Лёгкий человек

А.А. Кононова в редакции “Веры”

С героями нашей рубрики знакомство происходит, как правило, неожиданно. Звонит или заходит в редакцию человек – и оказывается давним читателем «Веры», к тому же столько интересного может рассказать, что скорее берёшься записать. Так вышло с нашей гостьей и на этот раз. Правда, Анна Андреевна Кононова из города Микунь всё смущалась: «Много говорю, грешница», – но мы успокоили: для интервью можно.

Оказалось, Анна Андреевна прибыла в Сыктывкар, чтобы познакомиться с игуменом Игнатием (Бакаевым), чьи статьи в «Вере» ей давно полюбились. Говорит, что и сама о многом так же думала, но не могла бы высказать. Хоть и сравнительно недалёк путь из Микуни, всё же ехала в неизвестность, не зная толком, где находится хутор Визябож. Незнакомые люди подбросили на машине до креста-указателя на трассе, откуда надо было идти самой, но предупредили: «Вы не пройдёте, там много собак». Анна бесстрашно пошла полем к скиту, не встретив дорогой ни зверя, ни человека.

Денис Бакаев, который привёз Анну Андреевну в редакцию, рассказывает:

– Смотрю – идёт через заснеженное поле маленькая старушка. Куда, зачем? А потом узнал её: видел в позапрошлом году в Усть-Вымском крестном ходу. Тогда уже удивлялся: в возрасте ведь, а несёт тяготы пути наравне со всеми.

– Это я ходила Бога поблагодарить за то, что наконец-то крестилась, – улыбается она.

В скиту Анна Андреевна прожила несколько дней. Отпускать обратно не хотели, до того полюбилась братии. Если с человеком тепло и радостно, легко ли расстаться?

Там, где веют степные ветры

Вот и отец её, уходя на войну, никак не мог распроститься со своей младшей дочуркой. Подводы с новобранцами тронулись в путь, Андрея зовут, торопят, а он всё держит её на руках, улыбчивую, в рыжих кудряшках. Будто знал наперёд, что с войны не вернётся.

Мама одна вырастила их, четверых.

Правда, младшая не сильно выросла – всё рыжие кудряшки виноваты. Анна Андреевна смеётся:

– Меня все в детстве по голове гладили. Кто ни увидит мои кудри – рука сама тянется погладить по голове. Вот и осталась маленькой!

Маленькой, да удаленькой. Жила в селе, трудилась наравне со старшими, не боялась никакой работы. Пришёл с войны дядя Михей – стала помогать ему валять валенки.

– Он мне только пятки не разрешал делать, это самое ответственное. А весь процесс помню: стелешь, обминаешь, гладишь, кипяток льёшь, бьёшь – и получаются валенки. Если бы мне было поменьше лет и расстелили передо мной шерсть, так и сейчас бы сваляла. Недавно я была на родине, и при мне племянник стриг овец. А шерсть никуда не принимают: ни на валенки, ни на дублёнки! Люди просто закапывают её. Спрашиваю: почему вы, молодые, валенки не валяете? Так и не поняла, что им мешает.

– А где ваша родина?

– Село Средние Карамалы в Башкирии, на границе с Оренбургской областью. У нас мирно уживались татары и чуваши, мордва и русские. Однажды случился сильный пожар – ребята набедокурили. Сгорело пять домов. Дело было днём, так что скотина уцелела – гуляла по лужайкам. Одна гусыня в нашей избе на яйцах сидела, и дядя Антон Киргизов как-то сумел вытащить её из окна. А Беляковы нас к себе жить пустили. Хороший народ в селе жил. Татары – они, конечно, немного сами по себе, по тем временам это чувствовалось сильно. К православию относились не очень. Но молодёжь была более открытой. А сейчас и у пожилых нет такого неприятия русской веры, как раньше, говорят: Бог один и един.

«Хотелось поблагодарить Бога»

– А в вашей семье верили? – спрашиваю.

– Надо понимать, семья верующая была, – рассказывает Анна Андреевна, – потому что я как сейчас помню: идёт уборка к Пасхе, иконы лежат на столе, рядом – чашка с водой, чтобы протирать, и я стала играть с иконой, мыть её. И как у меня в тот вечер ухо разболелось! Мне говорят: «Иконкой играла? Тебе сказали, чтобы не играла?» Но крестили нас, детей, самозванцы – какие-то проходящие люди. Храм-то в селе уже был закрыт. Я долго считала себя крещёной, но одна воцерковлённая женщина мне сказала, что это не было полноценным крещением. И я в 2012 году в Усть-Выми покрестилась. Не сразу получилось. Первый раз приехала – батюшку не застала. Спросила у служительницы, нельзя ли хоть святой воды взять. Она вынесла мне полную трёхлитровую банку, с тем я и уехала, не зная, сбудется ли моя мечта. Но в один прекрасный день приехала снова, и батюшка, отец Симеон, дал мне книги для подготовки, назначил день. Сколько детворы в тот день было! И я с ними вместе крестилась. Такое счастье было! Я ведь до крещения не понимала, что такое благодать. Хотя нет… Однажды побывала у преподобного Сергия, там-то впервые и почувствовала благодать. Не знала, что на меня снизошло, но так хорошо было! Хотелось уединения, хотелось куда-то далеко идти пешком. Мне говорят: поедем на электричке в Москву, а я даже не поняла, как это – на электричке, собралась уж бежать.

Так что в Усть-Выми я испытала чувство, мне уже знакомое. И кажется, оно меня и не покидает – вот уже пять лет. Я своим приятелкам говорю: «Девчата, как только почувствуете Божью благодать, сразу перестанете за глупыми тряпками бегать, начнёте думать о том, как бы на службу попасть».

* * *

Закипел чайник – пора почаёвничать. Подвигаю поближе к гостье пряники, сахар.

– Добре?, добре?, – смеётся она. И поясняет: – Это по-болгарски значит «спасибо».

– А почему по-болгарски? – удивляюсь.

Анна Андреевна в 80-е годы

Оказалось, что в Коми республику Анна Андреевна попала из-за болгарина. Познакомились с ним в Болгарии – ей дали туда путёвку, а он в это время ненадолго приехал погостить на родину из России, с Удоры, где давно жил и работал. Понравилась ему златокудрая Анна, позвал к себе. Она поступила осмотрительно: вначале послала запрос в Кослан, нужны ли там фельдшера, – шутка ли, из Казахстана ехать, где тогда жила. А когда пришёл положительный ответ, решилась перебраться. И вот живёт на Севере уже несколько десятков лет, совсем своей стала.

– Понравилось вам здесь?

– Очень! У нас в Башкирии не было таких лесов, там степь. Я приехала зимой. Раньше никогда такой красоты не видела, чтобы с деревьев снег такими этими свисал… Как будто их украсили этими снеговыми…

(«И правда, нелегко подобрать слово к “этим”, – думаю я. – Даже Пушкин назвал их не слишком-то благозвучно, хотя и точно – зима у него “клоками повисла на ветвях дерев”».)

– Меня с крыльца окликают, а я даже и не слышу – загляделась. А дышится как! Мне ещё раз крикнули – оказалось, оформляться на работу приглашают, а я стою как заворожённая…

– В Удорском районе мы держали хозяйство и жили зажиточно, – продолжает рассказ Анна Андреевна. – А в те годы – это было начало 90-х – люди бедствовали везде, говорили даже, что в церквах муки не было. И как-то меня это кольнуло в сердце. Собираясь однажды по работе в Микунь, взяла с собой муки. Привезла в микуньский храм Почаевской иконы Божией Матери и оставила матушкам – молча положила на стол и вышла. И так я была рада, что Господь меня надоумил.

– В житиях святых, бывает, рассказывается: кто-то от скудости жизни просит у Бога помощи, вдруг появляется человек и без слов, совсем как вы, приносит то, о чём тот просил…

– Не знаю, почему молча… Может, торопилась или боялась не то сказать, – задумчиво говорит гостья и снова спохватывается: – А вообще я, наверно, много говорю… У вас такие блюдца красивые! Это фары нарисованы?

– Вы смотрите на мир как человек, который живёт возле железной дороги, – смеюсь. – По-моему, это просто ягоды.

– А я там и живу, и работала там, – подтверждает моя собеседница. – Обязанностью моей было работников железной дороги и их детей вовремя вакцинировать. И сопровождать больных приходилось поездом из Кослана до Микуни. Вот сейчас ехали с одной женщиной в Сыктывкар, она и спрашивает: «Вы помните, как меня провожали, когда у меня приступ в почках был?» Отвечаю: «Вроде бы да…» Но на самом деле в память врезаются случаи особенно тяжёлые. Запомнилась история с семилетним сыном Абрамовых. Мальчик был сильно обожжён, и надо было срочно отправлять его на операцию в Микунь. Беда приключилась ночью, но пассажирские поезда в это время суток через Кослан не шли. Ничего не оставалось, как останавливать товарняк. А машинистам это ох как не нравится! Самое трудное – договариваться с ними об экстренной остановке. Но всё благополучно завершилось.

– Поезд всё-таки удалось остановить?

– Начальница станции в Кослане помогла – дай Бог здоровья ей, если ещё жива. Лишь бы правильно назвать её, – Анна Андреевна начинает вспоминать, будто считывает с невидимой полустёршейся страницы: – Анна Саввовна… А фамилия как же? Муж был Гардман, но фамилии были разные, Анна Саввовна… Ой, ты смотри, всегда знала, а решила сказать – и не могу. Вот только она и помогла. Анна Саввовна никогда прежде не была железнодорожницей. А когда приехала к мужу-зэку в Мозындор, то устроилась на железную дорогу. Вот женщина была! Так сердечно к простым работникам относилась, стрелочниц всё учила уму-разуму, надоумливала. Она-то и добилась, чтобы состав замедлили, остановили. В кабине машиниста мы ехали, потеснились там. Всё благополучно закончилось. Вылечили ребёнка, восстановили.

– А если бы не поездом, а машиной? – задаю наивный вопрос.

– Что вы, какая машина – дороги-то не было.

«Хлопотный хлопок»

В ту пору автодорог от затерянных на просторах страны маленьких станций не прокладывали, зато сколько было славных «строек века»! На одной из них – строительстве уникального по тем временам газопровода Бухара – Урал – потрудилась и наша героиня.

– Когда я приехала туда, там вспыхнула холера. Работать пришлось в бригаде по борьбе с холерой, прибывшей из Ташкента. При нас умирали люди. Такое ЧП! И вакцины не было. Сказали, что в одном из городов Сибири только начали её разрабатывать – смехотура, да и только!

Первую партию привезли только на третьи сутки, однако нам не дали – сказали, в обком столько-то доз. Для населения повесили на магазине объявление: «Кушать ежедневно чеснок и выпивать стакан водки». Приходилось пить, куда денешься. А когда наконец поступила вакцина для простых людей, работы было столько, что мы теряли счёт времени. После суток ещё на сутки оставались – вакцинировали целыми улицами.

А до холеры мы, медики, хлопок собирали. Собираешь, собираешь, мешок полный, а ставишь на весы – и ста граммов нет. А норма была – около четырёхсот. Ох! Хочется упасть и плакать. А тебя не спрашивают, с ночи ты или нет, тяжёлая ли ночь была. Ох, этот хлопок такой хлопотный!

Жили мы в Каракалпакии, возле Амударьи, Аральское море неподалёку. А какие усачи в нём водились! Вкуснее рыбы не едала. И надо же – кто-то дал указ оросительные каналы провести от Амударьи и Сырдарьи, которые питали море, и Аральское море высохло…

В дверь кабинета вдруг заглянула женщина в белом халате медработника:

– Мы из соседней поликлиники. Делаем прививки от гриппа. Не желаете? Грипп ожидается тяжёлый.

– Нет, спасибо, – вежливо отказываюсь, а Анна Андреевна тихонько произносит:

– Господь укроет…

Потеряв к нам интерес, дверь медработник закрыла, а Анна Андреевна добавила:

– Никто не знает наверняка: привьют от одного гриппа, а придёт какой-нибудь другой… А я хотела сказать, что Богородица давно нас привила, но не стала. И так много говорю, грешница.

Козы и голуби

Анну Андреевну очень любят птицы. Где бы она ни жила – вокруг неё всегда полно гомонящей крылатой братии. Лет семь назад прошёл по Микуни смерч, разбил у Анны Андреевны стекло на балконе.

– Зато теперь у меня синички кормятся, много-много! – радуется она. – Семечки, крупу насыпаю им, в мороз салом угощаю. А голубей кормлю на площади – на балконе их не привечаю, боюсь, как бы синичек не прогнали. В Казахстане жили – у нас голубка на балконе свила гнездо и высидела птенцов. Редкий случай! А на Удоре держала четырёх квочек сразу. Знакомые удивлялись: как ты с ними справляешься? У меня весь двор жёлтый был от цыплят.

Даже в городской квартире умудрялась Анна Андреевна прирастать живностью крупнее кошки и собаки – в сарае возле дома, например, держала козу.

– Очень умной была моя любимая Зорька, – рассказывает она. – Когда она заболела, я на сене рядом с ней спала, а поправилась она – хотела за мной в квартиру идти.

Очень скучает Анна Андреевна по тому времени, когда поля в Коми республике были засеяны, а по зелёным лугам гуляли коровы и лошади. А сейчас… Ездила в Кочпон на престольный праздник – и горестно удивлялась дорогой: стоят красивые особняки, а земля нераспаханная, борщевик – стеной!

– Когда Главу республики Гапликова выбрали, я его скорей в помянник записала о здравии, – говорит Анна Андреевна. – Думала, а вдруг поможет нашу коми жизнь лучше сделать, чтобы землю снова распахали, чтобы коровы по лугам ходили. А то ведь скоро всех нас пластиком сверху накроют – еда-то откуда возьмётся? Поля заросли, стада под нож, а масло каждый день хотим кушать…

Кто любит – тот любим

А она бы хотела укрыть всех сверху любовью. Говоря об этом, делает такой жест – словно обнимает всю землю.

– Я никому зла не желаю, мне всех жалко. Зачем кому-то зла желать? Нас много, и никто никому не мешает.
В канун Нового года и Рождества Христова стайкой пёстрых птиц к Анне Андреевне слетятся поздравительные открытки: от дочки и внучки из Самары, из фонда «Подари жизнь», куда ежемесячно отчисляет она из пенсии на лечение больных детей, из родного села в Башкирии и ещё из многих-многих мест, где живут люди, любящие её.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска

Добавить комментарий