Икона «Спорительница хлебов»

Было это во времена давние, Царь Александр ещё правил. Один сирота из хутора Галиёвка, имя которого история умалчивает, жил в батраках где-то в зажиточной крестьянской семье. Хозяин, увидев, что парень трудолюбив и добр характером, благословил его жениться на своей дочке, несмотря но его бедность. Но не суждено было им жить вместе: невеста скоропостижно помирает, жених возвращает уже отписанное ему приданое её родителям и объявляет о решении посвятить себя Богу. На это убитый горем отец реагирует неожиданно: оставляет зятю приданое и щедро добавляет к нему ещё сколько может, чтобы хватило и на дальнюю дорогу, и на учёбу, и на жертву Богу.

Через несколько десятилетий этот человек приехал в родное село на Дону, как говорили бабушки, «став великим чоловиком». Подвизался на Афоне и был, видимо, непростым монахом. Люди ему пожаловались, что нет в Галиёвке церкви. «Церкви вам никто не построит, – ответил он землякам, – потому как хуторок маленький, а по соседству много церквей – Грушовое, Подколодновка, Богучар… Но икона вам нужна – своя, особенная, чтобы и престольный праздник был. Вы земледельцы, и образ вам нужен соответствующий».

Уехал монах. Долго ли, коротко ли, но через несколько лет пришла весть – встречайте Покровительницу Небесную. Писанную на Афоне икону Божией Матери «Спорительница хлебов» переправили через Чёрное море, там она была встречена делегацией галиёвских мужичков. Несли её крестным ходом сначала в Киев, затем в Богучар – на всё про всё два года ушло. Но случилось то, чего никак не ждали: решило церковное начальство оставить образ в Богучаре. «Дело ли, – сказали, – что в каком-то хуторке будет икона, по значимости которой нет в уезде, да и не в каждой губернии сыщешь. Ко всему и церкви в Галиёвке нет… Будете в Богучар в храм к иконе ходить, чай недалече, восемь вёрст всего». Полетело на Афон письмо с жалобой – не дошёл ваш дар до села, мол. Подействовало: из Киева приказали богучарским священникам отправить икону в Галиёвку. Ох, видно, непростым монахом стал наш земляк!

На сходе решали, какое из благочестивых семейств достойно хранить образ у себя. Дом этот должен был стать малой церковью для села. А тут и революция, гонения на веру. Если раньше держать у себя икону было великой честью, то теперь-то это и опасно стало. А потом война! В селе оккупанты – итальянцы, австрийцы, немцы. По Дону проходит линия фронта – дальше врага не пустили, но крутой берег и овраги были усеяны металлом и трупами. Как написал местный поэт, «здесь шли бои, в Дону вода кипела». Женщины и дети убегали в другие сёла, спасались в глубоких донских оврагах-ерках. Убегали летом, в июле, бросив поля и хозяйства, а возвращались в жестокие никольские морозы (район освободили 19 декабря). В домах пусто и холодно: ни живности, ни крупинки еды – ни-че-го! Женщины бегали за Дон, там немца не было, Христа ради просили хоть что-то дать детям. Бабушка рассказывала: «Подходим с мешками к Дону, а дети – мал мала меньше – стоят на берегу, выглядывают матерей: хоть что-то, да принесут». Нам сейчас не понять, какими вкусными могут быть сырые буряк и картошка.

О Боге, конечно, вспомнили. Да вот беда – пропала Заступница Усердная. Думали, враги забрали или уничтожили. Но как-то в одном из дворов, где скотину поили, заметили лежавшую в грязи огромную доску. Подняли, перевернули – Матерь Божия! Стали осторожно очищать – никто и не чаял, что в таких условиях образ мог сохраниться. Обмыли грязь – а икона как новая, сияет красками: парит Царица Небесная в ярко-голубом небе на белоснежных облаках, широко раскинув руки, обнимая и охраняя Свой народ.

После образ этот долгие годы жил у бабушек – хранительниц веры православной. Это они нас тайно крестили, учили с внуками «Отче наш», приговаривая: «Батьке и мати не кажи». А мы вырастали, забывали молитвы и посмеивались над темнотой старушек… В 1970-е избушка с иконой горела, образ сильно закоптился. На закате советской власти святыню забросили: бабушки поумирали, а молодые неверующие дети неверующих родителей не думали ни о Боге, ни о Его Матери. Последняя хранительница образа из тех времён – Савельевна – умерла, и осталась икона в заброшенной лачуге под сгнившей соломенной крышей. На двери – проволочный крючок, заходи кто хочет. Просто удивительно, как не забрели сюда охотники за старинными иконами, хотя такие бывали здесь из Москвы. Впрочем, чему удивляться – происходит только то, чему должно произойти. Приехал отец Фёдор из Богучара и обратился к верующим, которых осталось 2-3 семьи в селе и которых или жалели, или высмеивали окружающие. «Что же вы, – сказал батюшка, – забросили образ, хоть забирай его у вас!»

Помогло. Переместилась икона в дом, в более подходящие условия. И тут – перестройка. Как-то незаметно жители хутора вспомнили, что они крещёные, что есть в селе святой образ. Бабушка Мария, выбранная всем селом его хранительницей, отдала свой дом Церкви, чтобы из него сделали часовню. Рассказывала: «Приезжали священники, помогали с устройством киота, оклада, самой домовой церкви. Мы и касаться иконы боялись, думали, потемнела она от времени и испытаний – смахнём пыль сухим рушником, и всё. А батюшка навёл мыльный раствор и губкой начал мыть. Провёл – и ахнули все: те же яркие краски – голубые, белые, красные, словно и не было ста лет, прошедших со времени написания!

В 2005 году состоялась первая литургия в Галиёвке, и более десяти лет проходили богослужения в маленькой церкви. А в центре села в запустении стояла ещё на закате советской эпохи заложенная баня (и на восток сориентированная даже). Решили её под храм переделать. Активисты, как лебедь, рак и щука, бились-бились, но почти никак – ни сил, ни денег. А прошлой осенью будто Кто-то дверь открыл и сказал: «Идите!» Золотого батюшку Евгения к нам как бы сослали, епископ сказал: «Переходи в новый храм, быстрее построишь», – в строящийся, ту самую баню. Красивый и молодой «вьюнош», за год батюшка лет на 10 стал старше выглядеть. Молимся за него, чтобы Господь укрепил и направил. Люди за ним потянулись, вот и я стала помогать. Робко надеялась сидеть тихонько в уголке, свечки продавать. Не командовать и не активничать, «учителку включать» не хотела категорически (20 лет в школе математиком проработала), но пришлось. Иногда пишу коллегам, что цейтнот тут покруче, чем в школе, но если там как выжатый лимон, то тут наоборот: если затишье, то сразу болячки лезут – и телесные и духовные. А 28 октября у нас была уже праздничная престольная служба в новом храме! И теперь без слёз не вспомнишь: людей битком, благодать прямо осязаема была, все пришибленные какие-то стояли. Сейчас у нас тепло, светло и чисто.

Хутор сейчас человек 300-400, в церковь максимум 20 человек ходят. Благотворителей богатых нет, хотя один помогает кирпичом. Помоги ему Господь! Всё делается в основном на рубли, с миру по нитке. Вернее, с треб и со служб. И это правильно – когда добрый дядя придёт и храм построит, как-то это не то… Притекают к Божией Матери новые прихожане из окрестных селений и издалека. Зарождаются и традиции – крестные ходы.

Теперь в Галиёвке зарождается традиция крестных ходов

А угощения на престольный праздник! – даже мы, актив храма, порой удивляемся нашему столу, сколь он богат и разнообразен. «Накормили всех. От души и от пуза!» – шутят гости. Приход-то у нас бедный, да Богородица всё так устраивает, как человек и предположить не может. Например, в неяблочный год, накануне Преображения, оказалось, что своих яблок нет и купить в район не вырвешься. У нас и виноград обычно есть, а тут не успел вызреть. Чтоб украсить храм, нашли плоды разные, красивые, но малосъедобные. «Ничего, – думаю, – прихожане угостят, хоть одно яблочко на всех разделим. А то и так обойдёмся». Только подумала, звонят садоводы местные, выходцы из нашего села: «Можно прихожан яблочками порадовать к празднику?» Две корзины огромные, всем хватило! И таких чудес у нас – больших и малых – «часто и густо», как здесь говорят.

Слава Богу за всё!

 ← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска