Светить – и никаких гвоздей!
…Ему показывали на запястье, мол, самолёт ждать не будет. Но отец Артемий, кротко заверив: «Заканчиваю, заканчиваю!» – закончить как раз не мог. Ну не мог он раскинуть руки и сказать: «Простите великодушно, дорогие сыктывкарцы, время нашей встречи истекло». Люди всё подходили за автографом, и каждый протягивал книжку, а то и стопку книг («Вы что, ипотечный кредит взяли?» – шутил он в этом случае и… подписывал все). Это были почти сплошь учительницы, или дочери учителей, или бабушки будущих учителей, что легко объясняется: отец Артемий Владимиров сам преподавал много лет детям словесность. И батюшка с царственной неторопливостью и неизменно весёлым лицом открывал новый титульный лист, широким и изящным росчерком рисовал цветочек и непременно сочинял какое-нибудь напутствие, проговаривая его вслух, на радость окружающим:
– Ле-ноч-ка! Но-си ма-му на ру-ках!
– Это кому? Полине? По-ля! Гу-ляй боль-ше!
– Сыну Олегу, педагогу? Олег! Не утом-ляйся за-пол-нением жур-нала! – подписывает батюшка и поясняет, по личному опыту: – А то для мужчин это смерть!
– А это для Юлии? Иу-ли-я! За-нимай-ся уль-я-ми!
Казалось бы, забавная игра в слова, доставляющая удовольствие и самому автору экспромтов, но многие видели вчера на ранней литургии батюшку в Свято-Стефановском соборе, собранного, даже строгого, и было понятно, что такая юмористическая форма посланий лишь способ донести нечто важное, что серьёзному слову, быть может, уже не под силу. Слишком много их вокруг – серьёзных слов. А вот лёгких, весёлых – с таковыми туго. Прочтёт Юлия пожелание заниматься ульями, пожмёт плечами: «Хм, у меня никаких ульев нет и не предвидится…» – а потом и сообразит: так ведь это же иносказательно! Мёд, пчела, пасечник – сколько с ними связано хороших духовных смыслов!
Хотя не всем такая весёлость кажется оправданной. Вот к отцу Артемию подходит женщина в годах, со строгим лицом, и просит о таком автографе: «Напишите: “Игорю: пока не поздно…”» Батюшка берёт у неё книжку и невозмутимо, с улыбкой, спрятанной в бороде, выводит: «И-го-рёк! Не са-дись на у-го-лёк!» Он уверен: Игорёк поймёт, о чём это, и остановится…
Все, кто выстроился в очередь за автографом, были женщины. Кроме одного-единственного мужчины, который галантно пропускал дам вперёд.
– Что же это вас зажали! – и о. Артемий подзывает его жестом к себе.
– Североморск вас помнит и надеется на следующий приезд, – говорит подошедший мужчина.
– Владыка Митрофан!.. – радостно отзывается о. Артемий, припомнив недавнее их пастырское общение на Мурмане. – А там такая рыбка! Ой-ёйёй, какая рыбка! Напомните, как вас зовут?
– Пётр Дмитриевич, восемьдесят три.
Батюшка озвучивает автограф:
– Пётр! У вас пу-та-ница в мет-рике! Вам сегодня тридцать восемь!
Пётр Дмитриевич молодо хохочет:
– С половиночкой!
Подошедшей дочери 38-летнего Петра отец Артемий говорит:
– Вы не ошиблись в выборе папы!
И подписывает ей книжку: «Искре великого Петра!» Поясняет: однажды государыня Елизавета Петровна вошла в покой митрополита Стефана Яворского, убелённого сединами старца, а тот вдруг заплакал. На вопрос, отчего он плачет, святитель ответил: «Я вижу перед собой искру Великого Петра!»
И ещё одно пожелание отца Артемия Владимирова будущему педагогу Машеньке, написанное на книжке, протянутой её бабушкой, хочется вспомнить – оно адресовано и всем нам:
– Ма-шень-ка! Люби, ле-лей лю-дей, де-тей!
Прошло уже довольно много времени, а от той встречи до сих пор радость в душе. Не исчезает, как цветок, нарисованный отцом Артемием в книжке.
← Предыдущая публикация Следующая публикация →
Оглавление выпуска
Добавить комментарий