Божьи стены

Ферапонтов монастырь. Церкви Богоявления Господня и преподобного Ферапонта над Святыми воротами

Помнится, когда в 90-х годах в церковных киосках появилась книга с краткими житиями Вологодских святых, перепечатанная с издания XIX века, она поразила меня своей толщиной. А чему удивляться? В Соборе Вологодских святых более ста имён, так что на каждый месяц выпадает по несколько дней памяти. Некоторые из них, как говорится, на слуху. Например, в ноябре (20 и 27 числа по новому стилю) Церковь поминала преподобных Филиппа Ирапского и Зосиму Ворбозомского, о которых мы не раз писали – в связи с возрождением Филиппо-Ирапской пустыни и Зосимо-Ворбозомского скита при Горицком монастыре. А кто слышал о преподобных Филиппе Рабангском и Гурии Шалочском? Память их также совершалась в минувшем месяце, причём в один и тот же день – 28 ноября. От их обителей – Преображенского Рабангского монастыря на территории нынешнего Сокольского района и Успенской Шалочской пустыни близ Устюжны – и следа не осталось. А сколько их было на Вологодчине, в Северной Фиваиде! Возродятся ли они, хотя бы малая часть из них? Этот вопрос, будучи в Ферапонтово, я задал благочинному монастырей Вологодской епархии игумену Иоасафу (Вишнякову).

Настоятель Ферапонтова монастыря игумен Иоасаф (Вишняков)

– Отец Иоасаф, в последние годы на Вологодчине открылось сразу несколько монастырей. Сколько их теперь?

– Прежде на территории современной Вологодской области существовало 134 монастыря. Сейчас в нашей Вологодской епархии девять действующих монастырей, из них два – женских. В новообразованной Великоустюжской епархии пока один – мужской, Спасо-Суморин. В Череповецкой – два, мужской и женский.

– Последний из открывшихся – Нило-Сорская пустынь?

– Да, в мае прошлого года открылась. Там уже братия подвизается, два иеромонаха и послушник. Конечно, им нелегко.

– Мы там были в 90-е годы, когда в стенах монастыря располагался психдом. Не верилось, что монастырь возродится.

– А мы в 2000-е с владыкой Максимилианом ездили туда на память преподобного Нила Сорского. Очень тягостное было впечатление, инвалиды эти…

– А запах какой!

– Да не то что запах – дух во всём разлит был тяжёлый. Сейчас полегче уже там, хотя небыстро всё это отходит. Молиться надо. Сейчас там регулярные богослужения, с четырёх утра у братии служба начинается. Место, конечно, суровое – такое преподобный себе и искал для подвигов. Чувство полного уединения. Лес кругом, в восьми километрах грейдерная дорога.

Также в прошлом году у нас открылась Заоникиева Богородице-Владимирская пустынь, она недалеко от Вологды, в деревне Лучниково (об этом рассказывала наша газета: «Новая жизнь древней обители», № 821, февраль 2019 г.). Пустынь там появилась в 1588 году – после чудесного обретения образа Богородицы. Позже выстроили каменные храмы, а от Вологды даже проложили хорошую дорогу специально для паломников, которых было множество. В 30-е годы советская власть устроила в нём спецпоселение для ссыльных крестьян, а потом, как водится, спецшколу для умственно отсталых. Интересно, что директором её стал сын позолотчика куполов, но спасти святыню от поругания он не смог. Во Владимирском храме устроили котельную, причём топки расположили над тем местом, где под спудом лежали мощи преподобных Иосифа, Антония и Иоанникия Заоникиевских.

– Хотели ад им устроить?

– Неведомо, что было на уме. Фактически сами себе ад устроили, а святые-то на Небесах. В позапрошлом году из братского корпуса выехала спецшкола-интернат – там котельная настолько одряхлела, что, как говорили специалисты, ещё один сезон не выдержала бы. И отдали Церкви.

– А какие обители на очереди?

– У нас в епархии есть три архиерейских подворья в бывших обителях, где уже начата молитвенная монашеская жизнь. Думаю, скоро с Божьей помощью действующим монастырём станет Александро-Куштское подворье, у нашего владыки Саввы есть такое намерение. Это древняя обитель на реке Кушта, рядом с Кубенским озером, 22 июня этого года мы отметили её 600-летие и отслужили первую со времён закрытия литургию.

– Там что-то сохранилось?

– Жилые корпуса есть, они новой постройки. А храм древний и в сравнительно неплохом состоянии. И братия уже есть, всё готово.

– На Кубенском озере, на острове, уже есть действующий монастырь – Спасо-Каменный. Получается, две обители неподалёку?

– Так испокон устроилось, и не нам это менять. В устроении Куштского монастыря участвовал Заозерский князь Димитрий Васильевич – отец преподобного Иоасафа Каменского, чьи мощи тогда почивали на Спасо-Каменном. И в этом был свой духовный смысл. Вообще на Кубенском озере просияло множество святых, а сама обитель на острове – одна из самых древних на Русском Севере.

От Куштской обители не только церковь сохранилась, но и колодец, выкопанный её основателем, преподобным Александром. И кстати, есть ещё один куштский храм – деревянный, шатровый и, как пишут, один из древнейших памятников деревянного зодчества на Русском Севере. В 1962 году его в разобранном виде вывезли в Вологду и собрали на территории Спасо-Прилуцкого монастыря, когда там был музей. Эта красивейшая Успенская церковь и поныне там стоит. Я в Спасо-Прилуцком двенадцать лет был экономом, и она всё время находилась пред глазами. Но в ней практически не служили.

– После Спасо-Прилуцкого вас направили игуменом в Спасо-Каменный монастырь, а теперь вы настоятель воссозданного Ферапонтова Богородице-Рождественского монастыря. Как известно, Ферапонтово – туристическая мекка, все едут посмотреть на фрески прославленного иконописца Дионисия. Не тяжело вам было после уединения на острове Каменном погружаться в эту суету?

– А на озере только зимой уединённо, летом же со всех сторон туристы на лодках норовят причалить. Остров маленький, 160 на 82 метра. И как тут от них спасёшься? А если серьёзно, то спасаться можно везде, главное, чтобы в сердце суеты не было. Тут, понимаете, не внешние, а внутренние стены спасают.

– Вместо вас кто сейчас на острове?

– Игумен Дионисий. Работы там по-прежнему много. Головная боль – это собор. Он взорван, сложно его восстановить. Службы идут в храме Успения Божией Матери, который находится внутри колокольни, где также находится и Трапезная палата. Такая вот теснота. Но что радует и утешает – на остров вернули мощи преподобного Иоасафа.

– В прошлом году Ферапонтову монастырю музей передал Казённую палату. Как вы использовали её?

– Под жильё для послушников. Монах в монастыре пока что я один. Казённая палата – это здание, где вплоть до закрытия обители в советское время хранились монастырские описи и другие документы, в том числе «великого государя жалованные грамоты». Оно небольшое, так что мы смогли устроить там лишь три кельи и трапезную. Здание построено примерно в 1530 году, оно считается самым древним каменным памятником гражданской архитектуры из сохранившихся на Русском Севере, поэтому, конечно, требует постоянной реставрации. А храм у нас самый «молодой» из всех монастырских – 1649 года постройки. Для сравнения: собор Рождества Пресвятой Богородицы был построен в 1490 году. Иконописец Дионисий с сыновьями расписали его в 1502 году, площадь стенописи – 600 квадратных метров. Это величайшее наследие Святой Руси музей оставил за собой, поскольку там требуется особый температурный режим и так далее.

– Помнится, когда я первый раз вошёл в собор, то прямо застыл перед фреской Страшного Суда. А вас какое изображение Дионисия больше впечатляет?

– Мне всегда хорошо в Никольском приделе, подолгу стою перед образом Святителя Николая. Очень проникновенно… Это ведь не просто нарисовано, это молитва. И слава Богу, монастырь возрождён, потихонечку братию собираем.

– Перед встречей с вами мне довелось поговорить с директором Музея фресок Дионисия Ириной Николаевной Паршуковой. Она рассказала, что туристы с теплоходов по Шексне из-за пандемии теперь не бывают в Ферапонтово, но посетителей всё равно не убавилось – стали больше приезжать на машинах, целыми семьями, причём люди разного достатка. А как с паломниками?

– Да в целом ничего не изменилось. Летом у нас на монастырской службе стоит по сто человек. Это в основном местные, хотя село у нас небольшое, триста-четыреста человек. Зимой оно пустеет: дети забирают многих стариков в город и наступает тишь.

– Как на Спасо-Каменном острове?

– Не совсем так, конечно, но тут уже совсем другая жизнь.

– Бывает, что местные относятся, мягко говоря, с прохладцей к возрождаемым монастырям. Может, на благоприятную обстановку повлияло то, что до вас уже действовала общинка с тем прицелом, чтобы в перспективе открыть женский монастырь, и народ свыкся с этим?

– До революции здесь действительно был женский монастырь, с 1903 года, когда он был возобновлён стараниями игуменьи Таисии (Солоповой). Поэтому определённый резон в создании женской общины имелся, но так получилось, думаю, лишь благодаря сотруднице музея Елене Романовне Стрельниковой, позднее принявшей постриг в Ново-Леушинском монастыре с именем Есфирь. Вы её, конечно, знали – она и в вашей газете печаталась, и несколько книг издала, в том числе по нашим новомученикам. Община в Ферапонтово образовалась ещё при советской власти, в 1989 году, но только в 2006-м ей передали надвратные церкви Богоявления и Ферапонта, где мы сейчас служим. Спустя два года они построили деревянную церковь Преподобного Нила Сорского за пределами Ферапонтова монастыря, и службы проходили уже там. Те времена были очень тяжёлые, насколько я слышал: и притесняли их, и скандалы какие-то с музеем. Когда я приехал сюда, общины уже не было. На территории монастыря служба только раз в год совершалась. А теперь есть монастырь, и это главное. Совершаются литургии монашеским чином, служим молебны, панихиды, крестим. Слава Богу.

Храм Нила Сорского близ Ферапонтова монастыря требует ремонта

– У вас с Музеем фресок Дионисия как складываются отношения?

– Директор Ирина Николаевна – хороший, добрый человек. Но этот музей – филиал Кирилло-Белозерского историко-архитектурного и художественного музея-заповедника, где имеется своё высокое начальство. Больших проблем пока нет, слава Богу.

– Трудники вам требуются?

– У нас не очень много места, а гостиницы в Ферапонтово нет, ближайшая только в окрестностях Кириллова. Так что принимаем только на послушание, в братию. Если есть человек, стремящийся к монашеству, то, пожалуйста, пусть приезжает.

– Помнится, ещё во времена владыки Максимилиана говорили, что в Ферапонтово из Троице-Сергиевой лавры приедет много монахов возобновлять монашескую жизнь.

– Не стоит никого ждать, надо самим всё восстанавливать. А что касается количества монахов, то тут всё Промыслом Божиим. Знаете, «даёшь в пятилетку пять монахов!» – это же абсурд. Монастыри всегда постепенно собирались, это дело сокровенное, духовное. И Господь даст столько, сколько надо и когда надо. Москва не сразу строилась.

Я сам в монастыре с 1996 года, начинал в Прилуцком, и за эти годы перед глазами прошло столько людей… В 90-е годы многие люди пришли к вере и многие же шли дальше – в монахи. Сейчас совсем не так. Но это нестрашно – всё равно придёт столько, сколько надо. Да и не каждый же должен быть монахом, не для каждого это спасительно. Тут всё решается Божией волей, а не фантазией человеческой.

– А как понять, пришедший человек приспособлен к монашеству или нет?

– Надо ему пожить в монастыре, и всё станет видно. Он сам всё поймёт, когда включится в эту жизнь молитвы и послушания. Если нет к этому расположения, тогда в монастыре ему делать нечего. Просто так бежать от какой-то нужды в монастырь – это очень плохо. От себя не убежишь, от внутренних своих проблем. Или если человек пришёл потому, что негде жить, – это тоже не монах. Монах – это тот, кто живёт ради Бога.

– Но бывает, что через жизненные обстоятельства Господь направляет…

– Знаете, из-за скорбей уйти в монастырь не совсем правильно. Да, бывает, что какая-то скорбь меняет человека и он задумывается о главном, о спасении. Но вот скорбь прошла, и он думает: «А что я здесь вообще делаю?» Почему так? Потому что со скорбью пришёл – умерла жена или в обычной жизни себя не нашёл. А нужно приходить сюда не со скорбью, а с радостью о Господе, что ты будешь здесь с Ним, ближе к Нему. Хотя жить с Богом можно и в миру, а здесь просто иная жизнь, это подвиг, и оттого радость такая… иная.

– Помимо фресок Дионисия, что паломник здесь может обрести?

– У нас регулярные службы. Можно приложиться к частице мощей преподобного Ферапонта Белозерского, нашего основателя. И к иконе Божией Матери «Скоропослушница», писанной на Афоне в начале прошлого века специально для возобновлённого Ферапонтова монастыря.

Икона прп. Ферапонта также привезена с Афона

Ещё у нас почитаемая святыня – фелонь святого праведного Иоанна Кронштадтского, в которой он служил в нашем монастыре. Эту фелонь сшила для батюшки Иоанна мать Мартиниана, последняя игуменья Ферапонтова монастыря.

– Как она к вам вернулась? Хранилась в музейных фондах?

– Сохранилась благодаря прихожанам. После разорения монастыря была передана в Покровский храм – это рядом с городом Кириллов, а в наше время её вернули сюда.

– А в окрестностях что можно посетить? Насколько знаю, в Ферапонтовом монастыре в качестве простого монаха подвизался бывший Патриарх Никон и своими руками насыпал остров на озере, водрузил на нём крест.

– Это напротив нашего монастыря, на Бородаевском озере. Крест издалека виден. Остров он стал насыпать, когда его сюда сослали в 1666 году. Выбрал для этого отмель, чтобы водой сразу не размыло. По форме остров напоминает ладью, так что это как бы символ Церкви в бурных водах. Там ещё была небольшая келья.

– Вы там бываете?

– Раз в год, когда доступ есть. Летом остров оккупируют чайки, там множество их гнёзд. И если люди их потревожат, то ой-ёй-ёй!

– Неужто заклюют?

– Могут и поклевать. Я в основном посещаю зимой, когда лёд достаточно крепкий и снега ещё не так много наметает.

– Можно сказать, что остров с крестом – это ещё и символ монашества?

– Монашество – это полная жизнь с Богом. А где – на острове, в лесу или даже на территории музея – уже не столь важно. Хотя, конечно, помимо внутренних стен, о которых я вам говорил, желательно бы иметь и внешние.

Фото сделаны в августе 2020 г. И. Ивановым

 

 

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска

Добавить комментарий