Западнее некуда

Самое западное государство Европы – Португалия – немногим больше Ленинградской области. Но 10,5 млн человек населения, в отличие от нашей питерской скученности, распределено более равномерно. Верующие в большинстве своём католики. А потому, собираясь в путешествие, я прежде всего надеялась познакомиться с католическими достопримечательностями Португалии. Сделала список значимых мест. Во-первых, это город Фатима – один из самых почитаемых в католическом мире центров христианского паломничества благодаря явлению в начале ХХ века Девы Марии. Вторая достопримечательность – Святой мыс, названный в честь мученика третьего века христианства святого Винсента. Маяк на мысе служил ориентиром для моряков и был построен на месте францисканского монастыря XVI века. А ещё Путь Святого Иакова вдоль побережья Атлантики – маршрут, благодаря которому вдоль дороги выросло огромное количество храмов и сложился тип паломнической церкви…

Вплоть до ХХ века немногими православными христианами здесь были греческие купцы. Первая послереволюционная волна эмигрантов из России не задержалась в Португалии. Однако после распада Советского Союза здесь осело немало эмигрантов из России, Украины, Молдавии – они ехали сюда на заработки, а потом старались перебраться в страны побогаче. Тем не менее, в Португалии стали появляться православные приходы. На сегодня православное представительство Русской Православной Церкви здесь насчитывает 16 общин, они есть во всех крупных городах страны; Константинопольского Патриархата – почти вдвое меньше. Есть в стране и приходы Румынской Церкви. И всё же я не думала, что смогу познакомиться с жизнью местных православных общин.

Семья донны Риты (так мою португальскую знакомую Маргариту зовут местные жители) обосновалась в городке Албуфейре на самом юге страны несколько лет назад. Пытались заниматься торговлей русскими продуктами – не нашли спроса, потом всё же нашли свою нишу. «Когда приехали сюда, русских туристов было совсем мало, – писала она мне. – А это такой прекрасный курорт! В прошлом году наконец-то смогли открыть туристическое агентство». А ещё она писала мне о том, что в их городке не так давно открылся маленький православный приход: «Стараюсь не пропускать служб. Раз в неделю мы изучаем Библию…»

Со скрипкой из Люберец

Мой собеседник (назовём его Павлом), с которым мы сидим на балконе в квартире донны Риты, родом из московских Люберец, а в Албуфейру приехал пять лет назад. Он профессиональный скрипач, преподаёт музыку в здешней английской школе.

– Учился в Москве, по классу скрипки, – рассказывает он, – но надо было деньги зарабатывать, и я пошёл работать в нефтяную компанию. Работа была нервная, ответственная, я стал болеть, и скоро мне всё это надоело…

Павел ненадолго замолкает, а затем, вдруг улыбнувшись, продолжает:

– Перед отъездом сюда приобрёл замечательную скрипку…

– …и была мысль реализовать себя здесь как скрипач? – радуюсь возможности сменить неприятную для него тему.

– Думал об этом, но я не солист. Потому что поздно начал. Здесь, конечно, музыкальный уровень ниже, чем в Москве. Это даже не Германия, не Швейцария. Приехав сюда, весь первый год сам неистово играл по три часа. Потом, чтоб получить вид на жительство, открыл небольшой рекламный бизнес. Закрыл его через 2-3 года из-за убытков. Нет у меня этой жилки предпринимательской… Сейчас, кроме преподавания, играю в оркестре Лагуша, правда нечасто.

– Как же вы, православный, не побоялись переехать в католическую страну?

– Здесь есть православные храмы. Я сначала сюда съездил и всё разведал. Без храма бы не поехал. Где причащаться-то? Мою эмиграцию можно назвать экологической. У дочки жены был страшный дерматит в Москве, а здесь исчез на вторую неделю. Поначалу, когда приехали, ничего не получалось. У нас с женой был английский хороший, но он мешал выучить португальский. Мы окончили годовой курс португальского языка для иностранцев. Но больше помог просмотр сериалов на португальском. Сначала каша в голове, а потом что-то щёлкает – и начинаешь понимать.

По другую сторону стола

– Вы сами пришли в храм или кто-то из родных привёл?

– Ну, это было ещё в 14 лет, а мне сейчас почти 38. Я тогда занимался восточными единоборствами, в 90-е годы это было модно: ушу, кунг-фу, карате. И однажды один знакомый, далёкий, в общем, от Церкви, спросил, читал ли я Библию. «Там великая мудрость! Прочитай хотя бы главу из Евангелия». Жалко, что не помню, какая была глава… Но именно тогда Христос встал для меня по другую сторону стола.

– Как у Антония Сурожского?

– Да. И меня объял страх того, что я могу в любое время умереть, не успев покаяться. Вспоминаю ещё, что притчи Соломоновы читал долго. А потом захотел креститься. После крещения были великие искушения и падения. Я то приходил в храм, то уходил. В 20 лет начал пономарить в Троицкой церкви в Удельной. Долгое время служил в одном алтаре с отцом Виктором Шаповальниковым. Он меня по-отечески любил. Его другом был отец Иоанн (Крестьянкин), они вместе прошли ГУЛАГ.

– Отец Виктор не был вашим духовником?

– Нет. Но от него словно благодать исходила. Всегда шутил. Он чем известен? Более 60 лет священства, абсолютно всевозможные церковные награды. У него хранились очень долгое время вещи преподобного Серафима Саровского. И та самая икона «Умиление», перед которой батюшка молился. Потом он передал всё это монастырю. В лагере он потерял глаз, и у него был вставной, как бельмо. Я помню, он рассказал, что не давал подстричь себя, сохранял церковную традицию. Ещё он литургию служил в лесу, на груди живого архиерея. А как посадили? Он в плен был взят, чудесным образом спасся: вышел из строя, прыгнул в яму – и никто не заметил. А потом его какие-то монахини спрятали. Уверен, что он там молится за нас. И я постоянно за него молюсь.

Знаете, разные истории рассказывают про священников, но я всегда встречался только со светлыми людьми. У меня вообще нет отрицательного опыта жизни в Церкви. Я уверен в истинности православия на сто процентов. А здесь – особенно.

Первые годы призывающая благодать действует. Её силу я ощущал. Сейчас прошло уже 20 лет, и я могу сказать: наступил период, когда кажется, что Господь как бы оставил.

– На свои ноги встали…

– Не знаю, насколько я встал, не уверен. Ползу, наверно. Шаг вперёд и два назад.

Приходские будни

Фару – городок в сорока километрах от Албуфейры. Туда на службы и ездит мой собеседник. Приход в Фару был образован в 2003 году трудами священника Иоанна Гербовецкого и находится в составе Корсунской епархии Русской Церкви. Православной общине для совершения богослужений был предоставлен католический храм святого Амаро, поскольку сами католики служат здесь только один раз в году. В храме достаточно русскоязычных. В основном здесь молдаване, но есть и русские, украинцы, даже грузины из Тбилиси.

– Вы в Португалии себя ощущаете русским?

– Национальная принадлежность для меня никогда не играла роли. Но в связи с событиями, происходящими в западном мире, например легализацией однополых браков и всей той грязи, которая поднимается – словно пенится адская бездна, – я больше и больше проникаюсь тем, что я русский. Однако ностальгии по России нет.

– А приходскую работу ведёте какую-нибудь?

– Я хорошо читаю по-церковнославянски. В Москве алтарник – это одновременно и чтец, а здесь я просто чтец. Апостол читаю всё время.

– В чём отличие от московских служб?

– Не сразу привыкаешь: ектеньи чередуются на румынском и на славянском. С регентом Татьяной из Пскова на клиросе мы церковнославянский отстаивали, чтоб никакого гражданского русского. Подобные вещи практикует Русская Зарубежная Церковь.

– В вашей общине люди дружны?

– Да, и более того. Если кто-то попал в беду, то скидываемся, батюшка выступает инициатором. На приходе есть семья с ребёнком-инвалидом, церебральный паралич у него. На хорошую электрическую коляску нужно собрать несколько тонн пробок от пластиковых бутылок. Уже несколько месяцев канистрами собираем. Умер здесь украинец – собирал батюшка средства для того, чтоб отправить тело на родину… Один священник создал сиротский дом. Наш батюшка поехал, чтоб увидеть этого человека, пообщаться с ним. Мы собирали какие-то вещи и продукты для этих детей. Таких людей наш настоятель отец Иоанн Гербовецкий всегда ищет. Он настоящий верующий христианин и очень добрый человек. Молдаванин, кстати.

– Я читала, что здесь священники должны работать, чтоб прокормить себя.

– Отец Иоанн и работает, развозит медикаменты. Из-за этого у него пять аварий случилось – засыпал за рулём от усталости. По-моему, даже в связи с этим архиерей ему разрешил кофе пить перед литургией, если он едет сюда из Лиссабона в ночь.

– С кем вы ещё общаетесь здесь?

– В основном с португальцами, да и то немного.

Побывав в Португалии, я поняла, что у нас с португальцами очень много общего. Заметив, какие они гостеприимные, отчасти наивные, сохранившие детскость в оценках и поступках, становится ясно, почему у них такое сердечное отношение к эмигрантам. Ведь очень многие португальцы сами претерпели лишения в эмиграции…

– Я не чувствую недостатка в общении, – продолжает мой собеседник. – Мы редко общаемся с прихожанами помимо прихода. Наверно, потому, что я старее душой. Ещё во время учёбы в Москве очень увлёкся Достоевским. Тогда я продал машину и на эти деньги купил полные дореволюционные издания Достоевского, Жуковского, Гончарова. Святоотеческой литературой заполнил шкаф. Хорошее было время. Достоевский меня изменил, конечно. Единственный писатель, которого я читал ночами, хотя утром надо было вставать на учёбу. Преподавательница спрашивала: «Что с тобой?» Её, к слову, звали Анна Григорьевна…

– И конечно, она оценила ваше увлечение?

– Предупреждала, чтоб я был осторожнее. Говорила: посмотри, у тебя глаза стали, как у 60-летнего старика…

Мы опять некоторое время молчим. Я разглядываю яркую толпу на улице под балконом, слушаю город – обрывки музыки, выкрики, смех… – о чём спросишь после таких его слов?

– Нынче я ездил на Афон, – продолжил Павел. – Как будто на Небе побывал. Хочется остаться там до конца дней. Это трудно передать… Для меня монашество выше супружества, хотя, казалось бы, это два одинаковых по чести пути к Богу. И один не сложнее другого. Супружеством обтёсываешься, этот путь надо очень любить.

– Вы раньше думали о священстве?

– Думал, но у меня же каноническое препятствие есть: второй брак, трое детей, младшему нет ещё двух лет.

– Детей причащаете?

– Да, я привожу их в храм, – Павел встаёт, завершая нашу беседу.

– И в это воскресенье поедете? – поднимаюсь и я.

– Я могу вам позвонить. Служба начинается в 8.30 и длится до 14.00, потому что там и утреня, и каноны. Вечерня короткая. Ну что, едем?

Но я вынуждена отказаться, потому что еду в Лагуш, где мне уже назначена встреча в общине Покрова Пресвятой Богородицы Константинопольского Патриархата.

Украинка

Наталья родом с Украины. Она стояла у основания православной общины в Албуфейре. В маленьком кафе, улыбаясь, усаживает меня за столик. Её первая фраза сразу вселяет надежду:

– Мы ещё сделаем, мы ещё выстроим свою церковь! Я настроена оптимистически, – и сразу переходя к делу: – Вам о приходе рассказать?

– Да. Как зарождался ваш приход?

– Просто. Мы в Украине не ходили в церковь, даже понятия такого не было. А родила я здесь ребёнка, и первое, что мне пришло в голову сразу, – окрестить. Кум мне нашёл храм в Лагуше, хотя, оказывается, и в Албуфейре была церковь, но католицкая. Я бы сама, наверное, не сообразила, в чём разница. Вот так я и узнала, и благодарна тому священнику, потому что, не спрашивая, расписаны мы с мужем или нет, он окрестил ребёнка. И вот ребёнок подрастает и года в четыре начал интересоваться Библией.

– Сам?

– Именно. Откуда – непонятно. У нас никаких книг, разговоров не было. Я маму попросила, чтоб она выслала Детскую Библию. И стала её читать, как сказки на ночь. Он вопросы задаёт, а что я ему могу ответить? Потом мы с сыном поехали в Порту, долго там были, он устал. Я говорю: «Если хочешь, пойдём в церковь». Там мы познакомились с батюшкой Филиппом. А он и говорит: «Ой, а у вас в Албуфейре и церкви-то нет». – «Как это? Есть». – «Да у вас католицкая».

Потом батюшка Филипп познакомил нас с отцом Андреем. Разговорились: почему бы не открыть церковь православную в Албуфейре? Отец Андрей только приехал, у него прихода не было в Португалии, вот он и остался в Албуфейре с представителями местной власти договариваться. Ему дали жильё при доме престарелых – по-здешнему в Санта-Каза – и предложили на выбор молитвенную комнату там либо церковь в старом городе.

– Даже предлагали свободно занять?

– Сначала католический епископ района Алгарве запретил. Много церквей пустующих, но нам не дали. А в Санта-Каза была учредителем одна женщина, старая и властная донна Елена. Столько в этом месте жила, что против неё просто никто бы не пошёл. Епископ ей позвонил, и потом мы четыре года пробыли в этой церкви безо всяких проблем.

Тогда надо было нам немножко подсуетиться и сразу просить землю под церковь. А мы потеряли много времени. Отец Андрей объяснил это тем, что Константинополь очень долго не присылал официальные документы.

Было и такое предложение отца Андрея – арендовать помещение. Но если бы мы хоть один месяц не проплатили, муниципалитет уже не дал ни помещения, ни земли.

– Почему? – недоумеваю.

– Показали бы свою неплатёжеспособность. А ведь Албуфейра работает в сезон – всё остальное время мы живём на то, что заработали… Но знаете, – продолжает Наталья, – что я вам скажу: каждая жена имеет такого мужа, которого заслуживает. Вот и мы ситуацию с церковью имеем ту, которую заслужили. Какие мы верующие?! Я на пути к вере и многих вещей даже не понимаю, а только учусь.

Никак не получается двигаться вперёд, словно зависло что-то… Когда я открывала кафе, себе сказала: «В воскресный день не работаю!» Сначала так и было, потом работала через раз, а теперь уже четыре воскресенья подряд шурую. Всё мне мало денег. Вы знаете, в чём главная проблема? Что я всё понимаю! И главное: не могу в церковь идти, что-то меня как будто держит. Куда там народ собрать! До смеха доходит, а выходит – рогатый. Думаю: на этот раз пойду и исповедуюсь. Но с какого-то перепуга в 12 часов ночи открываю холодильник и кусок мяса себе в рот запихиваю. Я, конечно, любитель покушать, но не до такого ж маразма! Помолилась – ничего не происходит. Но исповедалась, причастилась – и легче стало…

Моя собеседница смолкает, задумывается:

– Ведь у нас и собрания были, и библейские курсы. Сейчас пытаемся, пока нет бесед с батюшкой, что-то читать сами…

– Может, у вас начался период самостоятельной церковной жизни? – предполагаю я. – Образно выражаясь, батюшка всех вас в руках нёс. Не так сложно раз в месяц общиной нанять автобус и поехать на причастие…

А я вспоминаю другие свои разговоры с русскими здесь, в Португалии. Одна эмигрантка вспоминала, как жила от воскресенья до воскресенья: «Приходишь в храм, поёшь, благодаришь и вымаливаешь здоровья, сил. Здесь у нас испытания тяжелее, чем на родине. Литургия – наша единственная духовная поддержка».

Священник из Лагуша

Зелёные склоны, ветровые электростанции на холмах, блестящее зеркало Атлантики вдоль шоссе. Путь из Албуфейры занимает не меньше двух часов.

Лагуш. Памятник Св. Гонсало, покровителю города

Город Лагуш – ныне туристический центр западного побережья – в XV веке был отправной точкой морских экспедиций в Африку. Именно отсюда по приказу Генриха Мореплавателя уходили каравеллы, совершившие Великие географические открытия. Лагуш был сильно разрушен землетрясением 1755 года – многие памятники пришлось восстанавливать. Но он и теперь поражает древними крепостными стенами, разноцветной брусчаткой улиц и непередаваемым колоритом средневековья.

Улочка Лагуша

По узковатым улочкам подъезжаю к зданию с яркой зеленью во дворе. Это дом престарелых, внутри которого находится католическая церковь. Католические службы проходят каждую пятницу, а воскресный день принадлежит православным с утра до вчера. Есть несколько отличий от наших богослужений: при выносе Евангелия его дают целовать всем, кто находился в храме. Проповедь священник произносит сразу после чтения Евангелия. В течение службы прихожане несколько раз становятся на колени: на освящении Даров и, как ни странно, во время причастия. Интересно и то, что на панихиде всем раздавали хлеб, и пока священник читал молитвы по усопшим, несколько человек осторожно приподнимали и опускали этот хлеб, словно воздух над Дарами…

После службы мы с настоятелем отцом Андреем Вовкуновичем присели на скамейку в небольшом садике за храмом. Я попросила его рассказать о том, как Господь привёл его в эти края.

– Я родился в западной провинции Украины, между Ужгородом и Львовом, в горах, в деревянном домике при свечке. Семья была верующая, православная, но крестили меня тоже ночью – время советское, сами знаете. Собирался стать врачом, но учёба в мединституте была дорогая, поэтому я выучился на психолога… Первый мой приход был в Мехико. Потом служил на Кубе, потом в Греции. Моё дело было подготовиться, сказать: вот, Господи, ты знаешь мои намерения, если я где-то Тебе нужен, Ты меня позови, я готов. Конечно, мне больше нравились миссии, чем обычная приходская жизнь. Может, когда от моей жизни останутся одни мощи, я посвящу их обычной приходской жизни, а пока Господь дал силы и возможности, надо потрудится чуть побольше, переживая какие-то неудобства.

– А что значит «миссия»?

– Я посещаю страну или какой-то район, где нет прихода и его нужно создавать с нуля. Собираешь людей, основываешь, учишь – то есть начинаешь с белого листа.

Я здесь только два года, а приход был создан четырнадцать лет назад. Когда приходишь после кого-то, нужно понять, что хорошего сделано, чтоб это не потоптать, подхватить то, что прежний священник не успел. Помню, в одной из моих миссий на Кубе мне звонила русская: «Света ходит в церковь, батюшка?» – «Ходит». – «Тогда я никогда в вашей церкви больше не появлюсь!» Вот так! Можно подумать, у нас одни преподобные. Нет, жизнь протекает, как и во все времена. Апостол Павел пишет послание для коринфян: «Ведомо мне, между вами есть розни…» Вот так и мне приходилось узнавать местные традиции. Например, после Пасхальной службы мы и теперь собираемся возле храма, просим автобус, едем на природу, чтоб люди почувствовали, что не безразличны друг другу. Но в Константинопольской Церкви нет приоритета языкового. Поскольку это миссия и 99 процентов прихожан украинцы, то служить приходится на украинском. Ну а ектеньи, если русские приходят, можно на русском сказать.

– В миссии всем священникам необходимо где-то параллельно работать?

– В двадцать первом веке ещё ни один священник в Европе с голоду не умер. Но насколько священник нужен – настолько приход и побеспокоится о нём. Если нет, то, как Христос говорит, «стрясите пепел с ног своих и уходите». Однако и сам ты должен потрудиться. Люди, зарабатывающие копейку трудом, чувствуют, стараешься ты или нет.

Быть православным священником в Португалии и других католических странах не считается официальной работой, с этой деятельности не берётся налог. Православная Церковь здесь живёт за счёт пожертвований. Можно сказать, что епископы рассматривают этот вопрос в какой-то мере хладнокровно, но с другой стороны – полностью оправданно. Приходам нужно самим думать, на что жить батюшке…

– Я работаю не потому, что на хлеб не хватает, просто не люблю бездействие, – продолжает о. Андрей. – Для себя я деньги могу заработать и руками в столярке – делаю двери, окна. Вот сейчас нужно получить разрешение на продление моей резиденции – это 200 евро. Поскольку нас в семье пятеро, я должен заплатить за каждого. Если я живу здесь, то должен показать государству, что плачу налоги. Медицина и школа здесь бесплатные.

– Вы с семьёй везде путешествовали?

– Если хочешь сейчас иметь семью, то ни в коем случае не надо разделяться. Каждому по сумке, и мы готовы ехать дальше. Хотя с детьми ездить из страны в страну – это непросто. Две дочери родились на Украине. Старшая за четыре года поменяла три школы. С одной стороны, есть плюс: она учит иностранные языки на практике. С другой стороны, только адаптировалась – и уже снова куда-то переезжать.

– Внешнее окружение не создаёт препятствий православному воспитанию?

– Девочка пошла в школу, это хорошо, но надо знать, какие ценности там в приоритете. И по горячим следам что-то корректировать. Сейчас вернулось время, когда родители должны заниматься воспитанием и образованием детей сами. Разве информации нет? Ведь ребёнок то, что впитал, сразу домой не принесёт. Пройдёт несколько лет, а может, уже в юности это в нём прорастёт, как зёрнышко. Поэтому нужно забегать вперёд, маячки расставлять. Это гораздо легче, чем ребёнку в 11-м классе доказывать, что можно, а что нельзя.

Вспоминаю горькие слова моего первого собеседника об «адской бездне» Западного мира, но отец Андрей, словно предвосхищая мой вопрос, легко и в то же время категорично заключает:

– Сейчас много говорят о том, что происходит в Европе, но я беспокоюсь о том, что болит у меня. Католики или униаты имеют своих пастырей, свою церковь. Не моя миссия – указывать, где у них больное место. Я несу то, что возложено на меня.

Ко времени приезда отца Андрея в Албуфейру там не было ни одного прихода, кроме униатского. Постепенно собрался интернациональный приход: русские, молдаване, украинцы, белорусы. Нашли помещение, договорились собирать людей.

– Я звал одну женщину, – вспоминает батюшка, – а на следующее воскресенье пришли муж с женой. Совсем другие люди. Господь показал, что Он приводит, а не ты. Так и апостолы: вместо Иуды выбирали между собой, а Господь избрал Павла. Но если есть желание трудиться во славу Божию, то и Господь трудится с тобой плечом к плечу. Через некоторое время приходу удалось получить здание католического храма XV века. Оно стоит на берегу океана: соль и влажность привели к тому, что начали осыпаться фрески. Во время служб нельзя было притрагиваться к стенам. Очень долго специалисты ждали, пока ЮНЕСКО выделит деньги на реставрацию. В конце концов нас попросили храм освободить, поставили строительные леса и начали работы. Сейчас в храме поддерживают определённый микроклимат, лампами греют стены. После реставрации могут разрешить пользоваться и свечами, хотя во многих католических храмах это запрещено – чад от горения губит настенную живопись.

Как только мы получим возможность двери открыть – вернёмся. Потом будет, наверно, со стороны Католической Церкви инструктаж, что можно делать, а что нельзя. Прежде они не разрешали свечами пользоваться, привезли такую классическую католическую машинку: бросаешь монетку, лампочка загорается и через 10 минут гаснет. Вот тебе и свеча…

Церковь Санта-Мария была построена в Лагуше в 1498 году

Вспоминаю католический храм Санта-Мария в Лагуше, где тоже были такие лампочки… Белокаменный портал, дорические колонны, башни-колокольни. Сколько же шедевров храмостроения находится в этой небольшой по площади стране! Готика, мавританская архитектура, португальское барокко и ренессанс: Мария Майор де Лисбоа, или Собор Сё, – центральный в Лиссабоне, Кафедральный собор Порту, монастырь Жеронимуш – и всё это охраняется государством.

– Реставрация, – уточняю, – ведь это дело нескольких лет?

– Конечно. Поэтому мы ведём переговоры с муниципалитетом, чтоб временно нам выделили другое место, но, поскольку это курортная зона, найти его не так уж и легко. Почти каждое помещение используется для бизнеса. Я не протестантский священник, и поэтому не все места мне подходят.

– А разве нельзя в Албуфейре построить храм?

– Такую инициативу муниципалитет только рад приветствовать. Но если на Кубе до мирового финансового кризиса нам Греция помогала, то сейчас в Патриархии достаточно финансовых дыр.

Я знаю в Румынии одного священника, который мне рассказал, как гордыня помогала строить храм. После того как сгорела деревянная церковь, он попросил на кирпичном заводе кредит кирпичами, а прихожанам сказал, что кирпичики эти будут вместо свечей. Кто хочет поставить свечку о здравии – покупай кирпич! Потом у местного главы честолюбие сыграло: «Сколько кирпичей в ряду? Хорошо, беру целый ряд!» Потом приехал представитель районной администрации: «Мне надо полметра стен выложить!» Все кирпичи были в именах. А когда храм был готов, священник сказал: «Это мы построили себе. Но вы же хотите, чтоб имена ваши были записаны на Небесах? Так вот теперь мы кирпичи заштукатурим».

Мы улыбаемся находчивости румынского батюшки, но я понимаю, что в Албуфейре такое взаимодействие между властью и приходом вряд ли возможно.

– А что проще: купить землю или дождаться реставрации храма?

– Надо смотреть на перспективу. На такие дела не спешат давать деньги. На войну, оружие быстро бы нашлись, а вот на церковь уж как-то и немодно. Если и найдётся кто-то, то он хочет китч, вплоть до того, чтоб там чуть ли не фотографии его висели. Поэтому я всем спонсорам, которые помогали на Кубе храм строить, говорил: «Благодарите Бога за то, что Он вас сегодня разбудил и дал такую идею, что вы можете какую-то копейку принести в церковь. Потому что если бы Он вас не разбудил, вас бы отнесли туда же, куда и ваши деньги, – на кладбище». Если человек на такие слова обидится, то значит, эти деньги не церковные, на них не построишь ничего. Более того, скажу: церковь строится не на спонсорах. Большие суммы как пришли партией, так партией и ушли – на проект, согласование и прочее. А строится по копеечке на то, что собирается потихоньку простыми людьми…

– Сейчас приходится потерпеть, – лукаво щурится о. Андрей. – Ну а что делать! Христос тоже иногда удалялся на какое-то время на молитву или на время поста. Зато теперь легче будет собраться снова. А ещё это хорошее испытание: посмотрим, кто останется, а кто от Церкви отойдёт. Храма нет, значит, Господь считает, что ещё рано. В Албуфейре мы сейчас трудимся, работаем, каемся. Место для богослужения Господь всегда найдёт на земле. Земля Его, и Он один здесь хозяин.

Елена Лукина

 ← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска