Белградский зоља

Встретиться с отцом Космой Петричем попросил меня знакомый питерец Олег: «Батьке помочь надо, может, получится через вашу газету». Его манера называть священников «батьками» никогда мне не нравилась, но такой уж он человек, наигранно грубоватый, за этим у него скрываются самые добрые чувства, которые стесняются самих себя. Ну, помочь так помочь.

Отец Косма оказался седовласым, но на вид ещё крепким батюшкой. Олег представил его и протянул мне газету «Економиja» от 1 октября 2015 года. Читаю крупный заголовок, который в переводе с сербского звучит так: «Австрийское агентство развития даёт деньги на защиту от наводнений». Тут же – фотография затопленных домов и карта с обозначением строящихся дамб-насыпей: «Нови обjекти – насипи».

– Понятно, Европейский Союз помогает Сербии. Ну и что? – спрашиваю.

– Ты на карту глянь, – показывает пальцем Олег. – Вот зоны затопления в Сербии. Здесь у отца Космы потоком смыло дома дочери и зятя. Зять нетрудоспособный, заболел сахарным диабетом после того, как его сына в Косово зарезали. Дочь тоже не имеет больших доходов. Кто им поможет заново построиться? Не австрийцы же. А этот дом, в котором дочь жила, прежде отцу Косме принадлежал. Он ей передал свой дом, когда в Россию с женой Ольгой переезжал. Теперь надумал на родину вернуться, а тут наводнение…

– А вы давно в России? – спрашиваю батюшку.

– С 1999 года. Нас самолётом МЧС эвакуировали, когда натовцы начали Сербию бомбить.

– Но вы же не военный, вас не должны были тронуть, – предполагаю.

– Ну, как сказать. До принятия сана я был офицером, участвовал в наведении конституционного порядка в Косово…

* * *

– Мой отац был кадровским войни, – так начал свой рассказ о. Косма. В речи его то и дело проскальзывают сербские слова, видно, батюшка уверен, что русский человек их поймёт. Действительно, всё понятно. Но всё же передаю его рассказ в русской редакции.

– Вместе со своим крёстным братом, – продолжил он, – отец мой воевал на стороне Советского Союза, участвовал в боях на Кольском полуострове. В Югославию вернулся в 1946 году и усыновил четверых детей своего убитого друга. Потом женился на моей матери Надежде, у них появилось ещё семеро детей. Я – в 1956-м…

Как отца звали? Любиша. Это в честь его дяди, священника. Он хотел, чтобы кто-то из сыновей этот путь унаследовал. И Господь услышал. Два его сына и внук, то есть я, сняли погоны и стали служить Богу.

Вернувшись в Сербию, отец через год принял сан, служил в белградском Вознесенском соборе. Прежде настоятелем собора был его старший брат, мой дядя, но его забрали на высокую должность в Патриархию. Отец прослужил в соборе до 1961 года. Из-за костной грыжи его перевели за штат, и далее он преподавал в Духовной академии. Ну как преподавал? Больших богословских знаний у него не было, так что он обучал семинаристов резьбе по дереву, чтобы будущие священники могли сами делать киоты, ларцы. В Югославии при Тито православных не очень привечали, и священникам проще было что-то самому по храму сделать, чем нанимать мастеров. Эти навыки отец и мне передал. Здесь, в России, у меня много резных работ.

Отец в детстве любил гонять голубей на крыше, и мать его как-то пошутила: «Вот когда станешь Патриархом, тогда и будешь выпускать голубей по праздникам». Патриархом отец не стал, но помню, как мне, пятикласснику, он поручил посадить белых голубей в коробку и выпустить после Пасхальной службы. Было очень красиво – они как ангелы на небо взлетели.

Хоть отец и ушёл из армии, но учиться меня отдал всё же в военную гимназию. Там не все знали, что я сын священника. На построении подошёл ко мне каплар, ефрейтор по-вашему, и дал пощёчину:

– Почему воротник не застёгнут и крестик торчит! Ты что, богоборец?!

Он даже слов религиозных не знал, думал, что «богоборец» – это тот, кто за Бога борется.

Отвечаю:

– Я не богоборец, а православный человек. Христос – мой Бог и Спаситель.

Он меня ещё раз по лицу ударил:

– Здесь, в армии, я твой бог!

Некоторые ребята хотели на него кинуться, но сдержались. Позже я сказал ребятам: «Не бросайтесь на них, чтобы они не бросились на Господа». А ведь и сам мог сорваться, и неизвестно, чем бы всё закончилось. Моё дворовое прозвище было Зоља, то есть Оса по-русски. Так у нас после войны называли ракетную систему «Катюша», а позже в югославской армии появился и противотанковый гранатомёт «М80 Зоља». Ну и кулаки мои сравнивали с этими системами – здоровый я был тогда… Но знаете, почему-то не почувствовал я зла на этого каплара. Уже тогда думал, что придёт время и в армии солдат целыми ротами станут крестить.

После гимназии решил я поступать в военное инженерное училище. Первый экзамен был по черчению: «Нарисуйте нам городское здание или сельский дом, который бы вы хотели построить». Подвели к чертёжной доске, левую руку привязали к телу, в правую дали карандаш. «А стирательную резинку вам не дадим». Нарисовал. «Так быстро? А что ещё нужно для строительства этого дома?» Рассказал им про стройматериалы, как строить. Удивились. Объясняю, что я из многодетной семьи, с 13 лет подрабатываю на стройках, поэтому и выбрал инженерную профессию. В общем, приняли меня и нормально я училище окончил.

Почему не стал инженером? Получилось так…

На родине Константина

После училища распредели меня в Ниш. Это третий по величине город Сербии, после Белграда и Нови-Сада. В древности он стоял на пути из Центральной Европы в Константинополь, в Нише находится одна из старейших церквей в Сербии, построенная в четвёртом веке. В этом городе, который носил имя Наис, родился святой равноапостольный царь Константин Великий. Сейчас аэропорт в Нише, второй по величине в Сербии, носит его имя – «Константин Великий». Вот охранять этот аэропорт меня и распределили, записав в обычную пехоту. Прежде чем получить должность по специальности, предстояло пройти армейскую службу.

Ходил с овчаркой по периметру два года. Но тут повторилась та же история, что была в военной гимназии. Только теперь я не сдержался.

Как-то стирал я своё нижнее бельё. Подходят сержант и офицер из албанцев – у нас их называют арнаутами – и протягивают носки: «Мама моя, постирай и мне». Они не знали, что я поручик, поскольку был раздет до пояса и погон моих не видели. Конечно, я отказался. Сержант ткнул пальцем в крестик на шее:

– Убери, или голову с плеч отсеку.

– Я с детства крещённый и не боюсь ничего.

– Покажи, где твой Бог.

– Да что тебе показывать…

Тут один схватился за гайтан, чтобы порвать, завязалась драка. На шум явился мой командир роты Милован Мартинович:

– Петрич, ты что творишь?!

Драка превратилась в избиение этих двух албанцев, и со стороны могло показаться, что это я на них напал. Когда нас разняли и албанцы ретировались, Мартинович предупредил:

– Ну, теперь мы с тобой попрощаемся с Нишем. В течение ночи дадут приказ, чтобы нас отсюда увезли.

Тут я стал хорохориться:

– Смерти не боюсь. Пусть выйдут один на один на стадионе, и будем драться насмерть!

Командир усмехнулся:

– Тебе что, за геройство орден дать?

По-любому нас должны были эвакуировать – чтобы избежать волнений в воинской части. Албанцы ведь всегда вместе держались, и если кого из них обидели, то в мщении шли до конца.

И вот нас с Мартиновичем перевезли в другой конец Югославии, в Словению. Мне тогда шёл 21-й год. Наверное, забавно выглядел – с беретом на макушке, фуражка-то из-за бинтов на голову не налезла. В Любляне оформить на довольствие не успели, как пришёл другой приказ: ехать в Белград. И вот шагаю по столице в военной форме, с замотанной головой и с собакой на поводке. Овчарку-то я из Ниша с собой взял, потому что она ко мне привязалась, из чужих рук корм не брала. Захожу домой – без предупреждения, как снег на голову. Папа увидел меня и рассмеялся:

– Ну, опять что-то натворил? Эх, Зоља ты наш…

В Белграде прослужил я недолго – уже в 1980-м начались волнения в Косово.

Клятва арнаута

В тот год умер Иосип Броз Тито, и это стало как бы спусковым крючком – внешние силы тут же воспользовались ослаблением контроля и демократизацией. Сначала новые власти проблем в Косово замечать не хотели, но когда в 81-м студенты-албанцы вышли на манифестации, требуя предоставить Косово статус отдельной республики в составе Югославии, то стали что-то предпринимать. И попали в ловушку. Схема-то простая: сначала выступления студентов, которых легче всего взбудоражить, затем радикализация общества, этнические стычки, появление боевиков… В 1988 году страна избрала президентом Милошевича – в надежде, что он наведёт порядок. И в 89-м в Сербии состоялся референдум, утвердивший Конституцию, которая кардинально урезала автономию национальных краёв. И вот тогда вспыхнула настоящая война.

Но в 81-м всё только начиналось. Моего бывшего комроты Милована Мартиновича поставили курировать разведку в дивизии, расквартированной в Косово, и он перевёл меня к себе. Служба была такая: моя группа из девяти человек входит в село, проверяет на наличие боевиков, смотрит, заложены ли заряды под общественные здания, не готовят ли поджог сербских домов. Затем я докладываю по рации, и в село, если нужно, входят подразделения полиции и внутренних войск. Стрелять нам без специального приказа из Белграда было запрещено.

Сначала я был с группой в Приштине, затем на севере, в Косовской Митроице, оттуда направили на юг… Затем пришёл приказ охранять священников и церковные здания от нападения албанцев. В районе Гнилане и Нижней Кусцы находятся четыре древних храма и две монашеских обители, в том числе монастырь Драганац. Монастырь на своей родине построил святой царь Лазарь в 1381 году в честь своей дочери Драганы, поэтому в народе его и называют Драганцем, а на самом деле он посвящён архангелу Гавриилу.

Когда мы стали там патрулировать, познакомился я с настоятелем игуменом Кириллом. Поговорить нам было о чём – он, как и я, по прежней профессии инженер-строитель. Своими он руками возвёл «зид» – каменную стену вокруг монастыря. Сам откалывал от скалы огромные куски камня, возил, укладывал. Сколько силы в этом человеке! Я исповедался игумену, и он стал моим духовником. Тогда же появилось понимание, что мне следует посвятить себя Церкви.

Во время отпуска встретился я с епископом Шумадийским Саввой (Вуковичем), и он сказал, что Косово и Метохии очень нужны священники. В 1988 году он меня произвёл в диаконы и почти сразу – в иереи. Патриархия направила в минобороны просьбу, чтобы мне дали отставку. Между тем армейская служба продолжалась. Мы патрулировали между Драганцем, Прилепцем, Горней и Нижней Кусцей, и ещё там девять сербских сёл было, где албанцы могли поджечь дома. Положение моё было странное – священник и военный одновременно. Как быть, если придёт приказ стрелять?

Тут произошёл один случай. Подходит пожилой албанец и просит спасти его племянника и ещё одного родственника, которые служат в нашей дивизии и которых могут расстрелять. Спрашиваю, из-за чего они под трибунал попали. Отвечает:

– Со склада оружие воровали и продавали.

– Сами никого не убивали?

– Нет, нет! Только воровали.

– Как их имена?

– Али и Салман.

Салман – это албанская форма имени Сулейман. То есть они мусульмане. Что же делать? Отказать? Но ведь каждая жизнь пред Господом драгоценна, а я к тому же священник. Посоветовался с духовником, отцом Кириллом, и поехал в штаб. Короче, удалось мне их освободить, показав документ с генеральской подписью – получить его посодействовал один офицер. На радостях этот пожилой албанец отцу Кириллу в Драганац четырёх баранов привёл: «Вот вам для праздника. А если что случится, двери моего дома всегда открыты».

Такое и раньше бывало. Местные албанцы иногда вредили монахам, лес монастырский рубили и так далее. Но когда кто сильно заболеет, то приходили в монастырь просить у христианского Бога исцеления. После чего благодарили, жертвуя баранов или телят.

Мне же тот старик дал «бэсэм» – албанскую клятву, что ни один волос с моей головы не упадёт от Косова поля до Прилепца и далее на территории вплоть до Прешево.

Соблюдался ли этот «бэсэм»? Да. Арнауты могут держать слово. Но спустя несколько лет, в 98-м, в меня трижды стреляли. Пуля попала в карман безрукавки, где лежала икона, и в иконе застряла. Хотя снайпер стрелял с далёкого расстояния, он однозначно видел, в кого целит. Я как раз шёл с водосвятного молебна, и на голове была скуфейка, в руке – кадило.

Война

В ноябре 90-го года на покой ушёл Патриарх Сербский Герман, был ему 91 год. Стали выбирать нового, и на Соборе 17 голосов отдали владыке Савве, который меня рукополагал, а 13 голосов – владыке Павлу. Савва тогда обратился к Собору: «Братие, давайте заново проголосуем, чтобы Патриархом стал Павел». По любви, Богу помолясь, так и сделали. Вскоре владыка Савва подвёл меня к новоизбранному Патриарху: мол, я его хиротонисал, а он по-прежнему человек военный, надо решить этот вопрос.

И всё разрешилось. Патриарх Павел дал мне назначение в Косовску-Каменицу, в восточную часть Косово и Метохии. Уже тогда албанцев там было 73 процента, сербы же уезжали. Как человека молодого, деятельного, меня сразу поставили протонаместником, благочинным по-вашему. Я стал недовольно рыпаться, да отец Кирилл смирил: «Не твой выбор, а выбор всех нас». Приписали мне ещё четыре прихода, в том числе с только что построенным храмом.

О том, что дальше было, у вас много писали. Я всё время вспоминал напутственные слова Патриарха Павла: «Оставайся человеком даже среди плохих людей. Обиды, скорби – всего этого мы избегаем через служение Господу, которое нам дано». Могу сказать, что лишь чудом остался живым. Только вот старший сын и племянник погибли…

В 99-м году меня с семьёй эвакуировали в Белград. Столицу бомбили войска НАТО, и жена уговорила воспользоваться русским бортом МЧС, чтобы перевезти семью на её родину. Она русская, фамилия Лазарева. Так мы оказались в России.

После этого я несколько раз бывал в Сербии. Однажды решил посетить своего духовника. Он остался в Косово, в монастыре Драганац. В штабе КФОР мне выдали пропуск, предупредив: «Едете на свой страх и риск, дать охрану не можем». Добрался я до Гнилане. Там случайно познакомился с одним русским добровольцем, Евгением Соколовым. Помню, он пошутил: «Ну что, поп, благослови, чтобы Хашима Тачи убить».

Тачи – это один из главных полевых командиров «Освободительной армии Косово», был приговорён югославским судом к 10 годам тюрьмы за терроризм. Когда НАТО напало на Югославию, он в Косово создал своё правительство, в котором стал премьер-министром. Отвечаю:

– А не боишься? Гаврило Принцип когда-то убил эрцгерцога Франца Фердинанда – и началась мировая война.

Евгений только усмехнулся:

– Так она уже идёт, третья мировая.

Прошло много лет. Гуляю я по берегу Финского залива, напротив кардиоцентра «Чёрная речка», и вижу знакомое лицо. Седой мужчина улыбается, и я улыбаюсь.

– Брате, – говорит он по-сербски, – ти ме не знати?

– Евгений, ты?!

– А кто может быть?

И добавляет по-сербски крепкое словцо. Ну, точно он! Говорит: «Сейчас моя дочь Наталья приедет на машине, устроим шашлыки на берегу». Пошли мы в магазин мясо выбирать, и он говорит заговорщически:

– Ты только этим дохтурам не обмолвись, что мы шашлыки ели. Мне, сердечнику, не разрешают копчёностей.

Вот такая теперь война. С докторами…

* * *

Отец Косма грустно и светло улыбается, вспоминая друга. О себе он не говорит, но Олег объясняет, почему священник оказался там, у Финского залива. Он тоже лечился в кардиоцентре «Чёрная речка». Перенёс три инфаркта и три операции на сердце, во время которых хирурги сделали пять аортокоронарных шунтов и вставили два клапана. Операции очень дорогие, жена Ольга влезла в долги. А ещё требуется 360 тысяч рублей на приобретение кардиостимулятора и последующую реабилитацию. Экономят они на всём, живут не в самом Питере, а в области, снимают квартиру в Кировске. Прихода своего у о. Космы нет, поскольку принадлежит другой церковной юрисдикции. Одно время он сослужил о. Василию Ермакову, о. Иоанну Миронову, но не как штатный священник.

…Боль Сербии. Она в разрушенных судьбах, в подорванном здоровье и в том унижении, которое испытывает родная страна, – правительству приходится просить подачек у тех, кто её бомбил. И эта история с наводнением… Австрия, давшая денег на строительство дамб, – не член НАТО, но всё равно из того лагеря, где приветствовали распад Югославии. Обломки, кругом обломки. И надо из-под них как-то выбираться.

– Вот пройду реабилитацию, поедем с Ольгой на мою родину, – говорит отец Косма. – Там священники требуются, обещают мне место. Сердце? А что сердце… Как говорил Патриарх Павел, скорби мы избегаем через служение Господу.

Контакты о. Космы Петрича: 7-921-583-63-29; zolja56@yandex.ru; 187342, Ленинградская обл., г. Кировск, ул. Набережная, 19-103. Лазаревой Ольге Юрьевне.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска