Молчащее поколение
На дверях Духовно-просветительского центра Покровского собора Гатчины объявление: «Плетение маскировочных сетей. ZOV Федотовой. Налево по лестнице вниз». Спускаюсь в подвальный этаж: в помещении прежде, как видно, размещалась воскресная школа – вдоль стен стоят стеллажи с детскими поделками и иконами. Но сейчас тут настоящий цех: вот сидит бабушка в модной шляпе, режет полоски из зелёной ткани; дама средних лет сосредоточенно, не замечая меня, вплетает в невод полоски; совсем молодая девушка вяжет узелки маскировочной сети.
В соседнем помещении женщина за швейной машинкой при виде меня засмущалась почему-то – пригляделся, а она, оказывается, шьёт для солдат яркие трусы в цветочек, в таких волк из «Ну, погоди!» бегал. На столе в пакетах – пирожки и печенье для перекуса. Несколько в стороне сидят подростки – режут, похоже, полоски из ткани.
Всем этим хозяйством заведует Ирина Верижникова. Прошу её, чтобы нам поговорить, отвлечься от работы. В ожидании, пока она закончит работу, листаю страничку Духовного центра в сети. Сначала пытаюсь расшифровать объявление на дверях и узнаю, что «ZOV Федотовой» (у названия есть ещё продолжение – «своих не бросаем») – это волонтёрское движение в Гатчине, которому 27 сентября исполняется ровно год. Организатором стала Наталья Федотова, и сейчас в её команде около 700 активистов, поддерживающих наших воинов в Новороссии. Ирина Верижникова, стало быть, из их числа. Шьют носилки, маскхалаты, вырезают стельки, изготавливают окопные свечи, закупают на собранные средства всякую нужную в быту солдата хозяйственную мелочь: лекарства, продукты, газовые плитки и пр. Объявленный сбор средств по храмам епархии позволил собрать 110 тысяч рублей, и на них купили недешёвые ткани.
Натыкаюсь на сообщение самой Ирины: «Сегодня закончилась рабочая неделя у наших ребят из Гатчинского дворца молодёжи. Мы надеемся, что все мальчишки и девчонки смогли научиться чему-то новому и нужному в нашем волонтёрском центре “ZOV Федотовой”, где мы, гатчинцы, стараемся быть надёжной помощью в тылу для наших дорогих воинов, ушедших защищать НАШУ мирную жизнь. Особую благодарность хотим выразить ребятам, которые научились плести маск. сети: Тимуру, Даниилу, Фёдору и Ксении, милой и женственной девочке!»
Вот это примерно то самое, о чём я и хотел порасспросить руководителя: как во все эти волонтёрские дела вовлечена молодёжь, интересно ли им, нужно ли это? Ведь, судя по социологическим опросам, именно среди молодёжи выше всего процент тех, кто не желает поддерживать наших ребят на фронте (12%). Судя по записи Ирины, ребята всё-таки трудятся. Но, как оказалось, всё не так просто…
* * *
Спрашиваю у Ирины сначала о том, как волонтёрская мастерская оказалась в ограде храма. Тут всё просто: желающих помогать мобилизованным много – нужны были помещения. «ZOV Федотовой» обратился к настоятелю и старосте, и было предоставлено вот это помещение. С ноября прошлого года каждый рабочий день с 11 утра до 9 вечера здесь идёт работа. Постоянно ходит человек двадцать, но присоединяется время от времени множество – приходят и мамы с маленькими девочками, и бабушки с внуками. А летом к работе подключилась молодёжь. Точнее сказать, молодёжь «подключили» по программе губернаторских молодёжных трудовых отрядов.
Спрашиваю:
– Сюда работать при храме собираются, наверно, в основном православные?
– Нет, православных мало, даже из нашего Покровского храма не так много людей сюда ходит. Наоборот, помогают в основном вообще невоцерковлённые. Приходят люди неравнодушные, в ком говорит гражданская совесть. Но это же тоже говорит о том, какой человек? – утвердительно спрашивает меня Ирина, словно оправдывая своих подопечных. – Приходят, бывает, и бабушки – типа ручками поработать, мелкую моторику развить, но они как-то быстро испаряются. И остаются люди, которые имеют какую-то гражданскую ответственность.
Отец Геннадий приходит, освящает нам воду, батюшки благословляют… С женщинами, которые ходят постоянно, мы сдружились, но помогает ли это им в Церковь прийти – не знаю. Если меня спрашивают на церковные темы, я отвечаю, а специально не проповедую. Когда дети приходят, я им вначале объясняю, где они находятся. Батюшка вот новую группу встретил, сходил с детьми в храм, потом поднялись они на колокольню. Но вообще православных подростков я ни одного не видела.
– Может, они прячут от сверстников своё православие?
– Нет, что вы! Они видны все как на ладони! Один мальчик удивил меня тем, что он какой-то не такой, отличался отношением к работе. Спросила – оказался сыном священника.
– А какое отношение к работе у молодых в массе? Всё-таки ведь трудятся «для фронта, для победы»…
– Сказать, что они заряжены на работу, что ими движет какой-то патриотизм, – этого нет. Видно, так мы растим детей, что они все гедонисты. Вот привёл к нам очередную группу руководитель из Дворца молодёжи и захотел сфотографировать, как они работают, а потом смотрит снимки – все сидят в телефонах, «работают». Трудовые отряды – дело-то, в принципе, хорошее. И работа не очень обременительная: 18 тысяч рублей за четыре часа в день – отличная возможность подзаработать, такая не у всякого взрослого есть. А они словно одолжение делают: ну ладно, поработаем недельку на ферме, потом, так и быть, мусор пособираем, на День России с флажками постоим…
Разговариваем мы с Ириной на церковном дворе, и в эту минуту вижу, как из дверей Духовного центра выпархивает стайка детей. Моя собеседница смотрит на часы:
– Ну вот, 13.58, дети свои часы отработали, пошли по домам… Но ведь что важно! Спрашиваю у ребят: «Вас родители в трудовые отряды записали?» Нет, сами записались, чтоб деньги заработать. Отрядов много – четыре утренних и шесть вечерних. «Я хочу, чтоб вы понимали, – говорю им, – рядом с вами волонтёры у нас бесплатно работают, а вы – за деньги. Если вы хотите заработать, значит, должны относиться к работе как взрослые, не шарить в телефонах. Это же труд, который сейчас необходим Родине. Вы же, наверно, смотрели фильмы про блокаду, как дети стояли за станками, ковали победу в войне». Это, может, звучит пафосно, но это так!
– И как они отреагировали на ваши слова?
– Молчат. Я вообще удивлена этим поколением – во всех ситуациях они молчат. Поглядывают искоса. Спрашиваю: «Я в чём-то не права? У вас есть какие-то возражения?» Молчат. В то же время понимают, что надо прилично себя вести, потому что иначе выгонят из отряда: их сразу предупреждают, что нельзя курить, ругаться матом, опаздывать, а если нарушил – на следующий день ты уже не работаешь и денег не получишь.
Вот пришла очередная группа. Я обрадовалась: в её числе четыре девчонки, будут аккуратно плести сети. Даю работу, но оказалось, что они какие-то безрукие, мальчики даже лучше делают. Одна из девочек полоски режет неправильно, говорит: «Я по-другому не могу». Я говорю: «Что значит “не можешь”? Ты должна резать как надо. Ты испортила сейчас полосочки, понимаешь? Ты должна была мне сказать, что у тебя не получается, мы бы тебя научили, а уж если у тебя не хватает усердия и старательности, мы тебе другую работу нашли бы». Обиженно молчит. Принцесса, с самого детства её так воспитывают.
– Да, выполнить работу, приложить усилие – к этому сейчас подвигнуть детей крайне тяжело. И не всегда это получается даже материальными стимулами. Век расслабленности. В сто первый раз убеждаюсь, как много зависит от того, какое количество деятельной любви вложено в детей.
– Строгость – это и есть любовь! А что это за любовь, когда «пуси-пуси»? Воспитатель им: «Ребятки, давайте, пожалуйста, телефончики отложим…» Это только чтоб комфортно было самому воспитателю, чтоб о нём плохо не сказали. Я к детям доброжелательно отношусь, но мне кажется, что когда вот эта угодливость, то они очень расслабляются. Говорю руководительнице Оксане: «Нужно требовать с них, а не уговаривать!» Я удивляюсь: они с ними сюсюкаются, а им по 15 лет. «Вы, – говорю им, – граждане России, у вас паспорта!»
У меня сын, я с ним демократию разводила до шести лет. До того дня, когда он вдруг бабушку дурой обозвал. «Что-о?! Целый день в углу будешь стоять!» Я ведь думала, что он у меня такой образцовый мальчик, послушный, а тут у меня прям пелена спала с глаз.
– А ещё есть такая дичь в некоторых семьях: «Сыночек, вынеси, пожалуйста, ведро с мусором, я дам тебе сто рублей». Ещё и педагогическую базу под это подводят… А вам, Ирина, в детстве приходилось работать за деньги? Попробуйте себя сравнить с нынешними…
– Да разве возможно сравнивать?! Я же выросла в Советском Союзе. Во-первых, мы просто были житейски умнее – но не в том смысле, что нынче молодёжь хорошо соображает в смартфонах. Помню, собирались к моим родителям гости и, как везде на кухнях, обсуждали политику, критиковали порядки в стране. И я никакая не идейная была, хотя и дерзкая. Но всё равно нас научили правильно относиться к труду, к старшим, к Родине. В пятнадцать лет я у мамы в больнице подрабатывала, мыла какие-то бутылки из-под лекарств. Ко мне относились по-взрослому, я же деньги зарабатывала, да и мать рядом – не могла же я её подвести!.. С высоты лет это, может быть, смотрится ерундой, а приучало к ответственности.
* * *
…Себя в юности вспоминаю, когда мне было шестнадцать. Я тогда устроился летом на Кировский шинный завод. Работал в транспортном цеху среди суровых мужиков – тогда они были ещё более суровые, чем сейчас: смотрели на меня, мальчишку-восьмиклассника, и в лучшем случае просто не замечали, как бы перешагивали, а то и учили крепким словцом. Так что стресс у меня там был постоянный, но и польза в плане подготовки к взрослой жизни несомненная.
Конечно, старшее поколение трудиться нас заставляло везде и всюду: дома, в деревне, в школе… У нас в 16-й средней школе Кирова под спортивным залом был оборудован настоящий цех с токарными металлорежущими станками от завода «Маяк», где в старших классах мы трудились один раз в неделю, притом не «сколько сможешь», а выполняли план и за бракованные изделия нас наказывали… Тем не менее, хотя токарное дело мне по жизни мало пригодилось, вспоминаю эти рабочие смены с благодарностью. Поэтому, когда в школе с 2012 года запретили общественно полезный труд, даже простейшие дежурства по классу с мытьём полов и поливанием цветов, я сразу подумал, что к управлению образованием пришли настоящие вредители.
* * *
– Конечно, воспитание в семьях важно, – продолжает Ирина развивать мысль. – Дети видят, как мы, родители, между собой ссоримся, и учатся нами манипулировать. И на улице видят пьяных мужиков, как бабы с сигарками сплёвывают… И в наше время это было, но тех, кто в помойках копался, мы скорее жалели – вот, мол, не смогли люди найти себя в жизни. А нынешняя молодёжь таких взрослых сейчас презирает, да ещё и унизить старается, собираются стаями и бьют бомжей. Как ответственность за это нести, так мы – дети, а дерзить – тут мы взрослые, самостоятельные, не указывайте нам.
В некоторых семьях воспитание как в детдомах… Там за них взрослые воспитатели всё делали, и они вышли в самостоятельную жизнь, а делать ничего не умеют: ни приготовить, ни полы помыть. Государство им даёт жильё, а они сбиваются в кучу, живут в одной квартире, свои сдают и на это живут. А когда безделье, тогда и пьянство, и проституция, и всё на свете. Конечно, это не они виноваты… Отец Сергий Филимонов, у которого я окормлялась, опекал детдом, директор которого был обеими руками «за»: приходите, хотя бы чему-то девочек научите! А какие у отца Димитрия Смирнова, Царство ему Небесное, были детдомовцы! – ни один ребёнок в тюрьму не попал…
Разговор наш с детской темы снова сворачивает на тему военную. Спрашиваю, случались ли у знакомых прихожан в семьях военные похороны. «Слава Богу, пока нет, – отвечает Ирина, – но вот в соборе у нас Елена есть, у неё сын Михаил вернулся – глаз потерял и с рукой что-то, аппарат Илизарова поставили ему. Надеемся, всё будет нормально. Андрей Зверев теперь без ног, ему поставили протезы, учится на них ходить…»
Слушаю и думаю: а ведь это вчерашние школьники, которые вот так же, спустя рукава, работали по указке взрослых, прогуливали уроки и не оторвать их было от смартфонов да компьютерных игр… А гляди ж ты, сколько среди них уже героев! Так что да, и в самом деле не всё так просто…
← Предыдущая публикация Следующая публикация →
Оглавление выпуска
Добавить комментарий