сельчане идут к нему, делятся часто последним. Так и говорят: «Беду надобно всем миром отповаживать (прогонять)». В глухих таёжных районах охотники, егери, лесники часто проводят открытые уроки в школах и прямым текстом говорят евангельские истины, среди них есть и такие: мало человеку жизнь спасти, надо ещё и сберечь его внутренний мир, не лезть в душу, захочет – сам всё расскажет; но и здесь действует неписаный закон – всё, что стало известно наедине в минуты откровения, так и остаётся тайной.

Сибирь во все времена была местом ссылки провинившихся людей. В советские времена довольно часто ссылали за веру. Пришлые люди рассказывали о своём опыте богопознания, а между тем у нас давно просиял свет православия и уже несколько веков назад прославлен в лике святых Василий Мангазейский. Икону его, ещё старого письма, можно встретить во многих домах. А если, к примеру, кто-то рассказывает, как заблудился в лесу, непременно услышит от бывалых: «Эх, что же ты святого-то нашего Василия на помощь не звал, уж он-то бы вывел. Он из любой чащи дорогу укажет, от любой опасности убережёт».

В этих местах слова великого акафиста митрополита Трифона (Туркестанова) «Слава Богу за всё» приобретают особый смысл:

«Господи, как хорошо гостить у Тебя: благоухающий ветер, горы, простёртые в небо, воды, как беспредельные зеркала, отражающие золото лучей и лёгкость облаков. Вся природа таинственно шепчется, вся полна ласки, и птицы и звери носят печать Твоей любви. Благословенна мать-земля с её скоротекущей красотой, пробуждающей тоску по вечной отчизне… Как Ты прекрасен в торжестве весны, когда воскресает вся тварь и на тысячи ладов радостно взывает к Тебе: Ты источник жизни, Ты победитель смерти. При свете месяца и песне соловья стоят долины и леса в своих белоснежных подвенечных уборах. Вся земля – невеста Твоя, она ждёт нетленного Жениха. Если Ты траву так одеваешь, то как же нас преобразишь в будущий век воскресения, как просветятся наши тела, как засияют наши души!»

Стоит углубиться в тайгу за грибами-ягодами, как мы с родственниками то и дело натыкаемся на избушки. Уютные пустые домики среди леса, в них можно переждать ненастье, ночь. Там всегда имеется запас дров, спичек, круп, соли. Всем этим по умолчанию можно пользоваться, но с обязательным условием – после себя оставить как было: нарубить дров, насушить шишек… Каждый посетитель должен чувствовать себя как дома.

Далеко не у всех есть возможность по воскресеньям бывать в храме, но исполнять заповеди каждый день под силу любому. Свет Христовой веры, проникая в глухие места, сияет в самых простых людях. В нашем посёлке, к примеру, в лихие годы гонений многие хозяева давали пищу и кров арестантам, при этом не спрашивали имён, чтобы «в случае чего» не смалодушничать и не выдать. Многие так и остались жить. Церковные требы служились в домах при свете керосинки, горевшей на кедровом масле на удивление ясно. А дверным петлям, смазанным медвежьим жиром, неведом был скрип.

Мой отец родился в 1950 году в несуществующем ныне таёжном селе Ракшин Бор, затерявшемся на просторах необъятной Югры, и уже через несколько дней был окрещён полным чином. Много лет спустя я спрашивала у бабушки, каким чудом ей вдали от цивилизации удалось это совершить. На что она неспешно стала перечислять: рядом у нас жил ссыльный иеромонах Досифей, ссыльный протоиерей в годах – лет девяноста – отец Иона, ещё один, с южным акцентом, иерей Амфилохий… Были и другие, которых я, увы, не запомнила. Свечи делались из хозяйственного мыла, крест можно было у любого кузнеца заказать. Литургии служились по несколько раз в неделю. Поселковые тогда говорили между собой, что в эти времена Христос здесь, в Сибири.

Возможно, поэтому сибиряки в девяностые, когда повсеместно стали открывать храмы, приходы и монастыри, пришли туда не новоначальными, а вполне подготовленными.

…Молодой сибиряк Владимир Пушкарёв, который впоследствии стал иноком Ферапонтом, оптинским новомучеником, пришёл в монастырь пешком. Читаем у Нины Павловой: «Был в старину благочестивый обычай ходить на богомолье пешком, чтобы уже в тяготах и лишениях странствия понести покаянный труд. От Калуги до Оптиной 75 километров. И сибиряк пришёл в монастырь ближе к ночи. Ворота были заперты, он не стал стучать, а простёрся ниц и ждал утра».

Читая характеристики преуспевших в духовной жизни земляков, приходишь к выводу, что, несмотря на все беды, живы мы потому, что предки сберегли для нас главное.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска