После смерти отца и жены немолодой уже хант Ванхо решил принять крещение, а заодно и крестить детей. У него их четверо, и устал он – честно признался себе – за них тревожиться. Ванхо хотел, чтобы, как написано в Библии, которую ему оставили геологи, полностью доверить всё и самому довериться Богу. Но не знал, как это сделать. Долго думал. Потом решил, что с чего-то надо начинать. «Дети вот-вот вырастут и разбегутся, а это неправильно, – размышлял он. – Они – одно целое. Я должен молиться за них. Нет, не так: я должен иметь право просить Бога за них. А кто имеет право? Тот, кто исполняет заповеди, кто носит крест, кто спасается именем Христа… Надо же, даже от одного упоминания стало спокойно…»

На следующий день Ванхо поехал в райцентр, в церковь.

Он давно не бывал на пристани, поэтому немало удивился, когда увидел, что рядом с часовенкой полным ходом идёт строительство храма. Поднял голову, посмотрел, как наверху рабочие связывают стропила балками, спросил, нужна ли помощь. Ему ответили, что пока нет, а вот завтра-послезавтра вполне может понадобиться. Тогда он в нерешительности спросил, где можно найти попа. После этого, стыдясь самого себя, отошёл в сторону. Как-то неловко стало: а ну как поп всем расскажет про него и мужики будут смеяться? «Они и сейчас над чем-то посмеиваются наверху, только не разберёшь, о ком говорят. Ну, конечно, о нём. Другого здесь нет. Эх, Ванхо, трухлявый пень, зачем ты сюда пришёл? Мало тебе позора, теперь добавится…»

Он уже развернулся, чтобы идти обратно, но вдруг откуда-то из подсобки вышел мужчина в робе, поздоровался с ним и спросил, зачем пожаловал. Обращение вежливое, но не дипломатическое, и глаза незнакомца хорошие, можно сказать, родные – какой-то внутренний свет в них был; видно, что человек этот много страдал. Ванхо облегчённо вздохнул и стал рассказывать священнику про себя, своего отца, жену, детей. Ушёл он обновлённым и с твёрдым намерением начать новую жизнь.

– Так, дети! Завтра мы все идём в церковь креститься! – объявил он прямо с порога. – Будем носить крестики и православные имена. Я уже обо всём договорился. Сейчас пойду сеть на рыбу ставить, чтобы не с пустыми руками идти к попу, деньги с карточки снял купить крестики и всё, что нужно.

– Батя, вот ты умеешь удивлять! А может, у меня на завтра планы, – усмехнулся старший сын Альвали.

– Какие планы летом в посёлке? – возразил отец. – Планы могут быть в городе. Там всё по часам и минутам расписано, а здесь живём по-простому, природному. И это, если хотите знать, мой приказ. Я нечасто приказы отдаю, поэтому вы и распоясались. Но всё равно знайте: отцовское слово – закон! А уж зачем я так решил, что я думал перед этим и с кем советовался – не вашего ума дело. Знайте одно: я хочу как лучше. И за каждого из вас я переживаю как за маленького! Да что там переживаю! Болею. С ума схожу, когда вы где-то пропадаете надолго. Вы же не понимаете, что я хочу доверить вас Богу!

Дети внимательно смотрели на отца. Он так с ними ещё не говорил.

– А я, между прочим, и так крестик ношу, – заявила Шурка. – Вот только простой, а хотелось бы золотой, небольшой такой, и с бриллиантиком, как у некоторых девчонок. И вообще, крестик – это красиво. Когда покрещусь, куплю себе несколько, чтобы можно было носить и с платьем, и с блузкой. И на цепочке, и на верёвочке…

– С тебя и деревянного хватит, – взглянул на сестру Альвали. – А вот вторая часть вопроса мне интересна. Это какие же у нас будут имена?

Ванхо поплёлся на кухню, открыл кран и, подставив руки под тёплую струю воды, начал рассуждать:

– Ну, Альвали – Алексей, может быть. Шурке не надо ничего выдумывать, она так и будет, как в паспорте, Александрой. Красиво-то как! На старом хантыйском Алессандра означает «яркое северное сияние», оно появляется редко и рисует на небе горы, озёра, иногда замёрзшее море, покрытое скорлупой льда. Алессандра ещё означает «расстояние, этап между вчера и сегодня». Удобное имя, его можно выговаривать, даже если совсем нет зубов. Пынжа – Павел или Пётр. А вот Унху – даже не знаю. Есть такое имя Устин, но что это за имя такое?

– А были известные Устины? – спросила Шурка, всё ещё находившаяся под впечатлением от рассказа про собственное имя.

– Нет, – покачал головой Ванхо, – не помню.

– А почему обязательно на «У»? – начал рассуждать Альвали. – Можно, в принципе, другое имя. Например, Данила…

– Нет, я не хочу быть Данилой. У нас в классе уже два Данилы есть!

– Можно давать имя по святцам, – сказала Шурка. – Посмотрим в календарь на завтрашний день, какие там имена. Вот и выберешь себе. Многие так делают.

– А что, идея, – согласился Ванхо. – Молодец, дочура.

– Па-а, а себе имя-то придумал? – улыбаясь, спросила Шурка. – Или тоже по календарю будешь зваться?

– Придумал, а как же – Иван. Частое русское имя. Меня так и в армии звали. Только немногие знали, что я Ванхо – сын снега и крепкого льда. Вы это… готовьтесь, а я сети ставить пошёл. Завтра в пять разбужу, пока доедем, будет семь, а надо успеть до обеда, дел полно, поэтому ложитесь пораньше.

Утром, вернувшись с рыбалки, Ванхо увидел младшего сына и испугался. Вечером мальчик, пока никто не видит, побежал к реке и закопался по самую голову в ил, вообразив себя индейцем. Он густо обмазал грязью голову и шею, когда же пришёл домой, на него никто не обратил внимания. Альвали, как обычно, устроил перекличку, все ли дома, и, пожелав спокойной ночи, уснул. Унху пролепетал, что он здесь, и сладко засопел. А наутро отец разглядывал на кровати серо-голубоватого человечка, в котором не сразу можно было признать сына. Вспомнил, что горячей воды в бойлере нет. Тихо повернулся и поплёлся на кухню, набрал воды в чайник, заглянул в кладовку, где на гвозде висела детская ванна. Когда вода нагрелась, Ванхо начал будить детей, наказав им нарядиться: сегодня им предстоят крестины и новая жизнь, в которую они войдут с другими именами. Тут обнаружилось, что Пынжу укусил шершень и левый глаз его полностью отёк, Шурка наступила ночью на иголку, кровь текла так, что Альвали пришлось менять повязки несколько раз, а пока возился, сам простыл на сквозняке, и теперь у него температура.

Отец тяжело вздохнул, понял, что сборы будут непростыми, но отступать нельзя: он человек слова, обещал попу привезти семью – значит, привезёт. А детям напомнил, чтобы ничего не ели накануне – креститься надо натощак. Этого ему поп не говорил, Ванхо сам так решил: вдруг окажется, что так надо? Лучше поступить сразу правильно, чтобы второй раз не ехать. Да и будет ли второй раз? Такие дела обычно затягиваются…

Унху с рёвом залез в коляску отцовского мотоцикла, к нему прыгнул Пынжа. Шурка, увидев, что у младшего брата грязь застряла в ушах, достала ватные палочки из косметички и принялась чистить. Ванхо скомандовал садиться ей спереди, как в детстве, а Альвали, держась за спину отца, устроился сзади. В таком виде они поехали по ухабистой поселковой дороге.

«Крещается раб Божий Стефан во имя Отца и Сына и Святаго Духа», – произнёс священник над Унху.

Мальчик расплылся в улыбке. Ребёнок в белоснежной крестильной сорочке, которая случайно оказалась в багаже батюшки, стоял в недостроенном храме среди братьев, сестры и отца и по-детски светился от счастья. Северное солнце щедро пустило свои лучи внутрь сквозь многочисленные щели и глазницы окон, наполнив пространство вокруг тёплым светом. Он смотрел на торжественного отца, немного удивлённого старшего брата, предельно внимательного среднего брата и сосредоточенную на чём-то сестру, словно видел их впервые, и старался запомнить их такими. Конечно, это самый лучший день в его жизни! Теперь он – Стефан. Но не для всех, а только для Бога и домашних. И конечно, Унху, который Стефан, больше не станет закапываться в ил и ящерицам хвосты отрывать тоже. Хотя нет. В ил он, может, и закопается, но только по пояс, чтобы крестик не замарать.

По дороге домой счастливый отец семейства скупил половину сельского магазина, позвал соседей и тёщу и закатил такой пир, что весь посёлок всё лето только о нём и говорил.

Ольга Иженякова

 ← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска