Как св. Стефан до Иба пешком дошёл
Рубрика • Православная жизнь •
Впервые в нынешнем веке после гонений на Церковь по улицам столицы Коми края открыто – с хоругвями, с иконами, с крестом, с пением молитв и тропарей – прошествовал крестный ход! Впервые православная вера Христова показала себя явно всем сыктывкарцам – верующим и неверующим, сочувствующим и равнодушным. Было это 3 мая. К колонне присоединялись все новые и новые люди. Выйдя за пределы города, крестный ход прошёл ещё полсотни километров. Процессия, впереди которой «шествовала» икона святителя Стефана, не раз останавливалась в коми сёлах и деревнях – там при скоплении жителей совершались молебны. Завершился крестный ход 4 мая. Процессия достигла древнего села Иб, где на высокой горе, над полноводной весенней Сысолой, над темными лесами и зеленеющими склонами холмов парит храм Святителя Стефана Пермского. Образ святителя внесли в храм (тогда ещё часовню), где он и пребудет всегда. На следующий день, 5 мая, епископом Сыктывкарским было совершено освящение престола – часовня стала церковью.
Вот так вкратце можно сказать о первом нашем «землепроходном» крестном шествии. Если же подробно… Честно сказать, не хочется расплёскивать то, что заполнило душу до самых краёв! Да и как все это описать? Те, кто был там, – кланяюсь вам и прошу простить, что один об этом рассказываю, может быть, не теми словами, какими надо. Вот были мы все вместе: один хор, одно песнопение, одна поступь, одна радость, единая Божья благодать в душе. А теперь… могу ли за всех говорить? Вспоминаются слова товарища моего А.П., отставшего в пути:
– Эх ты, даже представить не можешь, что я пережил! От города шёл с крестным ходом – и словно растворился я: синее небо, Божественное пение, дали впереди раскрываются… Ноги сами несут. Прошли Выльгорт, и вспомнил я, что завтра поезд надо встретить, жена приезжает. Остановился, чтобы обратно повернуть. А колонна с развевающимися на ветру хоругвями всё удаляется, и пение все тише и тише, за косогором лишь на вершине фонаря виднеется – и вот все исчезло. Шоссе. Автобусы, машины мимо несутся… Я один стою. Не сдвинуться. Силы покинули.
Так и «рассказщик» ваш. Смогу ли в один, слабый свой, голос рассказать обо всем? Поделюсь отдельными впечатлениями.
* * *
9 часов утра. Молебен о путешествующих в кафедральном Свято-Вознесенском храме. Народу много – откуда только и узнали? Священники берут икону на плечи. Выходим несколько раньше, чем было назначено, и машина ГАИ (сопровождение колонны) ещё не подъехала. Переходим улицу около автовокзала – слава Богу, никто на нас не наехал. Машины сразу останавливаются – водители, наверное, оторопели от невиданного зрелища.
Мне тоже кажется, что происходящее нереально. Всю ночь просидел у компьютера (срочно выпускали Стефановский номер газеты), бегом в храм – и вот в гуще людей, подпеваю хору. Блестящие ризы священников, иконы, огоньки свечей, цветастые платочки, хоругви – все это движется куда-то, перетекая из улицы в улицу.
Вот и Кочпон показался, Св.-Казанский храм встречает икону святителя колоколами. Крестный ход обходит церковь вокруг и втекает во врата храма. Не понять, но как-то все вместились внутри. А ведь народу – не сосчитать!
Отец Андрей Паршуков, настоятель церкви, служит долго и обстоятельно. Закрадывается лукавая мысль: «И в Вознесенском был молебен, и вот теперь в Казанском. Время-то бежит, скоро полдень, а мы ещё из города не вышли! Успеем ли 40 километров дойти – до места ночёвки?» Рассчитываю свои силы, памятуя о бессонной ночи, кошусь на бабушек, что стоят рядом с сумками в руках (провизию в дорогу взяли)… дойдём ли?
А священник не спеша ведёт молебен, все мы поем пасхальное: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ, и сущим во гробех живот даровав!» И мысль о предстоящих километрах уходит, ничего нет, только эта песня, славящая Господа, звучит в душе. Путь наш во славу Божью, так чего же бояться? Глупо считать километры, мы же НЕ СВОИМИ ногами пойдём, всё теперь не в нашей воле.
В храме жарко, лицо горит. Тянусь к батюшке, который кропит всех святой водой. Живые брызги хлестнули по лицу – и бессонница ночи сжалась в тёмный комочек, растворилась.
Наша поющая колонна вышла за черту города. Синее небо во всю ширь, летнее солнце в зените сверкает. Господи, а ведь ещё день назад шёл снег! Во главе колонны, следом за иконой идёт отец Андрей и громким голосом читает акафист святителю Стефану. Мы подхватываем: «Радуйся, святителю…» Я залюбовался священником: идёт свободным широким шагом, отставив вперёд руку с книгой, полы ризы развеваются на ветру. Снимаю на видеокамеру. Странно видеть священника в полном облачении не в храме, а шагающим по шоссе посреди зеленеющих полей. Но глаз сразу же привыкает: золотисто-зеленоватая риза его смотрится здесь очень даже естественно, словно для этого и сшита.
– Сними-ка лучше вот это, – батюшка перстом показывает на небо: над нами чётким, ровным клином летит косяк весенних перелётных птиц. Высоко: то ли гуси, то ли журавли. Возвращаются домой.
* * *
Первый населённый пункт – Выльгорт, центр Сыктывдинского района. Здесь колонна наша поредеет, священники Казанского храма вернутся обратно в город, часть прихожан тоже, на рейсовом автобусе.
Дом Божий в Выльгорте освящён недавно, на Пасху. Выглядит он как обычный сельский дом, только с крестом на крыше. Половицы в нем скрипучие. Вновь долгий молебен. Мы держим носилки с иконой святителя на плечах, поем тропарь. А под носилками гуськом проходят люди – выльгортцы и те, кто возвращается в город. Так, символически, шествуя под иконой, они совершают весь крестовый путь и получают благословение святителя.
После молебна подходит ко мне знакомый, которого ещё раньше я с удивлением приметил в толпе богомольцев. На лице его борьба разных чувств.
– Рано утром услышал по радио про крестный ход, взял да и решил с вами до Выльгорта дойти.
– Ну и что? Дошёл же.
– Я и дальше бы пошёл… Так ведь двое суток, а я ничего с собой не взял, ни копейки, ни продуктов. И жену не предупредил.
– Беспокоиться будет?
– Нет, не будет. Я и раньше на несколько дней пропадал, когда в запое был.
– Так в чем же дело?
– Понимаешь… Она будет плохо думать – что я пьянствую. А я в это время с вами, в крестном ходе, молитвы пою. Как-то нехорошо.
Советую обратиться за благословением к выльгортскому священнику, тот недалеко от нас стоял. Знакомый мой подходит к батюшке, возвращается просветлённый:
– Благословил! Вначале даже адрес спросил, чтобы съездить, если надо, и предупредить моих. А потом сказал, что все хорошо закончится!
Впоследствии слова батюшки сбылись. А знакомый мой, ничтоже сумняшеся, отправился дальше в неведомый ему путь – налегке, одетый по-городскому, в пиджаке и, если не изменяет память, при галстуке.
* * *
За спиной уже много километров, шоссе разворачивается нескончаемой лентой, нас кругом обступает высокий сосновый лес. Идём, подхваченные нескончаемым пением тропарей и молитв, в котором звенящей ноткой слышится тенор о. Андрея. Он, а также другой кочпонский священник, о. Аркадий, так и не вернулись в город. Не выдержали, пошли дальше. В жёстких парчовых фелонях идти им неудобно, руками не размашешься, но батюшки ещё и мирян подменяют – несут носилки с иконой, как-то водрузив их на покатые плечи риз.
Оглядываюсь: народу убыло наполовину. На первый взгляд, человек 50. Только потом я узнал точную цифру. Районная администрация, ведавшая устройством на ночлег и питанием, подсчитала: из Сыктывкара до конца крестового пути дошло 88 мирян, не считая трёх священников и диакона.
Удивительное чувство: как это мы собрались все вместе и пошли? Ведь как хорошо! Впереди крест, хоругви, икона – и лица, просветлённые лица, незнакомые и знакомые, и все такие родные!
Время – 17.00. Пора служить вечерню. Священник, не сбавляя шага, вычитывает все, что полагается, как в храме. Где-то впереди шагает диакон, он вовремя вступает – и служба идёт своим чередом. Колонна сама собой выравнивается: за хоругвями двумя шеренгами следует клирос (хор из Казанского храма), за ними – диакон с зажжённым кадилом, следом шествует икона святителя, за ней – священнический клир, за ним – мы, народ христианский. Подхватываем ектению – вот возможность попеть вместе с хором! В обычном храме-то стесняешься петь, боясь нарушить благолепие хора, а тут – под открытым небом – песнопение само льётся и все ладно получается.
Ветерок несёт на нас ладанный фимиам. Все пахнет ладаном: земля, лес, небо.
* * *
Несколько мирянок идут босиком, на ступнях кровавые ссадины от тесной обуви. Идут поют. Позже рассказали мне, что одна женщина была даже в туфлях на высоких каблуках – супруга замглавы Выльгортской администрации. Как увидела крестный ход, так и пошла в чем была. Через десять километров муж нагнал её на машине, вернул домой, чтобы переоделась, и обратно привёз. Успел заодно отпроситься на работе, чтобы самому к крестному ходу пристать. И дошёл до самого конца…
Далеко впереди сверкает мигалкой машина ГАИ, останавливает встречный транспорт, чтобы дать пройти колонне. Из окон грузовиков, легковушек выглядывают лица, некоторые выходят на дорогу, крестятся. Даже в окнах автобусов, вижу, крестятся, не стесняясь попутчиков.
Сейчас-то я понимаю, что крестились не только на икону. Вся наша крестовая колонна была иконой Христовой Церкви. И это так! Никогда мне не забыть это чувство единства, любви, причастности к единому Телу Христову. Какие бы высокие слова ни говорились, невозможно это выразить.
Помню, то и дело обгоняла нас «Нива» главы администрации то ли Сысольского, то ли Сыктывдинского района. Встанет на обочине, смотрит на бодро идущих старушек: «Идут? Да! Идут!» И такая радостная гордость в глазах… словно… видит он родную свою мать, несломленную, осиянную светом вечной жизни. Стоит, смотрит и, махнув водителю рукой, идёт километра два-три вместе с колонной, а «Нива» сзади медленно катится…
Все в крестном ходе братья и сестры, а кто и когда присоединился – на это не смотрели. И по головам не считали.
Спустя несколько дней в Сыктывкаре, в Вознесенском храме, ко мне подошли двое, мужчина и женщина. «Вы ведь участвовали в крестном ходе? – спросила женщина. И подала листки: – Здесь стихи, написали мы, не зная зачем, словно рукой кто-то водил…»
Стихи несовершенные, но искренние (привожу их в строчку):
«С братом ехали в машине по Московскому шоссе. Видим – впереди, с иконой, люди к нам по полосе встречной двигаются… (Иконе старой той какой уж век?) Шесть священников и много, много человек. И неведомая сила подхватила вдруг меня.
– Стой! – я брата попросила. – Стой, хочу и я (сердцем это) вместе с ними, до конца хочу пройти длинного, я это знаю, и нелегкого пути, по которому шагают.
– А куда они идут?
– Этого ещё не знаю, чувствую лишь – к свету путь.
И пошла, со всеми слилась, не иду, а как во сне… Словно что-то изменилось, уничтожилась во мне сила притяженья. Лёгкость в теле до колен. Только ноги по дороге идут сами. Тлен телесный исчезает, ступни только лишь горят, лёгким жаром до голеней. И гудят тяжестью земной дороги на асфальтовом пути. Той дороги, по которой долго нам ещё идти… Тяжело ногам, но тело словно бы само летело, покидая царство тьмы. Из которой выплывала на поверхность бытия, из глубин веков России Коми, родина моя!»
* * *
Стихотворение, подаренное незнакомкой, показалось мне странным. Но… как все точно в нем подмечено! «Лёгкость в теле до колен» – об этом необычном состоянии говорили и другие наши крестовые путники, теми же самыми словами. А вот ещё более удивительное наблюдение: повстречав глазами икону святителя, шествующую с крестным ходом, женщина видит древний потемневший образ. «Иконе старой той какой уж век?» – восклицает она. Между тем икона совсем новая, только что написана и освящена. Краски на ней свежие, яркие – это ведь сразу бросается в глаза!
Отличить старую вещь от новой может каждый человек. Но в том-то и дело, что икона – не «вещь», не доска, не слой краски. Суть её в самом образе, что глядит с доски. И этот живой образ передаётся от списка к списку. Если образ чудотворен, то по церковному канону в той же мере чудотворен и его список (примерная копия). Новому списку передаётся также и древность иконы – вся та многовековая история, в течение которой образ чудотворил.
Икона святителя, которую мы несли, была списана с древнего образа. Такой она и раскрылась духовному взору нечаянной нашей попутчицы.
* * *
…Уже вечереет, небо нахмурилось. Несколько часов беспрерывно пою с хором, а голос не сел, даже силой налился. Икона же вдруг потяжелела -плечи ноют.
А каково было нашим дедам? Вспоминаю про другую чудотворную икону – главную святыню древнего коми села Вотча. Весила она девять пудов вместе с ризами – передней и задней. И вот эту-то икону вотчинцы возили крестным ходом аж до Усть-Сысольска.
Их пример во многом и воодушевил нас на крестное «землепроходство». Юрий Екишев, секретарь нашего Стефано-Прокопьевского братства и главный инициатор крестного хода, сам родом из Вотчи. Кстати сказать, пытался он найти ту девятипудовую икону, но безрезультатно. Утрачена святыня. Однако за поиски был вознаграждён. В Вотче своими руками построил деревянный храм, и в день освящения его одна из жительниц села принесла в храм другую вотчинскую святыню, которая также считалась утраченной. Крест-мощевик. Внутри этого напрестольного креста – частицы святых мощей угодников Божиих. И сегодня этот крест с нами! Несёт его, не выпуская из рук, один из наших батюшек, о. Роман. Несёт, прижав к груди, как упование на чудо и молитвенную помощь небесных молитвенников наших.
* * *
Первый привал. Кругом тёмный лес. Подкатил микроавтобус, он позади колонны вёз наши сумки и пакеты с провизией. Устраиваемся кто где, у всех одинаковый набор: помидоры, соль, термосы… Ко мне подходит Юрий Екишев, с которым до сих пор было недосуг словом обмолвиться.
– Знаешь? – спрашивает он.
– О чем?
– О том, что икона вернулась?
– ?
– Та самая, вотчинская, девятипудовая. Когда мы на молебне стояли, утром сегодня в храм пришёл человек из краеведческого музея и сообщил. Как раз накануне в фондохранилище она обнаружилась…
– Не может быть!
Впоследствии всё подтвердилось. Икона именно та, во всех деталях совпадает с подробным описанием чудотворного образа, составленным священником Шаламовым в 1911 году. Обнаружились в фондах и обе ризы.
Это сейчас удивительно, а тогда, узнав об обретении, я воспринял это как должное. Ведь особенный день! Помню, даже с некоторым огорчением подумал: увы, в газете нашей выйдет ошибка. В тот день как раз печатался номер, и в нем – сведения об этой иконе с ремаркой «местонахождение её неизвестно». Господи, как все быстро стало меняться в нашей жизни! И чего ещё ждать впереди?
* * *
До Лозыма осталось десять километров, от него ещё десяток до Пажги – и там ночёвка. Отец Андрей с сокрушением сердечным простился и поехал в город – утром ему в храме служить. Уехал и о. Аркадий. Продолжают идти о. Роман Овсиенко, о. Виталий Размыслов, о. Владимир Конев и о. Пафнутий Жуков, диакон. Походка у о. Виталия заметно изменилась, ноги он стёр до крови. Улыбается нам ободрительно…
* * *
В Лозыме краткий молебен. Столы накрыты в доме культуры, на тридцать человек. Так рассчитали. А пришло более 80. После молитвы как-то все уместились за столами. Ноги мои под столом, чувствую, стали расти, удлиняться и, кажется, упёрлись в стену в другом конце зала, гудят…
Скорее бы снова построиться за святителем (за иконой его), включиться в многоголосое песнопение и идти, идти… А когда сидишь, усталость наваливается.
* * *
Стемнело, а мы все идём. Лиц уже не видно во мраке, лишь по голосам поющих понимаешь, что нас много здесь, на пустынной дороге. Впереди в фонаре зажгли свечу. Фонарь этот на длинном шесте – непременный атрибут каждого крестного хода, он шествует самым первым, символ света Христова. Сейчас он ещё и просто-напросто освещает нам дорогу.
Свеча быстро догорела. Фонарщик отстал, разжигая новую. Мы идём во мраке, только луна светит. Отец Евгений поёт: «Святителю отче Стефане, моли Бога о нас…» По очереди призываем всех известных нам святых. «Список» их кончился, и взялись за малоизвестных: «Угодниче Никифор, моли Бога о нас! Угодниче Гликерий, моли Бога о нас! Угодниче Протасий…» И так бесконечно – кто какое имя вспомнит.
Не заметили, как вошли в Пажгу. Никто не встречает. Вдруг вся улица наполнилась людьми (оказывается, ждали нас на другой дороге), кто-то подносит хлеб-соль, в хлеб воткнута зажжённая свеча, и свет от неё вырывает из мрака растроганное лицо хлебодарительницы. Народ проходит под носилками с иконой, прикладывается ко кресту-мощевику. Крестный ход наш вырос в десять раз, все вместе идём к памятнику павшим воинам, служится молебен.
Ночёвка, оказывается, не здесь. Надо пройти чуть дальше, в Гарью. Отовсюду слышатся голоса: «Устрою на ночь трёх девушек… Устрою четверых…» Но никто из наших пилигримов не хочет отделяться от крестного хода. Бабушки суют нам свёртки с едой…
Снова идём в полночной тьме. И снова: «Праведная Макрина, моли Бога о нас! Угодниче Елевферий…»
Постелили нам на полу, под крышей детского садика. Перекусив (администрация позаботилась об ужине), разошлись по комнатам. В моей комнате молодые ребята стали читать перед сном вечернее правило. Кажется, минул час, как я стал на молитву вместе с ними. Потом все-таки возроптал… Спали мы на коротких детских матрасиках, так что ноги не помещались и лежали «отдельно», на полу, будто вросли в землю.
* * *
Утром батюшки поехали в Пажгу совершать молебен и крестить людей, а у нас было время отдохнуть. Был ясный солнечный день. Молодёжь пошла к речке, ноги помочить. А старушки, повязав платки, уселись рядком на завалинке, готовые в любой момент выступить в поход.
Перед выходом из Гарьи – большой молебен. Местный люд проходит под иконой, хор тихонько поёт, все покрывает сильный голос о. Виталия Размыслова – он что-то говорит народу на родном коми языке. И я вдруг понимаю: эти люди, эта земля с разбросанными по холмам деревеньками, это чистое синее небо давным-давно уже видели святителя Стефана. И вот Стефан вернулся сюда… Крещусь на его образ.
Крестный ход уже за околицей села. Встречным людям кричим: «Христос воскресе!» Они с радостью отвечают. Вдруг па обочину выскочила какая-то женщина и начала бесноваться. Двое мужиков из местных схватили её за руки, чтобы удержать, но едва справились. Бес неистовствовал, глядя на крест и образ святителя.
* * *
Нас обгоняет машина «Скорой помощи». Постояв на взгорке, разворачивается и уезжает. Оказывается, руководство двух районов, по территории которых проходил крестный ход, договорилось с медиками, что они время от времени будут появляться на пути следования. Ведь здесь много стариков.
Как рассказала потом одна из крестоходниц, профессиональный врач, эта «скорая» приезжала пять раз. Доктора в машине удивлялись: среди богомольцев много их пациентов, больных остеохондрозом, различными нарушениями в позвоночнике, бронхиальной астмой и т.д., был даже человек, страдавший тяжёлой формой плоскостопия, – и все они шли! Семидесятилетних старушек просили сесть в машину, отдохнуть; они же в ответ улыбались: «Да мы совсем не устали!»
По наблюдениям того же врача (С.В. Бузовой), физические силы людей действовали лишь вначале, до 21-го километра пути, а дальше людей несла благодать. Врач заметила, что эта непонятная, исцеляющая и приподнимающая над землёй сила особенно явной была на отрезке от Лозыма до Пажги, когда люди шли за пределом своих возможностей.
* * *
По опыту пеших походов знаю, что наутро после дня пути должна начаться «ломка». С удивлением обнаруживаю: ноги не болят. Но мы идём медленно. От Гарьи до Иба всего 12 километров – куда спешить?
Бегу вперёд с видеокамерой – в гору, потом вниз по просёлку. И вдруг навалилось страшное одиночество. Я один… Нацеливаю объектив на вершину холма, где должен показаться крестный ход. Вместо него появляется серая фырчащая точка, быстро приближается. В машине открылась дверца, и знакомый тележурналист кричит: «Поехали, там дальше лучшая точка для съёмки!»
Ну уж нет! Ни одного пешего метра крестного хода я не отдам…
* * *
Мы идём по просёлку, вдали от главного шоссе. В деревне Жуод нас обгоняет «Москвич», останавливается. На капоте – банки с берёзовым соком, только что из леса. Мужик со светящимся лицом угощает нас. Он уже второй раз привозит сок. Он из местных, гарьинских. Имя его – Арефа, при крещении дали по святцам. Вспоминаю: поминали ли мы вчера св. мученика Арефу в сонме «малоизвестных» святых?
* * *
Вышли на шоссе, на «Ибские горки». Солнце в зените и палит нещадно. У многих сгорела кожа на лице. Отец Виталий привёз целую флягу с освящённой водой. Крестимся и пьём, стараясь не уронить ни капли.
* * *
Вот и последняя «Ибская горка». На вершине её стоит народ, встречает за четыре километра от Иба. Сворачиваем к селу. Слышен голос: «Поперёд святителя-то не идите!» Все подравниваются за иконой свт. Стефана.
А вот и Стефановская часовня показалась! Она на самом высоком холме, над рекою Сысолой, над полями и перелесками. Построена она прадедами в один день и освящена в честь свт. Стефана, епископа Пермского. И вот теперь она возрождена… Чувствую, что носилки с иконой стали совсем невесомыми. Переглядываюсь со спутником, который держит вторую перекладину. Сейчас икона взлетит – и пойдёт по воздуху в свой Дом, который уже близок!
* * *
Заносим образ в Свято-Вознесенский храм, молебен служит местный священник о. Георгий Модянов. Теперь на нем заботы по приёму, питанию и ночлегу паломников. В храме прохладно. Голоса нашего хора под сводами звучат уже непривычно, но очень красиво.
Крестным ходом идём к холму с часовней. Долгое время эта часовня была складом, потом пустовала под замком. Несколько лет назад, помню, на полу её обнаружил я листок, придавленный камнем. Вырванная из школьного дневника страница с оценками за четверть – двойками и тройками. Кто-то из местных детей пролез в окно, чтобы дать отчёт неведомому для него Богу. А может быть, и просто для того, чтобы очистить совесть, спрятать вырванный листок в «святом месте».
Часовня тогда была в плачевном состоянии, и мы заколачивали окна, заделывали бреши на крыше, «консервировали» на зиму. Мы – участники только что возникшего тогда Сыктывкарского православного молодёжного движения. Сейчас движение, с Божьей помощью, преобразовалось в Стефано-Прокопьевское братство. И этот крестный ход, и полностью отремонтированная часовня, и новый список иконы свт. Стефана, написанный в Москве в мастерских Грабаря – все это – деяния братства и труды его секретаря Юрия Екишева. Но без сочувствия и содействия этим трудам многих и многих жителей республики (с часовней, например, помогла Евлогия Попова, руководителя Управления по охране памятников) большинство дел было бы просто не по силам сдвинуть.
Мы с иконой взбираемся по крутому склону холма. Юрий подходит к носилкам, подставляет плечо и зачинает тропарь святителю Стефану. Где-то на вершине, пока ещё невидимая, оживает звонница. Взбираемся туда – и кажется: колокольный звон опускается с самого неба.
← Предыдущая публикация Следующая публикация →
Оглавление выпуска
Добавить комментарий