«Балаганчик» из Кувшиново
Рубрика • Христианское воспитание•
В небольшом зале гаснет свет… Различим только контур затейливого теремка со множеством башенок, с островерхими крышами. Где-то вверху загорается «рождественская звезда» и, мерцая рубиновым светом, плывет по небу, зависает над теремком. Глазу не видно, но держится «звезда» на крепкой капроновой нитке. Зажигаются окна в башенках, в них появляются куколки, подсвеченные разноцветными лампочками, куклы кланяются зрителям. В пятно света входит священник. Кто-то, спрятанный за балаганчиком, нажимает кнопку двухкассетного магнитофона, льется музыка. Священник здоровается. В луче света его круглые очки и наперсный крест поблескивают. Он начинает рассказывать Священную Историю, миг – и эта история оживает прямо на глазах. Куклы плачут, радуются, игрушечный, но страшный царь Ирод негодует, солдаты с настоящими, хоть и картонными, мечами рыскают по домам, чтобы погубить Богомладенца… Зрители плачут и смеются вместе с героями представления.
Таким увиделся мне рождественский кукольный спектакль отца Анатолия Волгина, настоятеля храма в небольшом городке Кувшиново Тверской области. Было это еще перед Великим постом. А сейчас священник вместе со своими прихожанами готовит пасхальный спектакль. Будет он таким же увлекательным, только куклы в нем действуют другие и вместо рождественского вертепа – сооруженная из фанеры преисподняя. Там, в аду, куда спустился Господь, чтобы освободить грешников, и будут происходить удивительные события.
Кукольные спектакли о. Анатолий Волгин ставит уже не первый год. Вот что он рассказал в беседе с нашим корреспондентом.
– Отец Анатолий, все-таки необычно это: Священное Писание и… куклы.
– Почему же? Мы оторвались от наших культурных традиций, поэтому и кажется странным. Куклы есть куклы, в них все условно – и зритель это обычно понимает. К тому же мы не буквально воспроизводим Священное Писание, а перелагаем на другой язык. В наших спектаклях много также из Предания… Например, в пасхальном представлении мной за основу взято апокрифическое «Евангелие от Никодима». Как вы знаете, там рассказывается о сошествии Христа во ад для разрушения его. И у нас концовка спектакля такая – ад разрушен…
– Прямо на сцене?
– Технически-то показать несложно. Все декорации у нас разборные, и гром небесный можно изобразить. Сложнее другое: как показать Христа? Мы решили не изображать Его. В спектакле действуют другие куклы-персонажи – те, кто сидел в аду и ждал прихода Спасителя. Все-таки меру благочестия тоже надо знать. Хотя, знаете, в народной традиции есть наивные, примитивные изображения Христа – и в пластике, и в резьбе по дереву. Когда я смотрю на эти «топорно» сделанные фигурки Господа, то… знаете, ничего кощунственного в них не чувствую. Кому-то они могут показаться смешными – это зависит от человека. Но лично я чувствую в этом «наиве» большую любовь того мужика, который резал образ из полена. Видно, что он не большой мастер по резьбе, но чувства-то его истинные! Любовь – она на всем оставляет отпечаток. Точно так же и куклы – многое зависит от кукловода. А зритель поймет, подыграет. И не будет никакого кощунства. Хотя, конечно, во всем есть свои жанровые ограничения.
– Внешне ваш театр похож на передвижной балаган, какие в старину были. В них изображались персонажи вроде Петрушки. Все-таки этот театральный жанр кажется несерьезным…
– …и в то же время он очень нравится зрителям, особенно детям. Так почему мы должны от него отказываться? Что касается вертепов с куклами – это старинная народная традиция. Показывающих вертеп было много, и зрители выбирали. Была конкуренция: у одного десяток кукол действуют, у другого – 30, до 50 кукол имели.
– А у вас сколько?
– Семнадцать кукол. Были у зрителей и любимые куклы – шли смотреть именно на них. Но у всех спектаклей сценарий был один: рождение Христа, волхвы, царь Ирод, избиение младенцев. Сценарий этот мы взяли из книжки «Русский фольклор», и – да, надо признать – он показался нам грубым, балаганным. Переписали его заново, изъяв скоморошьи сцены, петрушество это. Потом я видел воспроизведение вертепа Виктором Новацким, московским театральным литератором, – он занимается с детьми, ставит спектакли. Его вертеп более традиционен, чем наш, более «народен». Поглядев со стороны, мы еще раз переписали свой спектакль. Подошли, так сказать, творчески. Впервые же подобное представление я увидел на Западной Украине, сельская молодежь показывала. У них это называется «маланка».
– Вы родом оттуда?
– Нет, я москвич. Просто давно уже думал, что можно сделать какой-то театр, чтобы детям интересно рассказывать о Священной Истории.
– А до рукоположения в сан вы кем были?
– Окончил полиграфический институт, работал в издательстве, на телевидении. Много лет занимался иконописью, и до сих пор рисую, когда время есть. Пятнадцать лет назад, став священником, принял приход здесь, в Кувшиново.
За много лет у нас образовалась хорошая община. Есть у нас прекрасные вышивальщицы с образованием, есть художники-профессионалы и люди, в других областях способные. Сами прихожане преподают в воскресной школе, снимаем слайд-фильмы, видеофильмы. Взяли 10 гектаров земли, держим скот. Но мы не специализируемся на чем-то определенном. Делаем то, что жизнь требует.
– В том числе кукольные спектакли?
– Да. Это ведь одна из, так сказать, ненавязчивых форм проповеди. В детских садиках, в школах нас прекрасно принимают. Выступаем в основном в своем районе, ездили и в соседний райцентр Торжок. Вот уже пятый сезон, с 1991 года. После представления мне задают вопросы – я отвечаю, рассказываю о христианском вероучении. Заодно показываем, как самим делать вертепы.
В колокольне у нас есть небольшой зал – приглашаем зрителей и туда. А вообще, это камерный спектакль, рассчитанный на 25-30 человек. Это надо смотреть вблизи. Представьте, в спектакле есть такой эпизод. По преданию, к Иосифу, находившемуся в сомнениях после рождения Богомладенца, подошел искуситель в образе пастуха и начал его смущать. И тут палка, на которую опирался праведный старец, вдруг расцвела, чем и посрамила нечистого. В спектакле палка, к восторгу ребятишек, «расцветает» – распрямляются на ней бумажные цветы. Это красиво. Так вот, это надо видеть вблизи… Дети должны как бы участвовать в спектакле, быть рядом, чтобы я видел их глаза, мог говорить с ними. Вот тогда проповедь будет услышана.
– Удивительно, но куклы иногда могут показать больше, чем живые актеры на сцене!
– И понятно почему. Разве может лицедей изображать собой Божию Матерь, Христа? В этом есть что-то кощунственное. А кукольная форма – более возможная, более знаковая, условная. Чем высока наша народная культура, так это своей знаковостью, целомудрием образа. Какие фигурки из глины лепили русские крестьяне, какие игрушки своим детям вырезали – все они отличались знаковостью, лаконизмом в изображении. Это культура! И куклы тоже…
– Наверное, неслучайно Московской Патриархией заказан многосерийный фильм о житии Преподобного Сергия Радонежского – но не игровой, а мультипликационный, рисованный.
– Да, сыграть святого сложно. Хотя, знаете, многим фильм Дзеффирелли «Христос из Назарета» очень нравится, а ведь там актер играет Христа. Я бы не стал огульно отрекаться от кино. Люди изменились. Нам, воспитанным на психологизме, на душевности, бывает важно взглянуть на евангельскую историю более реалистично, глядя на экран, стать в какой-то мере современниками происходивших событий. Кино стало непременным элементом культуры, а христианство никогда не исключало языческую культуру – оно воцерковляло культуру.
– Но кино – не икона, оно снизит Образ!
– Снизит, если заместит икону. А если это как бы ступени к иконе, костыли из внецерковного христианского мира в церковь? Проповедь, хорошо сказанная, но на непонятном языке – бездейственна. Видите, книги уже читают мало, привыкли принимать информацию в движущихся образах – видео, кино, ТВ.
Если человек растет, то у него и требования возрастут. Скоро фильм «про Иисуса» покажется мелким, ему захочется более серьезных ответов на проблемы, более совершенных форм.
– Но может случиться так, что после этой теле- и киножвачки у человека атрофируется чувство благоговения. Посмотрит на белозубого дзеффиреллевского «Христа» – и ничего потом на иконе не увидит, сколько бы ни пялил глаза.
– Об этом-то и речь. «Ступенька» не должна вести в пустоту, как это бывает у протестантов, а должна соединяться с другой ступенькой – с преддверием храма.
Культурная традиция, в которой сделаны фильмы, спектакли, картины, их духовный настрой должны быть едины с традицией и духом Церкви. Тогда и будет «ступенька»…
Приведу пример. Во все времена были популярны благочестивые песни, псалмы, наложенные на народные мотивы, которые, строго говоря, церковными-то нельзя назвать. Народ их любил. Ведь настоящие богослужебные песнопения (тропари, стихиры, кондаки) все время петь невозможно, они для этого слишком торжественны, строги. Но и совсем уйти в область других впечатлений, нецерковных, человеку тоже не хочется. А хочется продолжить церковное – на более простом, душевном уровне. Так вот, эти песнопения… Они вживую связаны с церковной культурой. Есть такие длинные, эпические, очень напевные и трогательные старинные песни о страданиях Христа, о Богородице, о посте, о грехе и подвиге самоотвержения. Да, это душевные песни, но в них есть отзвуки старорусской крепкой духовности – и через них можно приобщаться к высокому. Песни эти – не чужие Церкви, через такие псалмы легче понять храмовые, серьезные песнопения.
– В одном сельском храме после пасхального богослужения я видел: народ не стал расходиться, бабушки уселись на скамейке в притворе и стали петь «божественные песни» – на русском и своем родном, коми, языке. И все слушали с удовольствием. Но песни эти только бабушки и помнят.
– Да, к сожалению. В этом смысле баптистам легче: берут простенькие текстовки, накладывают на популярные мелодии и поют под гитару. У нас же, православных, есть высокий церковный образец и как-то надо ему соответствовать…
– А как вы относитесь к песням отца Романа? Они сейчас очень популярны у православной молодежи, продаются кассеты с ними, все переписывают. Он поет под гитару – не напоминает ли это бардовскую культуру, КСП?
– Лично меня эти песни не трогают, но ничего плохого в них не вижу. И я бы не сказал, что там бардовское только. Есть там и влияние монастырских распевов, есть там выражения, какие-то понятия из Псалтири, из молитвослова и церковных песнопений – он очень аккуратно этим пользуется, вплетая в ткань более современного языка. Есть та «ступенька», о которой мы говорили.
Сам я пришел в Церковь другим путем, отец Роман как певец мне неинтересен. Но в миссионерском смысле он – человек очень одаренный! Ведь он старается обращаться с молодежью на понятном языке. Вспомните, ваш же святитель – Стефан Пермский – проповедовал на местном языке, и Евангелие перевел. Иначе бы его не услышали. Так и с нашей молодежью. Еще апостол Павел говорил: с эллинами я как эллин, с иудеями как иудей, с рабами как раб… И это правда: в Афинах с философами Апостол Павел мог говорить их языком, философскими понятиями и терминами он владел. И многие святые отцы также, кто что умел – включали в единое служение Богу и Церкви Христовой. Мне кажется, отец Роман сумел завоевать большую аудиторию и многих приобщил к каким-то понятиям, которые были им совершенно чужими.
– Вы сказали, миссионерство – это дар. Значит, кто-то, одаренный, должен специализироваться на миссионерстве?
– Не все равны в своих способностях, даже если одинаково церковно просвещены. Каждый должен заниматься своим делом. В Церкви, как организме иерархическом, все находится на своем месте, все совершается по благословению духовному. Но… сейчас многие функции не действуют по назначению.
– В Церкви?
– Ну да. Ведь ситуация. В начале века Церковь отделилась от государства, а сейчас и государство окончательно «отвязалось» от Церкви. Такого в нашей истории никогда еще не было, мы сейчас как бы свободны, но ни опыта, ни знаний нет. Большинство кадров управления Церковью сформированы в другую эпоху, они тоже немеют, они тоже в состоянии беспомощном находятся. И не могут ответить на те требования, которые предъявляет время, когда усиливается агрессия иных конфессий. Поэтому всем миром надо вставать, всей Церковью.
– В тяжелые годы народ всегда сам шел на защиту Святой Руси, были партизаны, Минин и Пожарский…
– Ну, в леса уходить, конечно, не надо. Напротив – идти в мир к отпавшим от Церкви соотечественникам. Мирянам – организовать катехизаторские курсы, кружки, выступления в школах. Кто что умеет.
– А как у вас в Кувшиново? Название городка уж очень патриархальное. Много верующих?
– Что вы! Те изменения, что в Москве происходят, до нашей провинции доходят с запозданием в 5 лет, а то и дольше. Помню, в церковь я начал ходить в 1967 году – тогда в московских храмах были одни старушки, а если мужчины, то болезные. Сейчас старушки там теряются среди молодых. А у нас в Кувшиново как встарь, с небольшой подвижкой: раньше средний возраст прихожан был 70 лет, а теперь 60.
Молодых священников в нашей епархии отправляют в села, где уже не осталось никакой религиозной среды, в пустоту. Представьте, как им достучаться? Но, слава Богу, есть батюшки, не успокаиваются, ищут, как изменить картину. Мы все сейчас ищем, вся Церковь. И большая надежда на детей. Когда ездим с вертепом, то от многих 30-летних я слышу: «Мы уже так воспитаны, атеисты, но хотели бы, конечно, чтобы дети наши по-другому были воспитаны, Церковь ничему плохому не научит».
– А сами родители, наверное, тоже вашу постановку смотрят с интересом?
– Как правило. Так что будем делать свое дело, а там уж как Господь повернет сердца людей.
Записал Михаил СИЗОВ
← Предыдущая публикация Следующая публикация →
Оглавление выпуска
Добавить комментарий