Запись в блокноте

В поездках по сельской России было со мною не раз, когда в православные уголки меня приводили… мусульмане. Первое моё знакомство с Преображенским храмом села Биляр-Озеро, что расположено недалеко от границы Татарстана с Самарской областью, состоялось именно так.

Преображенский храм в с. Биляр-Озеро

Однажды в командировке в Нурлатский район зашла я в местный храм – он удобно был расположен при въезде в районный центр. Там разговорилась с продавцом церковной лавки, и она мне с гордостью сообщила, что есть в их местности православная жемчужина – церковь, которую люди отстояли в те времена, когда все храмы в округе на многие десятки километров – не только Татарстана, но и Самарской области – были поруганы и разрушены, и она такая НАСТОЯЩАЯ, что до сих пор отапливается дровяной печью и освещается только свечами.

Нурлатский район – самым отдалённый от Казани в сторону южной части республики, и «занёс» меня туда заказ на фильм о достижениях в системе социальной защиты населения. Так что навряд ли мне довелось бы побывать там ещё раз, но… Почему-то захотелось собственными глазами увидеть ту церквушку в селе с загадочным названием. Я даже записала название, пообещав себе, что, может, когда-нибудь… Потом часто, листая блокнот, натыкалась на запись со словом «Биляр-Озеро», в котором, как мне казалось, читалась древняя история. Ведь на территории нынешнего Татарстана задолго до основания Волжской Булгарии жили некие биляры, память о которых осталась только в названии сельского поселения Билярск, возле которого учёные раскопали древнее городище, да и вот это озеро… Воображение рисовало былинные картины светлого озера, патриархальные домики на его берегу… А каков же храм? Помечтав, я всякий раз перелистывала порядком затёртую страницу рабочего блокнота и забывала о нём.

Так прошло лет пять. Однажды ко мне в гости приехала одна знакомая из Астрахани и попросила увезти её в Нурлатский район – туда, мол, приехал её двоюродный свояк: «Она вышла замуж за вашего татарина». Сама она тоже татарка, но астраханская. Есть ведь разные татары: крымские, сибирские, уральские, казанские. И вот Рамиль, женившись на её сестре и оставшись в Астрахани, приехал в родное село в Татарстане, чтобы проведать мать. Когда я отправлялась в поездку, меня осенило: «А ведь село Биляр-Озеро в том же районе!» И вот мы в Нурлате, спрашиваю Рамиля, знает ли он о таком селе. «Так оно же рядом с моим!» – просиял он. И по правилам настоящего татарского гостеприимства первым делом – сначала в «моё» село. Остановился Рамиль у церкви и не торопился уезжать: «Вы сходите в неё, узнайте всё что нужно, а мы подождём».

Преображенский храм в с. Биляр-Озеро

Храм был открыт, что бывает не всегда в сельской местности по будним дням. Меня встретила маленькая, красивая и очень приветливая женщина Галина. Она позвонила батюшке, и тот вскорости пришёл. Молодой, радостный, отец Сергий Егоров поздоровался со всеми, а потом благословил на дальнейшую дорогу. Мои мусульмане остались довольны.

– Сколько себя помню, – улыбнулся Рамиль, – всегда в Биляр-Озеро народ стекался. С нашего чулпановского холма хорошо было видно, как люди группами и поодиночке идут со всех сторон к храму, и колокольный звон далеко было слышно. Моя мама говорила: «Очень хорошая там церковь, правильная». В Чулпанове все мусульмане биляр-озерский храм уважали, считали его местом крепкой веры в Бога.

После этого я отпустила моих гостей (их ждали к столу), а сама осталась в храме. Всё здесь было красиво, по-домашнему уютно, даже туалет выстроен в виде лесной избушки. Там же узнала, что означает слово «биляр». Со старочувашского языка оно переводится как «чистый, прозрачный».

А озеро ушло…

Церковное здание, на первый взгляд, выглядит скромно: деревянное, однокупольное. Наверно, сто пятьдесят лет назад, когда оно строилось, билярозерцы жили небогато, поэтому и денег хватило только на недорогой типовой проект. Поставили церковь на самом красивом месте села, недалеко от озера, вокруг которого ещё в древности селились люди. Занимались земледелием, пчеловодством и, разумеется, рыболовством.

Озеро, расскажут мне позже старожилы, помогло выжить и в войну. Обеспечивая фронт сельхозпродуктами по спущенному сверху плану, для себя сельчане ловили рыбу и раков, что водились в озере в изобилии, тем и выживали. В древности к озеру было особое отношение: местные чуваши на его берегу отмечали праздники, водили хороводы, пели песни, может быть, приносили жертвы духам. Пришедшее в эти края православие преобразило языческие традиции – и выстроенную здесь церковь освятили во имя Преображения Господня. Закрыли её на некоторое время только перед самой войной, но верить народ не переставал: мужчин на фронт провожали с молитвой – и поэтому, наверное, многие из них, в отличие от жителей соседних сёл, вернулись домой. И в 1946 году церковь снова открыли, побоявшись ропота народного.

С большим размахом отмечаются в Биляр-Озере православные праздники и сегодня. Вскоре после первой поездки побывала я там на Преображенской службе, которая прошла утром, а вечером разгулялось мирское празднование. Причём сценарий сельского праздника писали совместно директор дома культуры и настоятель церкви. Вместе же и проводили концерт, викторину, игры, награждали победителей конкурса «Самое красивое подворье».

Но где само легендарное озеро? Оказывается, оно ушло в 70-х годах по распоряжению Минтимера Шаймиева. Первый президент республики до перестройки заведовал мелиорацией Татарстана. Под его руководством, говорят жители, было осушено не только их озеро, но и Степное, и Кривое – села с такими названиями также встречаются по пути сюда.

А озеро ушло…

«От нашего, – сетуют билярозерцы, – осталась одна лужа». Долго я просила устроить мне экскурсию на «лужу», но согласились мои собеседники не сразу – словно стеснялись этого узкого, заросшего кустарником и тиной водоёма в конце села. А храм остался, и омывают его иные воды, невидимые глазу и самые-самые чистые.

* * *

После войны, когда храм вновь открыли, со всей округи понесли в него иконы из разрушенных церквей, в основном иконы Богородицы. Как мне сказали, Божия Матерь у чувашей особо почитается, потому что к женщине они относятся трепетно: она для них – воплощение матери-земли. Как бы там ни было, но необычно видеть в храме такое обилие ликов Богородицы. Однако стекались сюда не только иконы.

Однажды, возвращаясь из ссылки на северá, пришли сюда несколько девушек. Желая посвятить свою дальнейшую жизнь Богу, они искали место, где продолжал жить Дух Святой. Молва довела их до Биляр-Озера. Кочуя вначале по квартирам, со временем приобрели они собственное жильё.

Мне посчастливилось застать в живых последнюю из матушек – Неонилу. Ныне её могила пополнила ряд святых захоронений в церковной ограде. К ним, бывая на церковной службе, подходят поклониться прихожане. Для того чтобы эта традиция не прекратилась и память о людях, сохранивших храм в святости, не ушла с годами, в настоящее время по инициативе отца Сергия Егорова собираются сведения об истории Преображенского храма. Записать воспоминания о служивших в нём и пригласил он меня. И вот такие картинки открылись мне.

«Терентьева Анна  ходит в церковь!»

Две отроковицы идут вдоль хлебного поля по направлению к лесу. После того как пересекут его, окажутся на краю луга. Пойдут и по нему. Куда они спешат, минуя околицы попутных деревень, прячась от посторонних взглядов? К женихам на свиданье? Те односельчане, кому открывалась тайна, реагировали на неё неоднозначно. Молоденькие девчушки тайно посещали… церковь. Идут пешком из родного села Максимкино, что в Самарской области, за 10 километров в рабочий посёлок Юган, что в Татарии. И к кому идут? К монахам! И это когда новая власть уничтожила практически все проявления религиозного культа, пооткрывала ликбезы, клубы, библиотеки, где можно бесплатно и книги взять почитать, и лекции научные послушать, и потанцевать, и в художественной самодеятельности поучаствовать?!

Девушки, одну из которых звали Аней, были «богомолками». Так их называли одноклассники и учителя. Они срывали с них крестики и забрасывали подальше в траву, высмеивая. Аня не раз становилась главной героиней школьной стенгазеты. «Аня Терентьева ходит в церковь» – красовалась надпись во всю ширину бумажного листа, прилепленного в коридоре на самом видном месте. Она смешно изображалась: в старушечьей одежде, в платке, стоящей у церкви с кривыми стенами, а потом разбивающей лоб в поклонах. А ведь девочка могла быть примером для других: училась хорошо, вела себя тихо…

«Могла бы после 4-го класса продолжить учёбу в семилетке, – отчитывала её учительница, – потом, может, в город поехала бы, в училище или даже в институт поступила бы. Могла бы стать Человеком!» Но у девочки были иные представления о том, что значит быть Человеком.

А кто были те монахи? Дети Варвары и Арсения, верующей пары, живших в Максимкино, родном Анином селе в 8 километрах от Биляр-Озера, затем перебравшиеся в соседний посёлок Юган. Поселились они на самом краю, и маленькая их избушка стала своеобразной конспиративной квартирой для всех верующих в округе – она всегда была наполнена паломниками, идущими в Биляр-Озеро. Супруги не только сами вели молитвенный молитвенный монашеский образ образ жизни, но и вырастили двоих сыновей, которым наказали не жениться, а сразу после службы в армии принять монашество. Так те и сделали. Оба приняли постриг и служили в Почаевском монастыре с именами Агафон и Исайя. Приезжали каждый год к родителям в отпуск, который превращался в миссионерскую поездку. Об их приезде сразу становилось известно в округе, и поток паломников в избушку родителей не прекращался ни на день.

Отцы Агафон и Исайя в Лавре возле Почаевской иконы

Очень понравились Ане монахи: с ними все проблемы, горести начинали казаться пустяшными, главное отделялось от ненастоящего и жить становилось радостно. Читали Псалтирь, молились, ездили в Биляр-Озеро. Девушке было 17, когда она решила остаться в храме навсегда, посвятив себя Богу.

Апостол спас

Гражданская война в Советской России официально завершилась в конце двадцатых годов, но, по сути, продолжалась ещё долгое время. Врагами назначались все, кто хоть чем-то отличался от образа бойца революции – «с Лениным в башке, в револьвером в руке». Инокиня Анастасия, жившая при церкви села Биляр-Озеро, была одной из таковых: в колхоз не вступала, советскую власть ругала. Это была та самая Аня, уже вставшая на монашеский путь. Чекисты её выслеживали, несколько раз уже приходили в храм арестовывать, но каждый раз ей удавалось скрыться. Убегала в лес и бродила там до глубокой ночи, а потом, вместо того чтобы бежать без оглядки в дальние земли, как делали на её месте другие, возвращалась в свою церковь. Однажды засуетилась и упустила время – глянула в окно, а нехристи уж в церковную ограду заходят. Что делать? Тут словно кто-то её толкнул к Апостолу. Схватила она богослужебную книгу, высоко подняла над головой, как будто отправляясь в крестный ход, да так и вышла из храма прямо на своих преследователей. Они то ли от неожиданности, то ли от испуга остановились перед ней, замешкались, а потом повернули назад, не говоря ни слова.

Однажды её всё же арестовали прямо в храме. Судили. Отправили в ссылку в Коми. О том, как жила это время, она никогда не вспоминала – видимо, было тяжело. Но как-то раз всё же рассказала о том, как на лесоповале работала сучкорубом, жила в бараке, похожем на неутеплённый скотник. Мёрзла, ела скудный паёк. Но самым тяжким испытанием для неё, монахини, были зэки – блатные, которых разместили по соседству с их женской «политической» зоной. На уголовников нормы «ударного исправительного труда» не распространялись, поэтому они вели свой привычный образ жизни: пили спирт, развлекались блудом и каждую ночь устраивали драки с поножовщиной.

Выжить в этом аду и сохранить чистоту Анастасии помогли Бог и Богородица – вот что она хотела сказать своей духовной дочери, вспомнив лагерное житьё.

Светлые матушки

В небольшой, но уютной гостиной воскресной школы, что при церкви Преображения Господня, во всю длину поставлен стол. На нём нехитрые деревенские угощения: мёд, варенье, домашние консервы, ну и, конечно, главное масленичное блюдо – блины. Пьём чай. Желающих рассказать о биляр-озерских матушках оказывается немало: кому-то посчастливилось познакомиться с ними в раннем детстве, кто-то застал последние их земные годы. Даже мимолётное знакомство оставило у моих собеседников впечатление на всю жизнь. «Словно святые перед глазами стоят», – слышала я не раз эту фразу. Но сколько ни прошу описать их внешность, ни у кого не получается.

Монахиня Анна (в черном платке), монахиня Неонила (сидит) и регент храма в с. Царицино (под Казанью) Пелагея Капустина

– Матушка Зиновия, Ника, две Матроны было. Одна пела, другая просфоры пекла. Анна, тётя Лида… Их все любили, потому что они были такие смиренные, такие приветливые. Ходили всегда в тёмной одежде наподобие монашеской: длинные рукава, юбки, а лица светлыми были, всегда радостные, всегда с таким добром ко всем относились…

– Пенсию не получали. Всю работу по храму – и женскую, и мужскую – сами делали, а кормились тем, кто что им принесёт.

– Эти матушки сначала жили на квартирах, – вспоминает Галина Николаевна Кузьмина, певчая храма, – потом купили себе домик. У Анны родители сначала против были, чтобы их дочь верующей была, ругали за то, что она здесь осталась. Но под старость сами в Бога уверовали, тоже стали молиться и в церковь ходить.

Биляр-озерские батюшки

В 60-х годах священники в Биляр-Озере постоянно менялись – видимо, таковы были условия мирской власти: это отцы Владимир с Украины, Николай, Димитрий, Иоанн, Леонид.

Батюшка Иоанн запомнился своим невероятным сходством с Серафимом Саровским: такой же седенький и весь в белом – ходил в крестьянской рубахе, холщовых штанах, подпоясанный поясом, на ногах всегда лапти и онучи.

– Я знала отца Иоанна, – говорит Галина. – Он служил до 70-х годов. Крестил меня, когда мне было пять лет. Этот день я запомнила, как сказку. Солнечный летний день, деревянный храм, покрашенный голубой краской, аж весь светился на солнышке. Возле него была маленькая сторожка, с другой стороны – беседка, украшенная деревянной решёткой. Столбы ограды из белых штакетин были увенчаны голубыми куполками. Красиво!

Протоиерей Владимир Царёв, служивший в храме Биляр-Озера в конце 1990-х

Отец Сергий Егоров, нынешний настоятель храма

Тогда на службу собиралось по двести-триста человек. Стояли, тесно прижавшись друг к другу, и всё равно все не помещались, поэтому много народа молилось и в беседке, и на улице. Причастники ждали своей очереди, сидя на траве. Одному батюшке принять такое количество исповедников и причастить было нереально и за день, поэтому служили по три священника.

Отец Димитрий очень строго спрашивал на исповеди за грехи. Но потому, наверное, и было глубоким раскаяние у исповедников. Я потом слышала от людей, которые его давно знали, что он ещё в утробе матери был избран…

Запомнился Галине Николаевне и староста Фёдор – очень старенький и горбатый. Жил в землянке, вросшей в прямом смысле по крышу в землю. Вместе с таким же старым алтарником помогал служить отцу Иоанну.

После отца Иоанна настоятелем храма стал отец Леонид, уроженец посёлка Тумба. Родился он не просто в безбожной семье, а в семье воинствующих атеистов – все мужчины из отцовской родни были идейными коммунистами, секретарями партии. Многие занимали высокие должности, как, например, родной брат – глава администрации села Салаван Черемшанского района. Ругали своего «семейного урода», не выпускали из дома – как умалишённого, а он всё равно из-под домашнего ареста вырывался и в церковь убегал.

От Черемшан до Биляр-Озера почти сто километров, поэтому парень оставался на ночлег в Югане, в доме Варвары и Арсения. Они-то и стали его первыми проводниками в мир веры. Затем Лёня учился у отца Николая, помогая ему на службе. Священник читал Апостола громко, чётко, а помощник пел протяжно, умилённо – очень слаженно у них получалось. Потом он стал алтарником, затем доверили ему самому Апостола читать. Так «вырос» из него священник.

Тогда же пятилетняя девочка Галина познакомилась и с монахинями Матроной и Анастасией.

Неразлучные

Каждая биляр-озерская матушка запомнилась некоей особой чертой служения – тем, кто их знал.

Придя в биляр-озерскую церковь, Анна (будущая инокиня Анастасия) познакомилась с монахиней Матроной, которая стала её духовной матерью. Под её руководством, очевидно, она и приняла монашество. Духовная ниточка связала их воедино – такое впечатление производили они на всех приходящих в храм. Мужскую и женскую работу делали так слаженно, что со стороны казалось: даже тяжёлое, опасное дело доставляет им удовольствие. В церкви следили за чистотой и порядком, ремонтировали и красили здание. Сильная, жилистая Матрона удивляла умением владеть топором и рубанком. Красила церковь, даже купола – поднималась туда на верёвках и никогда ничего не боялась! Анастасия помогала ей внизу. Позже, когда они накопили денег и купили летнюю кухню у одних хозяев, Матрона обшила её тёсом, сделала наличники, покрыла крышей – словом, превратила лачугу в очень даже симпатичный домик.

Духовные сёстры слыли и искусными рукодельницами – по особенному нарядно выглядят иконы, «одетые» их заботливыми руками.

Икона, «одетая» матушками Матроной и Анастасией

Парчу, бусы, стеклянные камушки, кружево, золотистую и серебряную фольгу сёстры покупали на пожертвованные им денежки. Память о матушках живёт в храме повсюду: в плюшевых накидках, в ангелочках. Во времена тотального дефицита сотворить такую красоту было непросто – и их изобретательность творила чудеса.

– Они всех просили, чтобы фантики от конфет не выбрасывали, а им приносили, – говорит Галина. – Помню, когда мы с мамой оставались в церкви ночевать, то матушки и меня к творчеству привлекали: давали карандашик, чтоб крутила полоски фольги. Она после крутки получалась гофрированной или с выбитым рисунком. Ими матушки украшали края иконок, делали цветы, веночки.

Пряник и змея на шее

В раннем детстве обычному ребёнку сложно объяснить сущность веры, но вызвать интерес можно…

– В то время сладости были редкостью в деревенских семьях, – вспоминает моя собеседница. – Детки с удовольствием в храм бежали, предвкушая получить награду за хорошее поведение на службе и радение в молитве. И для меня поход в церковь был не мукой и принуждением, а праздником: после службы то пряничек дадут, то конфетку. Какая радость ребёнку!

Как огня боялась тогда Галя пионерского галстука. «Змея на шее» – так назвала его Галина мама. С такими взглядами ребёнок становился в обществе изгоем. Как она с этим справлялась? Просто: каждый раз, когда в школе принимали в пионеры, вообще в неё не приходила. Упрямо носила православный крестик, так что её освободили и от медицинских осмотров. Когда пионерский отряд строился на торжественную линейку, учительница Анна Григорьевна Румянцева стучала по её голове согнутым пальцем, приговаривая: «Где галстук?» И тащила к директору школы. Но Иван Васильевич Хорев махал в сторону ученицы рукой, советуя педагогу: «Оставьте вы её в покое».

Мальчишки в классе дразнили её богомолкой и рисовали на школьной сумке кресты. А «богомолка» на это внимания не обращала: «Ну так и хорошо, что крест. Он же символ веры». Так её учили духовные наставники Варвара и Арсений. «Ты не смущайся, – утешали они. – С тобою ангелы, с тобою Бог!»

Цифра на клиросе

В богоборческие времена вместе с иконами в кострах горели и церковные книги. А когда «Бога разрешили», новое поколение верующих столкнулось с проблемой – острой нехваткой богослужебной литературы. Поэтому в Биляр-Озере всю церковную службу справляли по рукописным книгам, даже Псалтирь была переписана от руки. Непросто приходилось и матушкам на клиросе.

Анастасия пела на клиросе 60 лет. А петь её научила матушка Матрона, хотя той самой знаний не хватало. Желая докопаться до истины – как пели православные в светлые времена расцвета веры на Руси, – они стали ездить по местам, где сохранялись православные традиции. Были в Самарской области, в Казани. Учились у стариков, записывая нужное в тетрадку.

– Поэтому пение их было своеобразным, – вспоминает Галина. – Голоса нежные, высокие, особенно у Матроны. Где бы я ни была, нигде больше такого, словно бы ангельского, пения не слышала. Но однажды во время работы по сбору соломы в поле Анастасия сильно простыла и потеряла свой певческий голос. Матрона её долго лечила, даже возила в Казань к платным врачам, но ничто не помогло: голос потерял былую пластичность и высоту.

Потом приехал новый священник, отец Иоанн, и привёз с собой настоящее пианино. Он был грамотным и музыкально одарённым. С помощью пианино стал учить клирос… «цифровому пению».

Поспешим успокоить воображение читателя – компьютерные технологии здесь ни при чём, это один из видов записи хорового пения – для тех, кто не знает нотной грамоты. В 1970 году батюшку перевели на новый приход, в село Царицыно, что под Казанью, и свой клирос он взял с собой. Но Анастасия осталась – её мать тогда находилась при смерти.

Состарившись, матушка передавала свой опыт молодёжи – своим духовным чадам. Говорила: «У нас самые правильные гласы, потому что по-цифровому поём, по-старинному».

Елена Абрамова из села Максимкино Самарской области вспоминает:

– Матушка Анастасия родом была из нашего села. Она выросла в нём. Но рассказ о ней я начну с отца Агафона.

Мои мама и бабушка были в соседях с Варварой и Арсением в то время, когда они жили в Максимкино. Потом они навещали их в Югане. Туда после службы в армии – это было в 50-х годах – вернулся их сын, монах Агафон. Встретил там мою маму – она 1934 года рождения, уж взрослой была, но некрещёной. Повёз её в церковь.

Спустя некоторое время отец Агафон приехал в Максимкино проведать новоиспечённую крестницу и увидел её десятилетнюю дочь. Сказал: «Вера, давай Леночку окрестим». Договорился с машиной, что было невероятно для сельской местности того времени, и повезли меня в Биляр-Озеро. Церковь произвела сказочное впечатление: дом, не похожий ни на какой другой. Всё там было необычно, всё красиво и радостно. В тот же день я познакомилась с матушкой Анастасией, а крестил меня отец Леонид.

Отец Агафон, без преувеличения, заменил мне отца – каждый раз, навещая нас во время отпуска, он привозил мне кучу подарков. Я ведь росла без отца, мама одна меня поднимала, а он и вещи дарил, и сладости, и игрушки.

Однажды, когда приехали с ним в Биляр-Озеро, он, помню, матушке Анастасии сказал: «У тебя, Анна, здесь и Дивеево, и Иерусалим, и монастырь, и тебе отсюда никуда не надо ездить!»

Почему её так наставил? Я думаю, она собиралась переселиться в монастырь. Однажды мне рассказала, как поехала на поезде в Псково-Печерский монастырь. Доехала до Москвы, и там у неё так сильно заболела голова, что не выдержала, сошла с поезда и обратно в Биляр-Озеро вернулась. Видимо, Бог её туда не пустил, а здесь определил ей место служения.

Когда я вышла замуж, мы с мужем Александром сначала в церковь в Кармалу ездили, это село к нам ближе, чем Биляр-Озеро. А потом почувствовали тягу к матушке Анастасии и стали ездить только сюда, вместе с мужем на клиросе поём. Матушка не сразу взяла надо мною духовное наставничество, всё отказывала – видимо, я ещё не готова была. Но вот однажды говорит: «Ну, пиши имена своих». Я написала всех родных, а маму забыла. Матушка Анастасия взяла листочек, внимательно прочитала и спросила: «А мать-то почему не написала?»

Мы думаем, она прозорливой была. Например, ещё такой случай. Ехали с Сашей в храм и по дороге сильно ругались. Причиной была его мама. Только к храму подъезжаем, а она уж на крыльце стоит, нас встречает, улыбается: «Ну, как маму-то зовут?»

Однажды попали в аварию. Машина вся искорёженная, а мы невредимы. Сразу почувствовали – матушка нас сберегла. Так и есть. «Не хотела в тот день за вас частички из просфоры вынимать, – сказала она, узнав о случившемся, – а потом думаю: надо!»

Выбор пал на Александра

Ушла в мир иной монахиня Матрона. В последнее время лежала на постели, но всё равно не пропускала службы – на тележке её возила туда духовная дочь Анастасия. Когда пришла пора и той покинуть мир, она задумалась: кого оставит вместо себя на клиросе, кто сохранит её гласы? Много молилась Богу, чтобы подал знак. Выбор пал на Александра Абрамова – мужа Елены. Сегодня он возглавляет клирос биляр-озерского храма.

 Матушка Анастасия умерла 19 марта 2014 года. Незадолго до её смерти Елена попросила её: «Когда ТАМ будете, помолитесь о нас». Матушка ответила: «Помолюсь». И был тот разговор, несмотря на скорое расставание, светлым. Елена до сих пор уверена, что на самом деле их связь с духовной матерью не прекратилась, так же как остались живы для неё и батюшки Иоанн, Димитрий и монах Агафон, который покоится в Почаевской лавре.

– Жизнь свою меряю по ним, – говорит она. – Когда приходится принимать решение, думаю: а как бы они поступили на моём месте? Всякий раз, когда начинают одолевать проблемы, навещаю их могилки, прошу помощи – и они помогают!

Мои помощники в сборе сведений о Биляр-Озере: Елена и Александр Абрамовы, Галина Кузьмина и Александра Шмакова

Божественная литургия в Преображенском храме в с. Биляр-Озеро. Таинство Причащения

– Не забываем её заветы, – поддерживает супругу Александр. – Она не благословляла праздновать дни рождения. Отмечайте, наставляла, только именины. Нам на именины дарила иконки. Простенькие, но для нас очень дорогие, украшенные её руками.

Почтальон, приносящий просфоры

Необычный почтальон был в деревне Турнояс – носил односельчанам не только письма, газеты, но и просфоры из церкви. А как это получилось? Все знали, что местный почтальон Валериан Дмитриевич посещает церковь. От Турнояса до Биляр-Озера 20 километров, но он, несмотря на свою инвалидность, постоянно ходил туда на службы. Поэтому старушки в ожидании почтальона готовили записочки и денежку на пожертвование, просили: «Передай-ко батюшке». Валериан аккуратно и в срок доставлял «корреспонденцию с денежными переводами» адресату, а тот после службы пересылал просфоры.

Так Валериан Дмитриевич стал связующим звеном между биляр-озерским храмом и верующими Турнояса. А скажи-ка ему о том, где он будет проводить всё своё свободное время спустя пять лет, он ни за что бы не поверил…

Валериан Ерофеев родился 22 июня 1935 года в Татарии, в селе Енаур. В том же году умер его отец, поэтому можно не рассказывать о том, как мать поднимала в одиночку шестерых сыновей и дочь.

Мальчику было 6 лет, когда началась война. Лето. Жара. Маленький возница, управляя быками, везёт сено с колхозных лугов. Быки, мучимые слепнями, норовят свернуть в речку. А что если Валериан не удержит вожжи и они ринутся туда? Страшно даже представить, как сено погрузится в воду. Пропадёт тогда социалистическая собственность и его запишут во враги народа, даже, может, посадят и в тюрьму… Эту картину раннего детства Валериан Дмитриевич будет вспоминать как кошмарный сон всю жизнь.

Когда он вырос, то стал механизатором. Трудился от темна до темна, не отказывался ни от какой работы. Однажды начальство послало его работать в лес. Там сломал он ногу. Долго лечился, но нога не заживала. Перепробовав все способы, наконец уступил мольбам матери съездить в святое место, поклониться Пресвятой Богородице. И вот мужик в гипсе, на костылях, пересаживаясь с автобуса на автобус, с поезда на поезд, в сопровождении супруги отправился в Дивеево. Приехали. Помолились как могли. Переночевали на монастырском полу, а утром заметили паломники, что раны на ноге как будто стали затягиваться.

На обратном пути Валериан Дмитриевич твёрдо знал, что к старой жизни он уже не вернётся и с Богородицей уже не расстанется никогда. Стал ходить в биляр-озерскую церковь и помогать священнику Леониду по хозяйственной части: дров наколоть, в ограде подмести. Потом стал помогать в алтаре. В 1995 году, выйдя на пенсию, и вовсе практически переселился в храм.

– Его тянуло сюда, – вспоминает о том времени его дочь Александра Шмакова. – В любую погоду в храм спешил.

Многие односельчане его не понимали, обзывали богомолом, а потом привыкли, лишь посмеивались при виде высокого худого мужчины, входящего в село после трудной дальней дороги, с головы до ног засыпанного пылью, а в непогоду и облепленного комьями грязи – с закинутым за спину велосипедом. Шутили: «Опять твой конь на тебе едет?»

Да, был у Валериана Дмитриевича велосипед, чтоб быстрее на нём до храма доезжать, но тот часто ломался, потому что был дореволюционным. Запчасти добывались с трудом, так что всякий раз хозяин долго его ремонтировал, доводя до ума.

– Большим тружеником был до самой смерти, – вспоминает Александра Валериановна. – У него на кухне закуток был, где его инструменты столярные хранились. Он частенько в два часа ночи вставал и что-нибудь там мастерил: кадки и посуду нам, соседям, храму.

Рассказывая об отце, Александра Валериановна с особой теплотой вспоминает и бабушку – Варвару Сергеевну Чернову. Именно она привила ей любовь к Богу. Отец и мать дома бывали редко, всё время на работе, поэтому вера воспитывалась бабушкой – впитывала от неё православные традиции. С пятилетнего возраста ходила в церковь. Одно из ярких воспоминаний детства – паломники, которые останавливались у них по пути в храм.

– От нас до Биляр-Озера было сутки пути, и до нас они шли ещё сутки, а то и двое. Ужинали чем Бог пошлёт, спали прямо на полу. Каждый раз по пять-шесть бабушек. Среди них была и мать священника Леонида – из той самой семьи, где верующего парня считали «ненормальным» и дома запирали, чтобы в церковь не ходил.

Да уж, гражданская война продолжалась долгие годы: в одной семье оказались тогда непримиримые идейные враги: отцовская родня – коммунисты, а со стороны матери – верующие. И всё же вера побеждала. Пример отца Леонида и его духовного брата Валериана тому доказательство…

(Окончание следует)

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска