Часто бывает, что у одной мамы могут быть совершенно разные по характеру дети. Вот и у собаки Леськи родились щенки – каждый со своим нравом и со своей историей. Дорогие ребята, Григорий Шуляк, наш автор из Донецка, прислал нам новый рассказ – о третьем братце из той собачьей семейки. И снова это рассказ о человеческом сердце и о наших отношениях с братьями меньшими.

Среди всех белых, чёрных и чёрно-белых щенят был один кутёнок с рыжеватой мордочкой. Как будто кто-то случайно опрокинул банку краски на него – так причудливо разлился этот цвет на его шерсти. Назвав самого здорового и крепкого щенка Цезарем, было как-то неловко называть остальных Бимами, Бомами, Шариками и Чернышами. Оттого и понесли на себе наши бедные дворняжки аристократические и величественные имена: Барон, Шерхан, Багира, Миледи и Лорд.

«Одинокий щенок». Автор фото Павел Сайк

Лорд дольше всех оставался маленьким, слабым, диковатым щенком, был трусливее всех и вначале не отзывался на кличку. Видимо, оттого, что больше других болел чумкой, и был момент, когда думали, что он уже не выживет. Но нет, очухался – стал хорошо кушать, быстро расти и перерос страх, превратившись в смелого щенка со звонким, свежим лаем и весёлым характером. Он был очень подвижным и так радостно вилял хвостом при виде хозяев, что поднимал вокруг себя клубы пыли и – простите, но из песни слов не выкинешь – делал лужицы от восторга…

Дольше всех мы его не отдавали – боялись, как бы опять не захворал, да и, признаться, полюбился он нам своим радостным, каким-то молодецким нравом. Но себе оставить мы решили всё-таки Цезаря, а Лорду начали искать хозяев. И случилось так, что хозяйкой его стала моя учительница украинского языка и литературы. Надо сказать, что мы не любили эти предметы – чувствовали, что и учителя, что вели его, не любят свой предмет, потому их нелюбовь передавалась и нам. Как нарочно, и кабинет украинского языка выходил окнами не на солнечную сторону, а во двор, где всё небо сплошь было закрыто высокими тополями и корявыми акациями. Как сейчас помню его – тёмный, холодный, мрачный, как ноябрьский ранний донецкий вечер.

Почему-то все учителя украинского языка и литературы были людьми безрадостными. Но особенно – старенькая Надия Савелиевна. Какая-то глубокая обида навсегда застыла на её лице, залегла в морщинках вокруг глаз, в поджатых губах. И вот как-то раз в середине урока Надия Савелиевна вдруг спросила нас, нет ли у кого щенка, так как её старая дворняга, почуяв близкую смерть, убежала со двора. У меня было неприятное чувство, что вопрос задан лично мне, оттого я стал поёрзывать на стуле и слегка покраснел. Но мне пришлось сказать о Лорде, ведь мы уже несколько месяцев тщетно искали ему хозяев. Надия Савелиевна скучным голосом немного порасспрашивала меня о щенке и согласилась взять его. Мне почему-то стало очень грустно – будто я выдал друга. Наверно, было бы легче, если бы учительница обрадовалась моим словам. Но ни капли радости не было в её лице.

Мне рассказывали охотники, что дичь чувствует, когда ты только собираешься привезти ружьё для охоты. К примеру, на даче у одного из них фазаны стаями ходили чуть ли не на расстоянии вытянутой руки и склёвывали все посадки на огороде. Но лишь хозяин подумал о ружье и на следующий день приехал с ним на дачу – птицы как сквозь землю провалились; лишь изредка, вдалеке, в густых зарослях кустарников, раздавались их резкие крики.

Видимо, это предчувствие присуще всем земным созданиям, да и мы разве редко ошибаемся, когда смутно ожидаем чего-то нехорошего, хоть сперва ясно и не осознаем чего?

Так произошло и с нашим молодцом. Когда я пришёл в тот день домой, он, как будто уже зная о том, что произошло, даже не выбежал меня встречать, как делал это раньше. Когда я сам нашёл его, то убедился, что он уже всё знает. Лорд не радовался мне, как обычно, а глаза его были как-то по-особенному грустными. Мне становилось не по себе, когда я смотрел в них. Но ничего поделать было нельзя, и незаметно подкрался тот день, когда нужно было везти Лорда к новой хозяйке.

Долго нам с папой не удавалось его поймать. Когда наконец словили, то в машине он странно притих и лежал не шелохнувшись. Мы подъехали к ветхому домику учительницы. Она встретила нас, скрипнув такой же ветхой калиточкой. Весьма учтиво поздоровавшись с моим папой и со мной, она холодно поблагодарила за щенка, но её унылое лицо ни на секунду не озарилось улыбкой.

Только мы занесли Лорда в новый двор, как он пулей вылетел назад и спрятался под машину в надежде, что мы изменим своё решение и заберём его домой – как будто предчувствовал, что здесь ему придётся несладко. Но когда щенок увидел, что мы с папой насильно стараемся вытянуть его из-под машины, он окаменел и молча ждал, пока я дотянусь до него и потащу наружу.

Мы оставили его в бедном дворике учительницы, и он молча смотрел на нас. Не забуду никогда этого прощального взгляда.

Папа мой, который не отличался тонкостью чувств, и тот сказал, когда мы тронулись в обратный путь: «Ты видел, как он смотрел на нас? Как на предателей». Да, как на предателей – обречённо, до бесконечности грустными, полными слёз глазами. Мы подавленно молчали всю дорогу.

Что было с Лордом дальше, я не знаю. Не помню, что отвечала учительница, когда я её о нём спрашивал.

Постоянно слышишь, что братья наши меньшие – это твари бессловесные, что человек выше их. И это, наверное, правда. Но, несмотря на то что сказать они ничего не могут, часто ловишь себя на мысли, что чувствуют они порой гораздо глубже нас – любовь и ненависть, ласку и грубость, сочувствие и безжалостность, заботу и равнодушие.

Берегите и любите тех, кого вы приручили!

Григорий Шуляк, г. Донецк

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска