«Вы пишите, а мы будем за вас молиться»

Встреча с читателями в Сосногорске

Сосногорск

Время от времени наша редакция проводит встречи с читателями. В основном в Сыктывкаре и Эжве, было несколько встреч в Петербурге, а на этот раз мы побывали в Сосногорске и Ухте. Мы – это редактор нашей газеты Игорь Иванов, наш старейший автор писатель Григорий Спичак и я, ваш покорный слуга – Владимир Григорян.

Хочу поблагодарить и друга нашей «Веры», издателя и руководителя Издательского дома «НЭП» Дмитрия Алексеева, за подготовку и организацию этих встреч. Без него у нас, наверное, ничего бы не вышло. Всё прошло, на мой взгляд, замечательно, и, подумав, я решил подготовить отчёт о встречах. Конечно, подредактировав: что-то убавили, что-то дописали там, где мы не успели договорить.

Итак, Сосногорск. Переночевали мы в родительском доме одного ухтинского предпринимателя – знакомого Дмитрия. Всю ночь приходилось подкидывать дрова в недавно обустроенный камин. Но что-то пошло не так, и мы несколько прокоптились. Отец Игорь Дроздов, встретив нас после службы в храме, рассмеялся: «Ну и запах от вас, у костра, что ли, ночь провели?» Прихожане ждали в доме, где находятся приходские библиотека и спортзал, там же проходят занятия воскресной школы.

Игорь Иванов: Так получилось, что Журнал Московской Патриархии больше не печатается и наша «Вера» стала вдруг старейшим православным печатным изданием в стране. Но знаете, как это бывает: неожиданно обнаруживаешь, что старшее поколение ушло, перед тобой уже никого нет. И вот надо стоять перед Господом и держать ответ. А мы стоим сейчас здесь, перед вами.

Что нам рассказать о себе? Выходим мы уже четверть века. Есть подписчики не только на Русском Севере, но и по всей стране. Более того, читают нас во всех частях света: в Европе, Австралии, Латинской Америке. Недавно скончался священник из Люксембурга, который был нашим верным читателем. Везде есть русские люди, которым интересна наша каждодневная христианская жизнь. Быть может, дело в том, что у нас на Севере есть особое начало духовное, которое имеет ценность для всей России. В тех местах, где была русская духовная Фиваида, явилась Русская Голгофа – погибло больше священнослужителей, православных мирян, чем где-либо. Множество довоенных священников находились в неволе в наших краях.

В. Григорян: Вспоминаю историю одного батюшки, отца Симеона Гарькавцева, которого по сей день чтут в вятском городе Уржуме и его окрестностях. Он строил железную дорогу на Воркуту, потом оказался под Печорой. В 1947-м силы закончились, но начальство решило подшутить над умирающим. Велели пройти десять шагов. Если получится – иди на все четыре стороны, то есть помирай не в лагере, а за оградой. И тогда отец Симеон, он ещё не был священником, хотя сидел за веру, пообещал Господу: «Если оставишь мне жизнь, все оставшиеся годы буду служить Тебе». И он прошёл эти десять шагов, а потом побрёл куда глаза глядят. Нашёл в мусорной куче две женские туфли – белую и чёрную. В них и шёл, прося милостыню от села к селу. По молитвам к Николаю Чудотворцу дошёл до Кирова. Вспоминал потом: «Смотрю – бабы на рынке, глядя на меня, плачут. Чего, думаю, ревут?» А он почти ничего не весил. Скелет, обтянутый кожей. А сколько таких было…

И. Иванов: Хотелось бы, чтобы сейчас в мире потребления мы сумели сохранить тот дух, которым на Севере всё пронизано. И потому, может быть, даже не так уж и плохо, что у нас мало хороших дорог и сильны морозы. Это помогает нам быть в тонусе, не расслабляться.

Сотрудники нашей редакции – это лишь часть тех, кто делал газету все минувшие годы. Очень большое значение для нас всегда имели ваши письма. Хотелось бы, чтобы их было больше. Мы не просим от вас очерков, хотя и не откажемся, если кто-то сможет их написать. Но есть то, что точно могут делать многие из вас: рассказать о себе, о своём видении мира, Церкви. Пишите нам, ведь нас, сотрудников газеты, совсем немного, мы не всюду можем побывать. И вы даже не представляете, насколько могут быть интересны ваши рассказы для таких же читателей, как вы.

В. Григорян: У каждого из нас есть в жизни несколько важных историй о том, что привело нас в Церковь. Можно их записывать и присылать нам, это будет замечательно. В чём главная задача нашей газеты, почему Господь нас терпит? Потому что мы помогаем тысячам православных людей погружаться в жизнь друг друга, устанавливать незримые связи друг с другом, помогаем становлению христианской общинной жизни.

Ведь мы очень разделены. Даже многие из мужей, жён, детей не могут собраться вместе помолиться. Это я говорю и про очень хорошие семьи, где царит лад. Даже с самыми близкими мы не всегда готовы поделиться наболевшим. Это беда нашего времени, когда люди очень редко ходят в гости, всё больше отстраняются друг от друга. В чём цель нашей газеты? Постараться это разделение преодолеть.

И. Иванов: Вот пример. У нас довольно много читателей на Украине. Получать газеты по почте они не могут, читают в Интернете, приходят отклики, даже материалы. Что замечательно: между верующими нет такого раздрая, как в политической сфере. Нам есть о чём поговорить, есть общие вопросы. Государства ссорятся, а мы, христиане, вместе.

В. Григорян: Заметьте, мы ведь не пишем: «Вот такой-то – хороший человек». Стараемся, чтобы человек сам рассказал о себе, и уж пусть читатели решают, кто перед ними. И в результате нашим читателям удаётся сделать ещё один шажок навстречу братьям и сёстрам. Я бесконечно благодарен и авторам, всем героям наших материалов, которые решились приоткрыть душу перед православным миром. Очень редко приходится слышать: «Нет, нет, я не хочу говорить, я стесняюсь». И это чудо какое-то, когда появляется понимание, что, если ты не расскажешь, другой не расскажет, мы так и будем потеряны друг для друга. И люди стараются нам помочь. Главное, что делает «Вера»: вот уже 25 лет она доносит голоса христиан друг до друга.

Г. Спичак: Что мне нравилось в «Вере» с самого начала? Она выходит далеко за пределы храмовой ограды, идёт к людям, чтобы показать им дорогу в Церковь, рассказать, что там есть любовь, человеческие отношения. Когда я только вставал на литературную стезю, моя литературная мама – известный в России поэт Надежда Мирошниченко – учила: «Если хочешь рассказать о чём-то, рассказывай через себя, через свои переживания».

Но когда ты стараешься увидеть мир через человека, это каким-то чудесным образом приближает тебя к Богу. Я пришёл в Церковь, когда ещё и веры не было. В Онежье, селе моей мамы, стояла красивая, но разрушающаяся церковь. И было странно: сколько вокруг умных людей, которые пишут правильные вещи о том, как далеко мы шагнули в области строительных технологий, узнали про дизайн и много ещё о чём. Но… Ничего хотя бы близкого по красоте и значимости к этому храму вокруг так и не появилось. Нам говорили, что его построили тёмные люди, но почему мы, такие просвещённые, не только не смогли их превзойти, но даже приблизиться? Вокруг нет дорог хороших, нормальный коровник и то построить не можем.

В 1983-м я написал об этом заметку в газету и, что странно, не получил за это по голове. Мол, пиши, студентик. Но тогда о людях ещё помнили. А потом началось разрушение журналистики. Она пошла по пути скандала, криминала, цифр… Но вдруг появляется молитвами отца Трифона (Плотникова) и других людей «Вера», которая начала говорить о человеке. В моей жизни случилась война в Приднестровье, потом Божьей милостью я попал на Святой Афон. Эти два года, 92-й и 94-й, перетрясли меня, а ребята из «Веры» помогли мне осмыслить мир вокруг.

Сейчас есть масса изданий, которые выпускаются мощно, красиво, большими тиражами. Там предлагаются предметы, услуги, развлечения. Они зовут куда угодно, только не в сторону Бога. Понимаете, что происходит? Информационный гул, но о главном не говорят, и только Церковь ещё пытается говорить. И мы хотим вас попросить тоже не молчать. Не все умеют, да… Но порекомендовать газету знакомым, показать им статью – это возможно.

И. Иванов: Спасибо Григорию, напомнил. Четверть века назад у основания газеты стоял отец Трифон. Он был единственным иеромонахом в республике. Жил в селе Иб. Когда он помогал нам создавать газету, на отца Трифона поглядывали искоса и светские власти, и церковные: мол, куда лезет. Журналистика считалась партийным делом, её курировал обком партии. Потом отец Трифон возродил Сийский монастырь в Архангельской епархии. Лишился его. Потом он оказался в Екатеринодарской епархии, помощником того самого архиерея, который его рукополагал, – митрополита Исидора. Дали ему снова возрождать с нуля монастырь – Лебедянскую пустынь, и батюшка со свойственной ему энергией начал с создания общины, нашёл благотворителей… Но епархия разделилась, и его из пустыни попросили. И снова он ни с чем. Дали домик на городском кладбище – снова организуй общину, строй храм… Когда меня тянет посетовать о том, как нам трудно, я вспоминаю его путь…

Г. Спичак: Отец Трифон в прошлом подводник, привык выживать.

И. Иванов: Наша газета тоже никогда не была в фаворе. Не скажу, чтобы были идеальные отношения с разными епархиями, хотя с нашей стороны было самое благожелательное отношение. Но это, знаете ли… бодрит. Когда гладят по головке, денег дают, на архиерейские обеды приглашают – это не только расслабляет, но и развращает. Слава Богу, нам это, похоже, не грозит.

Помню, как всё начиналось. Редакция с первого дня располагается в сыктывкарском Доме печати. С его руководством мы искали общий язык очень долго. Однажды спускается секретарь с бумажкой, где написано, что мы должны освободить помещение в течение трёх дней. Без объяснений – освободить, и точка. Мы с Михаилом Сизовым – тогда нас в редакции двое было – сели и стали думать, что делать. Решили сражаться. Дверь заперли, собрались ночевать в редакции. Знаем, что у наших оппонентов есть дубликат ключа, зато нам в наследство достался мощный сейф, если придвинуть – попробуй возьми нас. Тем более, кабинет-то освящённый, единственный во всём Доме печати! «Вы что, так и будете сидеть? Выходите!» – говорили нам. «Выселимся только после решения суда». А потом… Понимаете, в чём свойство чиновников. Если первый их преобразовательский пыл сбить, дальше легче: они остывают, теряют интерес. Но главное – если ты проявил волю, энергию и Богу это угодно, то дальше Он начинает помогать.

Г. Спичак: Редакция газеты живёт аскетично по сравнению с остальными газетами, не говорю уж про чиновников. Я видел – у неё самый древний компьютер в Доме печати.

В. Григорян: Я сижу на том же стуле, на котором сидел и 20 лет назад. Но я его люблю. Ни на что не променяю.

И. Иванов: Знаете, в 1970-е была такая мода: у мебели ножки под углом в сторону были направлены. У нас именно такие шкафы, раритетные…

Г. Спичак: Работе это не мешает, скорее наоборот. Вот Лена Григорян создала уникальный стиль рисунков, календарей. Она ориентируется на рисунок конца XIX – начала XX веков, но смогла его так преобразить, что её работы не выглядят архаикой. Это прошлое, но переосмысленное. Женя Суворов – здесь, в приходе, его все знают, он не раз бывал в Сосногорске – пишет простые, но тёплые, хорошие очерки.

В. Григорян: Братья, сёстры, может быть, вопросы есть? Задавайте.

Марина Александровна Тимофеева: Я раба Божья Марина. Мы с вами, наверное, ровесники, я училась в Сыктывкаре, в пединституте, закончила его в 1985-м. Выписываю вашу газету двадцать два года. Она стала для меня источником чистоты, света, тепла. А вы стали для меня родными людьми. Один раз забыла на полгода выписать, так словно воздуха не хватало. От вас я узнала о Великорецком крестном ходе. Стала собирать в отдельную папочку всё, что о нём рассказывалось на страницах «Веры», потом сходила на Великую, и не раз. Вы нашли такие слова, факты, что меня это зажгло. От вас я узнала об отце Игнатии (Бакаеве), и в каждом номере ищу его обращение к нам. Через какое-то время мы с батюшкой лично встретились, теперь созваниваемся. Когда я вела воскресную школу, очень помогала детская страничка Елены Григорян. Дай вам Бог сил, поддержки. Вы пишите, а мы будем за вас молиться.

Д. Алексеев: Близ Онежья стоят наши с Григорием Спичаком дома, и однажды я нашёл на чердаке экземпляр «Веры». Смотрю, фамилии знакомые – мои коллеги. Я тогда только что покрестился, и ребята-однокашники по университету нашли слова, которые поддержали тогда и поддерживают по сей день меня. И сейчас, мне кажется, наступило такое смутное время, когда мы должны их поддержать. А как мы можем это сделать? Подписываясь сами, подписывая ближних…

М. Тимофеева: Рубрика «Просьбы о помощи» у вас глубоко меня трогает, такие щемящие истории, до слёз. Хочется взять и помочь.

И. Иванов: Не объяснить, почему на одни письма о помощи люди охотнее откликаются, а на другие – слабее. Но помню случай, когда письмо прислала женщина из Мезенского района, у неё сгорел дом. А ведь мы на Севере живём, в какой-нибудь хибарке не перезимуешь. У женщины трое детей. Мы опубликовали её просьбу, потом ещё раз… Люди откликнулись. И прислали ей столько, что она, добавив сколько-то своих средств, смогла купить другой дом. Потом получили фотографию, где стоит рядом с этим домом вместе с детьми. Не всегда нам удаётся вот так помочь, чтобы увидеть результат. Было очень приятно.

Г. Спичак: Вот ещё одна история. Женщина с сыном оказались в больнице в Москве, денег в обрез. Нашла меня в Интернете, я обратился к ребятам в «Веру». Эта женщина получила всего два перевода, но они её так тронули, что теперь сама постоянно откликается на просьбы о помощи. Эти два перевода от незнакомых людей словно разбудили её.

И. Иванов: Человек частенько живёт как будто во вражеском окружении, покрытый коростой. Ему кажется, что все от него что-то хотят, а как помочь – так никого. И вдруг согревается душа от проявленной чьей-то любви.

Отец Игорь Дроздов (батюшка служит не только в Сосногорске, но и создаёт общину в деревне Аким. Там у него и старые прихожане, и прибиваются разные люди, в том числе ради того, чтобы победить склонность к спиртному. Вместе через труд и молитву пытаются спасаться): Я думаю, что в наше время страдает молитва ещё и потому, что в городской среде тяжело сосредоточиться. Столько суеты, что трудно нормально «Отче наш» прочесть. В деревне больше возможностей пребывать в молитве за весь мир. Экономические условия на селе создаются такие, что человек тянется за рублём в город. Но если бы была вера, он понял бы, что даёт молитва: покой. Любой человек, переживший подлинный покой, ни на что его не променяет. Мне кажется, нужно больше писать о тех людях, которые живут в глубинке, чтоб читатели «Веры» знали – деревня не умерла, туда можно и нужно стремиться ради молитвы. Там другие ритмы, спасительные. Так попробуйте поехать, посмотреть, как это. Спросишь сельчанина: «А кто вам помогает»? – «Бог помогает. Хлеб наш насущный даждь нам днесь». В городе есть колбаса, компьютеры, телефоны, а жизни нет, семьи рушатся. Нужно возвращаться обратно на землю.

И. Иванов: В целом я согласен, что возвращение в деревню, если там уже есть сложившаяся община, будет сильно облегчено. Но нужно понимать, что и в мегаполисе некоторые умеют находить покой, и в глубинке не всегда его обретают. Мы недавно в экспедиции познакомились с одним отшельником, поселившимся в приуральской заброшенной деревне. Зимой там случаются морозы страшные, под пятьдесят градусов. Добраться дотуда можно только летом. Три года назад вместе с ним жили в тайге, спасаясь от мира, несколько десятков человек. Потом уехали. Отшельник наш – последний, кто остался. Но в общении мне не показалось, что он обрёл покой. Его мысли не столько о Боге и спасении своей души, сколько об оставленном им мире, где, по его мнению, антихрист уже воцарился и номера раздал. Идеальное вроде бы место, чтобы погрузиться в молитву: ни людей, ни сотовой связи, зато есть Священное Писание, книги святых отцов. Но покоя нет.

Отец Игорь: В одиночку не научишься любить. Любовь подразумевает общину.

А что самое плохое в городе – монотонность. Ни в течение дня, ни в течение года почти ничего не меняется. Как-то раз, увидев сшитые из кусочков перчатки, я задумался и пожалел швею, которая изо дня в день эти кусочки сшивала. От такой работы и с ума можно сойти. А как в деревне? Встала женщина, помолилась. Пошла подоила корову. Принесла дров, печку затопила. Весной в деревне одно, летом – другое. Все праздники были привязаны к циклам года. На Сорок мучеников, скажем, раскладывали бельё льняное на снег, оно выбеливалось…

Г. Спичак: …И никогда ничего не повторялось.

Отец Игорь: Год прошёл – и всё начиналось сначала, но к тому времени человек уже менялся, становился другим. А многоэтажки – это душегубство.

Андрей Бураков (работник депо): У меня вопрос: что делать с тем, что нигде не употребляется буква «ё»? Как читать название магазина: «Березка» или «Берёзка»? Нужно уважать и беречь свой язык. Макароны по-флотски теперь называют пастой с мясом. Ещё беспокоит, что письма и даже открытки писать перестали, поздравляют по Интернету. А это не то. Когда стараешься красиво надписать открытку, выбрать время, чтобы отправить, в это вкладываются силы, в том числе душевные. Это ценно.

В. Григорян: Почему бы вам не написать об этом в нашу газету? Как говорят, инициатива наказуема: придумал – воплоти.

И. Иванов: Кстати, до сих пор букву «ё» многие издания не используют, хотя был принят закон, предписывающий это делать. Но большинство его не заметило.

Г. Спичак: Вы удивитесь, но во всём мире развивается сейчас искусство каллиграфии. В Москве, например, шесть клубов открылось.

Отец Игорь: Я читал, что уже восемь.

Г. Спичак: При храмах сам Бог велел такие клубы создавать.

Антонина Николаевна Черникова (библиотекарь прихода, педагог воскресной школы): Не хватает сил, чтобы этим заниматься. У нас воскресная школа, но я не знаю, где искать учителей. Я сама занимаюсь прикладным искусством с детками уже не первый год, библиотекой. Ухожу из дома утром, прихожу поздно вечером. Бедный мой муж. Есть у нас ещё несколько человек. Антон недавно появился, занимается спортом с ребятами. Но людей всё равно страшно не хватает.

Г. Спичак: Молва о вашей школе хорошая идёт.

А. Черникова: Нужны люди. Если мы сегодня ничего не сделаем для детей, завтра говорить будет не с кем. Ведь на детей в школе, из телевизора давление огромное. Когда девочка у нас в воскресной школе вдруг воскликнула, когда у неё что-то получилось: «Вау!», я спросила: «А почему не “ух ты!”?» «А у нас учителя так говорят…» – отвечает девочка. Это мелочь, но она показывает: теряем детей, и угроза эта нешуточная. Разве американские дети говорят «ух ты!»?

И. Иванов: И что делать?

А. Черникова: Будить людей. Помню, как всё начиналось. Бабулька с клюкой идёт, трясётся, баночку варенья в храм несёт или блины испекла. Открываем Евангелие, читаем, кто-то чай наливает. Люди шли, это было начало приходской жизни. Сейчас обжились, всё читали, всё знаем. И никому не хочется время уделить, чтобы найти себе дело в храме. Не надо ждать потрясений – голода, войны, разрухи. Идите в храм ногами, не ждите, когда вас принесут.

Отец Игорь: В городе часто родители не уделяют должного внимания своим детям. Садик, школа влияют на них больше, чем отец с матерью. А в глубинке как? Папа что-то делает, и ребёнок при нём: смотрит, подражает, учится чему-то хорошему, нужному. А что в мегаполисе? Ребёнок, выросший в квартире, ничего не умеет. Идёт учиться на юриста или программиста, потом в службе занятости слышит, что для трудоустройства нужно три года стажа. Устраивается куда попало. И нет такого понятия – я живу, чтобы пойти по стопам отца.

Г. Спичак: Мой отец очень хотел, чтобы я стал механиком – приучал к мотоциклу, бензопиле. С тех пор я их видеть не могу. Не стоит особо надеяться, что ребёнок пойдёт по стопам отца. Уже близко время, когда его будут лет с четырёх готовить к будущей профессии. Машины, психоанализ быстро смогут определить, у кого к чему склонность: из этой девочки выйдет певунья, из этого мальчика – математик… Задача Церкви в том, чтобы люди при этом не потеряли любви и свободы, чтобы оставались народом, а не винтиками глобальной экономики. А задача семьи – хранить память родовую: документы родителей, письма с фронта и, конечно, фотоальбом. Это колодцы, из которых мы пьём.

Отец Игорь: В Ухте есть своего рода частный музей в одном зелёненьком вагончике. Его владелец зарабатывает тем, что паяет разные вещи. Я попал к нему, пробив радиатор. Он увидел, что я священник, обрадовался: «О, батюшка, определи, что у меня за икона». Так я и познакомился с этим музеем. Там в хронологической последовательности собраны предметы быта, которые к нему попадали: это и вещи, и письма, и многое другое. Рассказал о матери. Она была учительницей немецкого языка, а во время войны жила на Украине. Вскоре после начала оккупации к ней подошёл немец, сказал, что через два месяца его армия будет в Москве. «А есть ли у вас монетка какая-нибудь?» – спросила его учительница. Немец достал монету в две марки, держит на ладони, а учительница кладёт сверху советский рубль, которые вдвое больше. «И вы хотите нас одолеть?» – спрашивает. Эта история – как бы устная часть музея. Есть письмо от матери, датированное 1992 годом, где она напоминает сыну, чтобы не забыл отоварить талоны на масло, яйца, какие-то ещё. Я к чему это: нужно, чтобы преемственность была, которую государство столько раз пыталось разорвать, а этот музей старается сохранить. Нужно, чтобы дети и родители были частью чего-то целого.

В. Григорян: Да, многое делается, чтобы разорвать связи между ними. За детей нужно бороться, как справедливо заметила Антонина Николаевна.

Сейчас в обществе растёт раздражение против Церкви. Это следствие мощной пропаганды, которую ведут самые разные, подчас вполне приличные с виду люди. Они хотят, чтобы их идеи определяли будущее России, и Церковь им поперёк горла. Пропаганда проста и поэтому доходчива. Один лишь образ “священника на «Мерседесе”» чего стоит – не обязательно на «Мерседесе», любая представительная машина сгодится. А таких, бэушных, купленных в Европе задёшево, полно, так что тут раздолье для фантазии. Нам противостоят Интернет, СМИ. Я к чему? Нужно уметь отвечать…

Отец Игорь: Мы должны дать альтернативу, показать, что жить можно иначе.

В. Григорян: Да и не только жить иначе, но и чтобы люди об этом догадывались. Мальчишку, который соприкоснулся с Церковью, узнал, как на самом деле живут священники, какие они люди, уже не убедишь, что Церковь такая-сякая. Он скажет в ответ: «Не говорите глупостей. Я видел священников, они совсем другие». Вот у вас спортзал, это очень хорошо. Нужно делать всё, что в наших силах, чтобы познакомить детей с православной жизнью.

А. Черникова: В спортзале занимаются двенадцать мальчишек. Перед занятиями становятся на молитву. На Крещение все двенадцать пришли в храм, хотя самым маленьким по шесть лет, чтобы окунуться в купель. Встали на молитву и… прыг, прыг, прыг, как мышата, – вода-то холодноватая. Навсегда запомнят, как совершили первый в своей жизни поступок.

И. Иванов: Спасибо вам за радость общения…


← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска

1 комментарий

  1. Протоиерей Сергий Павлов:

    Здравствуйте! Интересная беседа получилась. Только вот несколько грустный осадок остался, причем от слов священника. Если его послушать, так это тогда всем бежать на землю, в село надо. В городе-то уже спасенья нет, там все однообразно, ничего не меняется, и не помолиться толком… В общем, на землю надо! Интересно, все ли смогут уйти? У всех ли хватит духу все бросить и пойти в деревню. Можно подумать их там ждут с распростертыми объятиями, это я о тех неудобствах, с которыми обязательно столкнется горожанин, ведь жилье еще построить надо, а у многих малые дети. Честно признаться, я не замечал, чтобы горожане, верующие, отказывались от молитвы. А уж верующему человеку бежать с того места, где он пребывает, равносильно неверию. Апостол Павел недаром советует: “каждый оставайся в том звании, в котором призван”(1Кор.7.20)
    Что делать верующему человеку живущему в многоэтажке, если он знает, что на этом месте он исполняет волю Божью? По мнению отца Игоря, он душегубец, неважно своей души или чужой. Как это все похоже на призывы спасать душу свою подальше от людей, но в своей общине. Стоит ли называть таких призывателей, ведь их так много стало в последнее время? Особенно больно слышать такие речи от священника. Господь призывает священника служить Пресвятой Троице, на том месте, куда его поставят, а не на том, где ему кажется правильным. Именно служить, и раздавать верующим все потребное ко спасению, а не спасать, потому что спасает Господь Сам. Причем, как в городе, в многоэтажках, так и в деревне. Может быть я и ошибаюсь, но, огульно охаивать нашу жизнь, мол государство нас пытается уничтожить, как-то не поворачивается язык. Адаму еще было сказано, что со скорбью будет питаться все дни жизни своей (Быт.3.), а мы что, уже в раю живем? Эти слова и нас касаются. Не знаю как кому, а мне грустно. Неужели действительно надо бежать в глушь, подальше от людей, государства, и там устраивать себе спасение?

Добавить комментарий