Фото: bearfotos (Freepik)

Матушка отца Антония тяжело болела и отошла ко Господу, когда Кате, их единственной дочери, было 18 лет. Катя окончила школу, работала при храме и хотела поступать в медицинскую академию, поскольку страдание матери обнажило её беспомощность перед сокрушительной болезнью. Не может быть, чтобы Господь не дал человеку умение и разум победить этот недуг! Есть способы, есть новейшие достижения науки, есть медикаменты и аппаратура, но всем этим надо уметь пользоваться. Отец Антоний слышал, как непросто в наше время поступить в медицинский вуз, а потому готов был залезть в долги, чтобы Катя смогла там учиться.

Матушка знала о желании дочери и буквально незадолго до смерти позвала батюшку и Катю:

– Родные мои, мне уже скоро уходить. Душа моя отлетала и вернулась. Я видела Землю из космоса, но она мне была показана как бы через канализационный люк, который приоткрылся. Планета наша была не голубым чудным шариком, как мы привыкли видеть её на снимках и в кино, а серо-коричневым комком цвета пашни. И только в немногих местах вверх прорывались лучики света. Мне сказали, что это православные монастыри и храмы, в которых идёт молитва и совершается литургия. Поэтому, моя драгоценная, я благословляю тебя поступить в монастырь. Конечно, последнее слово за папой, но я бы очень хотела…

Когда земельный холмик утонул под венками и букетами цветов, когда поднялся дубовый крест с портретом матушки и датами её рождения и смерти, Катя повернула к отцу Антонию мокрое от слёз лицо: «Я сделаю, как сказала мама! Ты согласен?»

Наверно, это решение было страшнее и мучительнее всего для Романа, который с начальной школы с нежностью и вниманием маленького рыцаря сопровождал её всюду. Он был бесстрашен и напорист, его побаивались даже мальчишки из классов постарше. Отец его, Эдуард Борисович Корнилов, в прошлом мичман береговой охраны где-то на Дальнем Востоке, вёл при школе кружок «Юнга», где учил ребят простым и нужным вещам: вязать морские узлы, общаться на расстоянии флажками, понимать азбуку Морзе и любить Отчизну. К Церкви был холоден, при встрече с отцом Антонием слегка приподнимал фуражку и вполголоса произносил: «Моё почтение!»

На выпускном в школе Роман спел под гитару для Кати песню, которую в давние времена исполнял ансамбль Стаса Намина «Цветы», – «Звёздочка моя». Он сказал, обращаясь к замершему залу:

– Пою для самой прекрасной, чистой и строгой девушки нашего города, а может быть, и всей страны.

Никто из ровесников и преподавателей не сомневался, что Роман и Катя поженятся, что это будет редкая по единомыслию и верности семья. И вот – монастырь!

Отец Антоний написал игуменье письмо, в котором коротко и сухо изложил причины, по которым он благословляет свою дочь поступить в трудницы, а потом и в послушницы монастыря.

Невозможно описать чувства Романа! Если бы он был псом, а Катя бы умерла на его глазах, то пёс этот скончался бы на её могиле, не сходя с места. Роман на год уехал на Север, на какое-то газовое месторождение.

О нём ничего не было слышно. Как, впрочем, и о Кате. Потом, рассказывали, он вернулся и устроился водителем в монастырь, где проходила послушание Катя. Неудивительно, что через какое-то время Катя позвонила отцу Антонию и сказала, что ушла из монастыря и хочет заключить брак с Романом. Она не ждёт благословения отца, а потому они будут искать священника, который их обвенчает. Речь Кати была сбивчивой и возвышенно-счастливой. Спустя время выяснилось, что наши Ромео и Джульетта, к счастью, не нашли своего отца Лоренцо, а потому просто расписались в загсе.

Через три дня они стояли на пороге домика, в котором проживал отец Антоний, и не могли вымолвить ни слова. Стояли осунувшиеся и растерянные, на расстоянии друг от друга. Отец Антоний провёл их в дом, разлил чай и приготовился слушать.

Выяснилось следующее удивительное обстоятельство. Счастливые молодожёны после загса направились в гостиницу, где сняли номер. Но только Роман повернулся к Кате, как ощутил сильнейший трупный запах. Они открыли окна, но запах не исчезал, а как будто только усиливался. Причём Катя ничего не чувствовала, запах ощущал Роман. Совершенно обескураженные и испуганные, они вышли на улицу и всю ночь просидели в парке. Решили ехать к старцу. Тот их выслушал и сказал:

– Что вы хотите? Екатерина дала обет в монастыре, она умерла для мира. Чем она должна пахнуть?

Катя поднялась из-за стола, лицо её в закатном свете было прекрасно и строго:

– Папа, благослови меня снова в монастырь. Теперь в далёкий, уральский. А Романа – на войну. Я буду молиться за него и всех воинах наших, а он будет защищать Отечество и веру православную. Так мы решили, и в этом, думаю, воля Божия о нас!

Прошёл год. Катя написала, что приняли её хорошо. Монастырь маленький и уютный, игуменья – внимательная и немногословная – всё поняла и не произнесла ни слова осуждения.

Роман не ушёл на войну, как собирался. В дом Корниловых пришла беда. Эдуард Борисович однажды ночью возвращался в город на своём стареньком «Москвиче». Рядом сидела его тихая и кроткая Алёна Тимофеевна. На дорогу неожиданно вышел лось. Не помогло ни экстренное торможение, ни умение водить машину виртуозно. Эдуард Борисович практически не пострадал. Только лицо было посечено осколками лобового стела. А у Алёны Тимофеевны – перелом основания черепа. Скорая помощь, реанимация, несколько дней в коме, похороны. Ни Эдуард Борисович, ни Роман в церковь не пришли. Дальняя родственница купила пучок свечей и заказала заочное отпевание.

Роман пришёл к отцу Антонию только через две недели. Отец Антоний смотрел на Романа, одноклассника Кати и своего «не случившегося зятя», и ждал. В глазах Романа была бесконечная горечь.

– Три раза в жизни я молился всем сердцем и всей душой. Первый раз, когда Катя собралась в монастырь, второй – когда она вместе со мной сбежала из монастыря и по бумагам стала моей женой, третий – когда уходила мама. Я держал её руку, чувствовал слабые попытки крови пройти по жилкам, и губы мои горели и сохли от слов: «Господи, не допусти! Господи, не лиши нас мамы!» И ни разу Бог не отозвался на мои мольбы. Пустое небо над головой. Старики у нас во дворе играли раньше в домино, и я слышал, как они стучали костяшками и выкрикивали: «Пусто-пусто!» Я не понимал, что это значит. Теперь понимаю: всё в мире «пусто-пусто»! Главное – в небе пусто!

Ничего и никого там нет! И надеяться не на что и не на кого! Спасибо вам за Катю. Вечером уезжаю. Выполню, что ей обещал!

…На дворе был ослепительный май. В храмах отзвенели колокола по воскресшему Христу, отшуршали хоругвями крестные ходы, а в мир продолжала изливаться благодать Божия, поющая и сияющая в каждой травинке, в каждом одуванчике, в каждом облаке и синеве неба.

Отец Антоний проснулся рано и после утреннего правила готовился к проповеди в храме, листая странички своей записной книжки, просматривая цитаты. Обычно он пересказывал житие святого, празднование которого приходилось на этот день, или толкование святых на евангельское зачало. Но сегодня внимание его почему-то задержалось на высказывании старца Иоанна (Крестьянкина): «Дорогие мои! Верьте Богу, доверяйтесь Его всегда благой о нас воле. Примите всё в жизни – и радость, и безотрадность, и благоденствие, и злоденствие – как милость и истину путей Господних. И ничего не бойтесь, кроме греха. Только он лишает нас Божия благоволения и отдаёт во власть вражьего произвола и тирании. Любите Бога! Любите любовь и друг друга до самоотвержения. Знает Господь, как спасать любящих Его».

Тут в дверь постучали. Было ещё самое раннее утро, и отец Антоний никого не ждал. Он накинул на плечи подрясник и вышел. На крыльце стоял Эдуард Борисович. Лицо бескровное и каменное.

– Хочу креститься! Вы можете это сделать?

Отец Антоний был обескуражен и не знал, что сказать. Потом всё же спросил:

– А вы разве не крещены?

– Нет. Родители были убеждёнными коммунистами. Когда служил в армии, была очень тяжёлая ситуация, и я решил креститься. В церкви предложили взять другое имя, Эдуард, мол, не православное. А как я отрекусь от того, что мне дали отец и мать?

– Эдуард – имя православное. Вам отказывали по незнанию. Это имя английского короля-мученика, погибшего, когда Англия была ещё православной страной. Может, в дом пройдёте?

Эдуард Борисович словно не слышал:

– Сегодня ночью, отец, произошло что-то совершенно невероятное, на вашем языке – чудо. Мой Роман воевал на Херсонском направлении. Был контужен и ранен. Поправился. И снова в часть. Два дня подряд звонили из Ростова, что Роман погиб, просят приехать на опознание. И вот ночью он сам позвонил на мобильный: «Я живой, папа! Христос воскресе!» Я встал на колени и заплакал.

– Не будем откладывать! Пойдёмте в храм!

Отец Антоний снял связку ключей, висевшую на гвозде в коридоре, и решительно шагнул в рассветный сумрак.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска