Константин МЫШКИН

В монастырь Св. Павла делали вклады русские государи Александр I и Николай I

 «Батюшка, ведь это же чудо?»

Телефон его дала мне Валентина, наша общая знакомая, живущая на острове Корфу, со словами: «Позвони отцу Алексею». И всякий раз, когда я привозил группу паломников на Корфу к Спиридону Тримифунтскому, она спрашивала меня: «Позвонил?» – «Нет». – «Позвони, он хороший и добрый».

Однажды собрался, наконец, с духом. Проговорили мы тогда, наверное, час, а то и два. И, если честно, впервые после разговора со священником по телефону я почувствовал невероятное облегчение, как будто исповедался, хотя разговор состоялся простой. На каждый мой вопрос следовал исчерпывающий ответ. Со временем появлялись новые вопросы: духовные, семейные, житейские. Звонить приходилось чаще.

– Вот же есть такие батюшки, после разговора с которыми жить хочется, – как-то раз я сказал своей супруге.

– Учился. Вот и умный! – ответила она мне.

Хм… разве можно этому научиться? Это же идёт из глубины души или, так сказать, от сердца.

Шли годы, общались только по телефону – встретиться с батюшкой никак не получалось: я живу в России, он – в Италии.

– Батюшка, а давайте на Корфу встретимся?

– Хорошо, Константин. А ты когда туда приезжаешь?

Наши планы и даты поездок никак не совпадали. Если батюшка на острове Корфу, то я, наоборот, с группой в городе Бари. Если он в Бари, я на Корфу. И разлетались в разные стороны: он в Римини, я в родную Вятку. И это не один и не два раза, так что я уже перестал и думать о встрече.

Шли годы. Очередная поездка на Святую Гору Афон. После восхождения на вершину наша группа просто ввалилась в монастырь Святого Павла. Монастырь очень большой, он всегда вмещал всех паломников, сколько бы ни пришло. Всю нашу группу поселили вместе со всеми остальными паломниками, которые прибыли сюда раньше и на следующий день намеревались идти на вершину. Но мне и ещё одному паломнику, ко всеобщему удивлению, мест не хватило, и нас повели в другую келью – трёхместную. Меня приятно удивил такой сюрприз – это сравнимо с тем, что вас из хостела перевели бы в пятизвёздочный отель без доплаты. Расположились мы с Андреем в келье. У третьей кровати уже стоял чей-то рюкзак. Интересно, кто же его обладатель?

Как сейчас помню, я расположился у входных дверей в келью. В какой-то момент дверь открылась и, поздоровавшись с нами, зашёл благочестивый паломник, с бородой, и занял своё место у окна. Теперь нам стало понятно, кто был хозяином этого рюкзака, стоявшего у третьей кровати. Понятно, да не совсем понятно. Какое-то странное чувство возникло при слове «здравствуйте» – голос как будто мне был очень знаком. Сложилось впечатление, что мы где-то виделись. Не могу вспомнить, и всё. В голове с огромной скоростью начали проноситься образы людей, с которыми я встречался.

– Мы могли где-то с вами видеться? – спросил я незнакомого человека.

– Нет, я вас прежде не видел.

Конечно же, он меня не видел, а я – его.

Потом была служба, после которой мы, уставшие, легли спать, но мысли всё не давали мне покоя. «Да что ж это за такое? – думал я. – Нужно выспаться, завтра снова в дорогу. А сердце бьётся так, словно хочет что-то подсказать, не хочет спать, у него есть какое-то невыполненное дело».

Вижу, и сосед наш то ли спит, то ли проснулся.

– Мы могли где-то с вами видеться? – начинаю я разговор снова. – Возможно, в Бари, на Русском подворье, или, может быть, в Базилике у мощей Николая Чудотворца?

– Может, и там, – отвечает сосед.

– Может, на Корфу где-то виделись? – продолжаю я приставать с наводящими вопросами.

– Может, и на Корфу. Но, к сожалению, я вас не помню.

– Вы священник? – не могу угомониться.

– Да. А как вы догадались?

– Да вы же отец Алексий из Римини!

– Костя? Мышкин, что ли? Вы Константин?!

Эмоции, которые охватили нас с батюшкой в тот момент, зашкаливали. Они переполняли мою душу настолько, что, казалось, выпрыгнут из меня и накроют всю Святую Гору.

Как было возможно прийти в один и тот же монастырь из двадцати?! В одно и то же время, да ещё и поселиться в одной и той же келье, коих в монастыре было множество! «Это же чудо, чудо, чудо!» – крутилось в моей голове. Совпадений не бывает.

– Батюшка, ведь это же чудо?

Страшные Карули

Внутренние Карули кто-то называет страшными, кто-то ужасными – это одно из самых опасных мест на Афоне. Внешние Карули закончились: каменистая тропа обрывалась на самом верху красной скалы, уходившей отвесно вниз, к морю. Вниз нужно было спускаться по старой цепи, конца которой из-за неровности скалы не было видно.

Карули. На склоне крутой горы над пропастью

Дальше легче не стало. Помолившись, я встал на карульскую самодельную лестницу. Лестница гнилая – одна ступенька есть, а другой нет. Спускаясь, смотрел вниз, нащупывал ботинком небольшие выступы, отполированные ногами карулиотов. Глазам открывалась пропасть, и сердце частило, билось неровно, во рту пересохло: одно неверное движение – и сорвёшься вниз. Я знал, что там, внизу, скалы – бездонная с виду впадина, пропасть глубиной около километра. О ней рассказывали легенды: о страшном морском спруте, о морских рыбах-чудовищах с ужасной пастью, что обитают в неизведанной глубине Сингитского залива у Карульских скал.

Начал молиться вслух и освободился от мыслей про чудовищ. Спуск, к моей большой радости, оказался не очень долгим – метров тридцать. И вот я стою на тропе, ведущей во Внутренние Карули. Восстанавливаю дыхание. Тропа представляет собой небольшой выступ вдоль скалы – такую узенькую, сантиметров тридцать, террасу. На ней можно стоять, и даже обеими ногами. Я весь в красной пыли от скалы, руки и колени дрожат. В конце путешествия они будут сбиты в кровь.

Если идти по тропе, то тебе будут встречаться тёмные отверстия, ведущие в пещерки. Здесь когда-то подвизались афонские отшельники. Сейчас Внутренние Карули опустели, хотя время от времени сюда приходят те, кто хочет проверить свои духовные силы и примерить на себя жизнь отшельников-карулиотов. Я встретил одного из таких временных жителей Внутренних Карулей. Это тоже был русский паренёк, который представился послушником Дмитрием. Он поселился в одной из пещер и был рад встрече с соотечественником, но о себе ничего почти не рассказывал. Я и не пытался расспрашивать: человек, который пришёл сюда помолиться в одиночестве, если и нуждался в компании, то не настолько, чтобы признаться в этом самому себе. Люди приходят сюда для сугубой молитвы, для покаяния, иногда по обету. Меня уже предупредили, что попасть во Внутренние Карули может далеко не каждый: только тот, кого благословит Пресвятая Богородица.

В общем, долгих бесед мы не вели, хотя Дмитрий гостеприимно предложил мне трапезу. Тут же, на выступе скалы, приготовил макароны, заварил чай. После трапезы я почувствовал прилив сил и, сидя на уступе скалы, уже вполне бодро осматривался вокруг. Пришёл помысл о том, что не такие уж страшные эти Страшные Карули – можно и здесь жить и молиться. Помысл был горделивый, и, видимо, потому что не прогнал его сразу, Господь попустил показать, с какими опасностями встречались отшельники Карули.

Я почувствовал, что какая-то сила начала двигать меня на край пропасти, до которой оставалось около метра.

Было так страшно, что описать это невозможно. Сейчас меня скинут вниз как пылинку. Упёрся ботинками в тропу, но моё движение к пропасти продолжалось, последняя надежда – дерево, за которое ухватился, но руки не выдерживали: я держался из последних сил – физически противостоять тому, что со мной происходило, было невозможно.

– Господи, Иисусе Христе…

Вспомнилось падение с крыши Успенского собора – была в моей жизни такая история.

– …Сыне Божий…

Вспоминаю ночное восхождение на вершину Горы Афон, куда шёл один ночью, промокший до нитки, совершенно не зная тропы.

– …помилуй мя, грешного…

Не помогает. Прямо сейчас здесь, в Карулях, оборвётся моя жизнь. «А как же семья? Как Татьяна, миленькая моя, хорошая».

– Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий…

Только тут я ощутил, что давление начало слабеть. «Да что же это за такое?»

– …помилуй нас!

Послушник, который был недалеко и занимался своими делами, услышав мою молитву, ничего не спросил, понимающе кивнув головой. Видимо, он был знаком с подобным.

Вот только тогда и я понял, что в Страшных Карулях можно жить и молиться, но не всем, а подвижникам, которые обрели смирение. Господь и Пресвятая Богородица допустили меня сюда, защищая и оберегая, как духовного младенца.

Когда сумерки стали близки, я попрощался с Дмитрием, который в считанные часы стал почти родным, – это свойство Афона сближать людей. Нужно было успеть до темноты вернуться назад, во Внешние Карули.

Ноги подкашивались, говорить и объяснять что-то не было сил, да и речь стала невнятной, дикция нарушена оказалась совсем. Дошёл до пещеры иноков, у которых оставил рюкзак и все свои вещи. Они встретили меня радостно. А уж как я был им рад!

«Негостеприимный» скит

Много на Афоне малоизвестных троп, часто почти непроходимых. Одна из них и завела меня сквозь густые заросли в скит Керасия. Он был когда-то русским, где жило множество монахов из Российской империи. Когда их не стало, в скиту поселились греческие иноки – восемь-десять человек. На наше очередное появление они не обращали ни малейшего внимания. Все скиты как скиты, а тут не принимают гостей. Братия занята своими делами, ей не до нас.

– Давайте поможем отцам, – предлагал я своим паломникам.

Как-то раз вывезли мусор, в следующую поездку подмели двор и полили огород, а однажды прочистили канализацию, ведущую с кухни на улицу. При этом монахи нами не просто не интересовались, а закрывались в своих кельях. Это были очень странные отношения. Нас никто и никогда здесь не ждал и не встречал. Сами приходили, придумывали себе послушание, чаще всего подметали двор, и уходили дальше, в Катунаки.

Так было и в этот раз.

– Константин, может, не стоит идти? – спрашивают меня. – Мы же теряем высоту.

Чтобы попасть в Керасию, нам действительно нужно сначала спуститься, а потом подниматься на основную тропу.

– Согласен, – начал сдаваться и я. – Не пойдём.

Ноги нас еле держали, так что после захода в Керасию мы до следующей точки насилу доползём. Да и зачем, если потратив столько сил, мы в очередной раз «поцелуем замок». Не нужны мы там.

Привал. Сброшены рюкзаки. Солнце стало ярче, бескрайнее небо, деревья просто прекрасны, а птицы начали веселее петь, в одной тональности с цикадами.

Пожалуй, можно и перекусить.

– Хурма, хурма! – восклицает наш паломник, обратив внимание на дерево, которое я раньше не замечал. Действительно, на нём спелая хурма.

Было очень интересно смотреть со стороны на группу паломников, как каждый из нас включил Интернет и, словно первоклассник, пытался произнести слово «хурма» на английском и греческом языках по слогам. Некоторые строили целые вопросительные предложения. Неподалёку работал монах, ковыряясь в своём огородике, – значит, хурма, наверное, в его ведении.

– Калимера Патэр! Евлогите! – начали мы разговор с греческого приветствия.

Сгорбленный отшельник, выправив спину, зазывающе махнул рукой, приглашая нас к себе в гости.

– Откуда вы? – спрашивает он.

Вот это да! Оказывается, дедушка наш, русский. Начинаем перечислять, кто из какого города.

– В этом году очень много хурмы выросло. Желаете попробовать? – спрашивает монах.

– Конечно, отче! Можно мы с земли соберём?

– Есть уже собранная в ящике, возьмите сколько надо.

Сладкий терпко-вяжущий фрукт оказался всем по вкусу. Хороший был, запоминающийся привал – долго будут вспоминать о нём паломники. Пара беззаботных часов райской жизни.

Тут вспоминаю, что знакомая из Хабаровска передала со мной посылку и сказала, чтобы оставил её в самом бедном скиту. А самым бедным в моём представлении был Керасия. Значит, всё-таки придётся зайти и на этот раз, скорее всего в последний. Не нужны мы там.

– Братья, – говорю, – нужно зайти в Керасию ненадолго. Попросить у святого Георгия благословение, смелости и мужества на нашу дальнейшую жизнь.

Мотивировал. В честь святого Георгия названа одна из церквей в Керасии.

– Давайте, конечно, сходим, – поддержал меня народ. – После такого отдыха мы готовы хоть на вершину.

С праздными разговорами и шутками отправились в келью святого Георгия. Оказавшись внутри небольшого дворика, расставили свои рюкзаки в шеренгу и расселись за столы и стулья в уютном дворике. То, что произошло дальше, поразило нас или даже потрясло настолько, что посыпались восклицания: такого шума монахи здесь не слышали, наверное, со времён основания скита.

– Костя, ты же говорил, что это самый аскетичный скит! – недоумевает народ.

А я и сам не пойму, что происходит.

Монахи один за другим на подносах выносили для нас угощения: горячий суп, салаты, сыр и даже вино. Несколько часов спустя, после отдыха, впервые нас пригласили в храм на службу. Проходя по большой лестнице, ведущей на второй этаж, хотелось всё запомнить и запечатлеть все моменты на подходе в храм.

У входа стоял геронда. Он тяжело дышал, словно взойдя на высокую-высокую гору.

Старец неожиданно обернулся, и я застыл под его взглядом. Его глаза до краёв были наполнены любовью и каким-то особенным светом – светом любви. Это был тот же самый свет, та же любовь, которую я, будучи ребёнком, видел в глазах отца и деда. Этот свет ни с чем нельзя было спутать. На глазах старца выступили слёзы, и эта любовь открыла во мне какую-то потайную дверь, за которой до сих пор томилось, словно невольница, всё самое сокровенное. Раскаяние штормовой волной пронзило всю мою душу с головы до ног. Казалось, я на мгновение понял, что же такое ад. Это не что иное, как вечное раскаяние.

Упав на колени на старые многовековые доски старого храма, я начал молиться, просил Господа простить меня и близких. Старец продолжал смотреть. Этот безмолвный разговор с герондой по сей день заставляет меня возвращаться в Керасию снова и снова.

Афонский скит Керасия

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска